– Но почему?
– Я его боюсь. Он хочет меня убить, – прошептала бабушка Соль сквозь пальцы.
Вот уж удивила – ничего не скажешь. На данном этапе моей великой и всепоглощающей любви – а вы уже догадались, что я влюбился в нее до смерти? – даже в мечтах я не доходил дальше ее руки – дотронуться и чуть подержать за пальчик.
– Ты что, не замечаешь? – удивился и Кортик. – Да он влюблен в тебя по уши!
– А я что говорю! – закричала бабушка Соль, открыла лицо и стукнула ладонями по столу.
Кортик от неожиданности подпрыгнул. Я отметил про себя, что бабушка Соль из всех возможных способов развязать конфликт или его уладить почему-то выбирает шлепанье ладонями по поверхности стола.
– Но любить и убить – не одно и то же! – напирал Кортик.
– Ты ничего не понимаешь, – покачала она головой. – Ничего. Как же мне объяснить, что для него – это одно и то же!
В Калининграде – ливень в полдень. Или полдень в ливень? Или полвень в лидень.
Короче, именно в это время и в такую погоду Кортик в гостиничном номере поджигает пламенем из газовой горелки белую воздушную пену. Часа два он эту пену изготавливал под строгим присмотром Ассоль. Сначала были взбиты белки с сахарной пудрой, а потом Кортик добавлял в пену сухое шампанское – по чайной ложке минут сорок.
– Если пена не опадет… – сказала Ассоль.
Она не опала. Двести граммов шампанского вошли в белки, как в родную субстанцию. Оказывается, редкий кондитер может добиться такого результата, да еще с первого раза.
Перемолоть в кофемолке жареный миндаль в муку – дело для подмастерья. Кортик и с этим справился. Добавить эту миндальную муку в пену из белков, сахарной пудры и сухого шампанского – задачка потрудней. Итак, горка пены с миндальной мукой выложена на поднос. Ассоль ставит вокруг этой горки раздвижной экран из тонких металлических пластин. Кортик надевает маску газосварщика. Берет газовую горелку и выпускает на пробу из нее пламя разной длины. Получается.
– С богом! – напутствует его бабушка.
Кортик примеривается, чуть приседает и ровным движением срезает пламенем самую верхушку горки. Потом – на полсантиметра ниже. Запекшиеся кусочки пены отлетают, врезаются в экран и падают на поднос.
Когда от горки осталась половина, Ассоль дала знак, Кортик выключил пламя. Бабушка собрала готовую для торта продукцию – хрустящие кусочки, которые взрываются во рту. Никому не рекомендую повторять подобный фокус в домашних условиях – только в кондитерской «Сладкие губки», что в переулке – с Малой Грузинской – направо, сразу за общежитием консерватории. И только под строгим присмотром Эйсы.
Оказалось, оставшаяся половина пены уже почти непригодна – снизу начала подтекать, да и количество воздуха в ней уменьшается с каждой секундой работы газовой горелки. По ходу дела я выяснил, что больше всего готового продукта получается у Эйсы, она успевает срезать две трети горки за восемь секунд.
Ассоль сложила отдельно хрустящие запекшиеся кусочки разных размеров и форм, и крем, который она приготовила за пару минут – два яичных желтка, тридцать граммов густого сливочного ликера и сто граммов взбитой венчиком сметаны.
Кортик одевался под подробные инструкции.
– Ставишь подставку под торт. Осторожно ссыпаешь горку. Выравниваешь ее. А потом просто выложишь крем сверху на горку. Пока будешь рассказывать, крем стечет равномерно, если…
– Я все запомнил, хватит повторять!
– Ты не должен смотреть ему в лицо, пока рассказываешь, а то собьешься…
Ого! Как она волнуется.
К гостинице был подан… лимузин. Самый настоящий, черный и длинный, как крокодил. За рулем сидел «хороший знакомый» бабушки Соль – «он мне обязан, уже не помню, чем!..». Кортик с большим прямоугольным саквояжем прошествовал в черный лимузин, причем сам он был весь в белом.
Вас наверняка интересует, замазал ли мой друг синяк под правым глазом? Так вот – нет. Не замазал.
Лимузин отвез его в старый город, где сам автомобиль с большим трудом протискивался по улочкам. Кортик потом рассказал, как из-за этого лимузина в одном из переулков случилась большая пробка – лошадь с телегой не смогла подать назад, и три велосипедиста перекрыли движение, глазея на автомобиль.
Когда они подъехали к нужному дому, из нижней его половины – из окон и с балкончиков – появились жители, чтобы в подробностях рассмотреть, как из черного-черного лимузина выходит Кортик – весь в белом, с фиолетово-желтыми подживающими разводами под глазом и с потрепанным саквояжем времен Первой мировой войны. Эта самая половина занимала три нижних этажа дома, ее заселяли поквартирные жильцы, а два верхних и пристройка с башней над отдельным входом принадлежали господину Готланду.
Догадайтесь, куда угодил Кортик, как только вошел в тот самый отдельный вход с башней? Правильно! В лифт. И что он делал, пока тащился вверх? Правильно – напевал. Естественно, «…ах, мой милый Августин!..».
В доме у старика Готланда пахло… корицей. В плане запахов я вполне Кортику доверяю. Корицей так корицей, ему видней после курса обучения в кондитерской «Сладкие губки». Но вот предположение Кортика насчет того, что старик потихоньку кулинарит в своей темной запущенной кухне, мне не очень понравилось. Подумаешь, корица. Может, он ею забивает запах разлагающихся ковров в прихожей.
Итак, Кортик на месте. Моложавый прислужник интересуется, как о нем доложить.
– Икар Ландер – по матери и Кортнев – по отцу, – уверенно заявил Кортик.
Через минуту его провели «в залу». Старик сидел в инвалидном кресле спиной к окну. Шторы были задернуты, зато в комнате был настоящий камин, он горел, и света от него хватило, чтобы Кортик в подробностях рассмотрел сидящего. Поскольку Готланд не произнес ни слова, Кортик – тоже молча – подошел к столу с древней скатертью, свисающей почти до пола, и поставил на него саквояж.
Медленно и сосредоточенно он достал оттуда сначала подставку для торта – плоскую хрустальную вазочку на короткой ножке с основанием в форме восьмигранника. Потом основу торта – запекшиеся кусочки, которые он ссыпал в вазочку.
Молчание затягивалось.
– Торт делается при помощи газовой горелки. Это такая штука, которая выдает пламя. Пламя можно регулировать.
Старик чуть пошевелился и издал хрюкающий звук.
– Итак, – приободрился Кортик, – взбиваем белки с сахарной пудрой, добавляем постепенно шампанское, если пена после этого устоит, вмешиваем в нее миндальную муку.
– Шампанское? – прохрипел старик. – Ты сказал: в белки – шампанское?
– Да. Это самое трудное. Потом включаем газовую горелку…
– Где она? – спросил старик.
– Горелка? – растерялся Кортик. – Я не взял.
– Где эта испорченная девчонка? Она приехала?
Уж не знаю, как Кортик догадался, что Готланд говорит о бабушке Соль, но ответил он правильно:
– Я вместо нее.
– Подойди.
Кортик сделал два шага к креслу, и в этот момент старик включил направленную лампу, а вернее сказать – прожектор, а Кортику вообще показалось, что это был луч маяка.
Рассмотрев того, кто пришел вместо «испорченной девчонки», Готланд прожектор выключил и спросил:
– Откуда синяк?
Подумав, Кортик ответил:
– Из кондитерской.
Такой ответ почему-то не понравился Готланду.
– Не дерзите мне, молодой человек!
И Кортик уверенно вернулся к столу, чтобы выложить крем на горку запекшегося белка.
– Готово, – доложил он.
– Нет, – выдал Готланд. – Через четыре с половиной минуты будет готово. Когда крем сползет. – И позвонил в колокольчик.
Вошел прислужник. Принес блюдце и ложку.
– Это твой природный цвет волос? – спросил Готланд.
– Да.
– Отчество твоей матери?
– Питэровна, – стараясь не злорадствовать в открытую, доложил Кортик.
Старик сделал движение рукой. Слуга поднес ему вазочку, и Готланд сам отковырял в блюдце нужное количество торта. Набрал ложку и отправил в рот. Похрустывая запекшимися кусочками, которые, как надеялся Кортик, успели уже немного пропитаться кремом и стали нежнее, Готланд не сводил глаз с моего друга и то ли от старости, то ли от волнения пустил слюну изо рта. Кортик, конечно, решил, что это случилось из-за необычайно вкусного торта.
Прислужник быстрым движением промокнул подбородок хозяина салфеткой.
– Что у тебя еще есть для меня? – спросил Готланд, проглотив кусок.
Кортик расстегнул три верхние пуговицы на белой рубашке.
Готланд еще раз включил свой прожектор. Когда он его выключал, рука тряслась и он не сразу нащупал нужную кнопку.
– Сколько тебе лет?
– Четырнадцать.
– День и месяц?
Кортик назвал день и месяц своего рождения.
– Группа крови?
– Вторая, – отрапортовал Кортик.
«Он спросит у тебя дату рождения и группу крови», – предупредила его бабушка час назад.
Старик покачал головой.
