Старик покачал головой.
– Не могу поверить, что эта стерва за столько лет ни разу не захотела меня тобой поразить.
– Она меня сама не видела с дня рождения. Боялась, – объяснил Кортик.
– Уходи, – потянулся к колокольчику Готланд. – У меня для нее ничего нет. Так ей и передай. Ничего.
– Зато у вас есть кое-что для меня, – заявил Кортик.
– После смерти. Мой адвокат тебя найдет.
– Мне это нужно сейчас.
– Говори.
– Кому вы отдали карту фар…ватера у острова Борнхольм?
Все-таки он выучил это слово!
– Отдал, кому полагается. Наследнику. Приходил немец с ручной обезьяной, – ответил старик и позвонил в колокольчик.
Когда Кортик с саквояжем был уже у двери, Готланд громко объявил:
– Это мой сын придумал!
Кортик обернулся.
– Шампанское – в пену, а потом – огнем. Это придумал мой сын Питэр. Скажи этой…
– Она знает, – уверил старика Кортик.
– Я пробовал. У меня ничего не получилось, – пробормотал тот уже сам себе. И вдруг вскинул голову: – Вернись!
В комнату вошел слуга. Старик устало приказал:
– Отдай этому юноше синюю папку из архива номер пять.
Слуга принес небольшую стремянку и полез на книжные полки.
– Кое-что для тебя. На твое усмотрение, – сказал Готланд Кортику. – Хорошенько подумай, прежде чем отдавать ей это.
Вернувшись в гостиницу, Кортик описал все в подробностях – даже запах корицы не забыл.
– Старик похож на засушенную саранчу с вот таким носом! Представляешь? – он никак не мог успокоиться. – Он пробовал взбивать белки с шампанским! Но у него ничего не получилось. Так и сказал: пробовал, но…
– Прекрасно представляю, – грустно усмехнулась Ассоль. – Еще одна выдумка, которую я воплотила в жизнь только благодаря Эйсе.
– То есть это – блеф? – опешил я. – И сын Готланда…
– Питэр рассказал отцу о торте, который он хотел бы сделать в цирке. Мы это вместе придумали – экран, огонь, шампанское… Эйса год назад добавила в рецепт молотый орех, и тогда кусочки перестали разлетаться в брызги. Он так и сказал – для меня ничего нет?
– Так и сказал.
– Я не понимаю, – развела руками Ассоль.
Кортик позвал меня в ванную и прошептал:
– Старик сказал, что у него был немец с ручной обезьяной. Это ювелир Кох.
– Мало ли немцев с обезьянами… – начал я, но Кортик перебил:
– Он сказал, что отдал карту наследнику.
Дверь резко распахнулась.
– Опять, да? – укоризненно спросила бабушка Соль. – Что происходит?
– Готланд отдал карту Энгелю Коху, – вздохнул Кортик.
– Так и сказал – Энгелю Коху? – не поверила она.
– Он сказал, что уже отдал папку с фарватером наследнику. Немцу с ручной обезьяной. Думаю, это был Энгель Кох.
– Почему именно он?
– Потому что мы с Атилой видели в доме Энгеля Коха чучело обезьяны.
– Кох-сын показывал вам свои чучела? – прищурилась Ассоль.
– Нет. Мы залезли к нему в дом после выстрела… – Кортик замялся. – После того, как…
– После того, как на голову этому Энгелю свалилась со стены голова зубра, – помог я объяснить. – Для таксидермиста это просто знаковая смерть, вам так не кажется?
– Кох сделал чучело из вашей собаки! – дошло наконец до бабушки. – Вы полезли в его дом, чтобы забрать чучело. Все понятно. Непонятно, зачем Коху нужен фарватер, если он не знал координат. Он не смог бы пропахать всю эту линию по дну.
– А если… знал? – осторожно предположил Кортик.
– Да откуда?
– Куда ты дела коробочку от чая с письмом Нины Гринович?
– Коробочка была похоронена вместе с хозяйкой.
Кортик открыл было рот, но я дернул его за руку.
– А хозяйка коробочки была похоронена дядей Моней? – Я успел предотвратить вопрос Кортика «В который раз похоронена – в первый или второй?».
– Что происходит? – напряглась Ассоль. – Что вам наговорил Мишка Швабер?
– А эта коробочка из чего была сделана? Может, она давно истлела – столько времени прошло, – с надеждой поинтересовался Кортик.
– Это была луженая жесть, если почва сухая, коробка лежит до сих пор. Хотите выкопать? Не советую.
– Почему?
– Не найдете, – самодовольно заявила бабушка Соль.
Итак, я пошел на поводу у моей мудрой матушки и не стал предотвращать совершенно бесполезные и, с моей точки зрения, даже опасные действия бабушки и внука по розыску бриллиантов Коха-старшего. Кончились эти поиски плачевно – для меня. Хотя кое-что я поимел – кран, например, но в общем… По порядку.
К вечеру мы вышли из Калининграда.
– Аська! – Кричала рулевая. – Радуга на зюйд-весте!
Бабушка Соль вышла на палубу с фотоаппаратом.
– И что такого? – уныло поинтересовался Кортик.
– Радуга, – разъяснил я, – перед самым закатом солнца. В море!
Похоже, его опять укачало. Значит, на ужин будет рыба, приправленная имбирем. Я этот самый имбирь на дух не переношу. Но, говорят, от морской болезни помогает.
За сутки мы добрались до немецкого острова Рюген. Стали на прикол. Еще полтора дня – погружения каждые два часа, рыба с имбирем, икра из баклажанов и бананы.
Кортик выяснил, что на большую глубину лучше погружаться с грузовыми ремнями. В карманы этих ремней закладываются свинцовые пластины – бывают до трех килограммов. Бабушка Соль кроме этого еще надевала на ноги манжеты со свинцовым песком. На эту тему у них случился спор – как сканер по определению кристаллической решетки свинца будет искать этот самый свинец, если сам поисковик весь им обвешан?
Бабушка Соль сказала, что не все такие романтики, чтобы нырять на дно Балтийского моря с аквалангами. Есть люди разумные и богатые, которые погружаются в батискафах.
– Но это – не мы, – вздохнул Кортик.
Полдни были тихими-тихими. Все спали, а я сидел на корме и рассматривал берег в бинокль. Наконец наступил решающий день, когда бабушка Соль стала упаковывать сварочный аппарат, поплавки для поднятия груза со дна, датчик на излучение, запасные баллоны. Дело было к вечеру. Я думал – поиски ночью начнутся, но вдруг, когда совсем стемнело, рулевая с коком спустили на воду моторную шлюпку.
Ассоль попрощалась со своими «матросами» и, стараясь не шуметь, мы погрузились в лодку.
– Часа два погребем, – сообщила она Кортику. – Мотор включим, когда отплывем подальше. Ничего, море тихое, справимся.
Тихое-то оно тихое, но грести два часа, преодолевая сопротивление волн, это я вам скажу…
– Зачем такая конспирация? – не выдержал Кортик.
– Береженого, как ты знаешь….
– Так ведь вокруг ни души, ни судна!
– Греби!
– Еще полчаса погребу и потом не смогу нырять.
– Погружаться!
– Погружаться. Не смогу!
– Сможешь. Вода поможет.
– Мы что, будем нырять с этой шлюпки? – поинтересовался я.
– Нет, – выдохнула Ассоль. – МЫ будем нырять с буксира.
После этого Кортик только и делал, что высматривал буксир. Все равно не углядел. Ассоль завела мотор, и мы плыли еще больше часа.
Буксир оказался небольшим обшарпанным катером. Внизу была только одна каюта, в которой ютились четыре койки и столик. Хозяин судна помог нам подняться из шлюпки и сам молча затащил сумки со снаряжением на палубу.
– Как тут? – спросила Ассоль.
– Неспокойно. С вечера два катера шныряли. Русские.
– Может, туристы?
– Без женщин и музыки, – отмел эту версию хозяин буксира. – Через два часа пройдет пограничный катер. Если хотите залечь спать, приготовьте мне все документы. Ночью отойду в ничейку километра на два.
– Спать? В таком месте? – Кортик содрогнулся, осмотрев каюту и ведро с крышкой вместо биотуалета в углу.
Подошел попробовать, жесткая ли койка, прилег и мгновенно заснул со свесившимися вниз ногами.
– Вот и отлично, – удовлетворенно заметила бабушка Соль, закинула ноги внука на постель, укрыла его сомнительного вида одеялом и ушла со спальным мешком на палубу.
На рассвете она растолкала Кортика. Дыхательную гимнастику он делал с закрытыми глазами.
Хозяин буксира завтракал жареными яйцами, хлебом с ветчиной и сыром, арахисовым маслом и печеньем. Только было Кортик обрадовался, увидев все это великолепие, как бабушка Соль развернула его к табуретке, возле которой стояла миска овсянки, сваренной на воде.
– Но!.. – начал было возмущаться Кортик.
– Добавь орехов и изюма, – перебила бабушка. – Поужинаешь плотно.
– А обед? – Кортик заметил пробел в ее планах.
– Обеда не будет. Выпьем шоколаду с сухариками. Готов? – Съев овсянку, она встала.
И Кортик быстро засыпал кашу орехами.
В этот день он погрузился на шестьдесят метров.
– И как там? – спросил я, когда он валялся на корме, раскинув ноги и руки.
– Как в космосе, – ответил Кортик. – Только ни фига не видно. Куча металлолома – затонувший корабль. Приказано было не трогать его ни руками, ни ногами. Обещала найти что-нибудь поновей, чтобы показать правильный вход и выход в отсеки под водой.
