Хозяин буксира – он так и не представился – на завтрак жарил яйца с ветчиной, на обед готовил кулеш – густую кашу с кусками жирной свинины, на ужин варил картошку и выкладывал на нее порезанную сельдь невиданных размеров. Ассоль и Кортик мылись в бочке с пресной водой, в которую перед этим на полчаса опускался киловаттный кипятильник еще советского исполнения, а капитан предпочитал обливаться холодной водой – на палубе, голый – и потом бегать, содрогаясь и крича.
И такая развлекаловка продолжалась четыре дня. На пятый бабушка Соль после утреннего погружения начала готовить поплавок для поднятия груза.
Я затаил дыхание. Кортик приложил палец к губам – ничего не спрашивай. Уже два дня бабушка сильно нервничала – с внуком общалась при помощи жестов, на попытку разговорить ее только закрывала глаза. Ассоль еще раз погрузилась одна, потом – через сорок три минуты – выплыла и показала Кортику приготовиться. Сама поднялась на буксир, закрылась с капитаном в рубке, и они что-то обсуждали минут двадцать. Когда вышли, хозяин буксира притащил свое подводное снаряжение и начал готовиться.
Через час на поверхности воды метрах в ста от буксира выбулькнул надутый воздухом шарик. Еще через двадцать минут на борту валялся странный сосуд, напоминающий огромную гильзу с нарезкой по открытому краю, как будто на него что-то навинчивали. Я заглянул внутрь – пустота.
Ассоль в изнеможении сидела рядом со свинцовой гильзой, обхватив колени руками.
– И никаких признаков шапки, – сказала она. – В радиусе трех километров.
– Шапка – это то, что сюда накручивалось? – спросил я.
Тишина.
– В шапке был радий, да?
– Никакого радия в радиусе трех километров, – повторила бабушка Соль. – И если ты сейчас скажешь, что шапка непостижимым образом сама отвинтилась и все бриллианты рассыпались по дну!..
– Знаю. Ты меня прибьешь, – откликнулся Кортик. – А сама зачем так думаешь?
В это время уже переодевшийся капитан высунулся из рубки и крикнул:
– Гости!
На подплывшем катере было двое мужчин. Они не спеша поднялись на палубу, мельком глянули на валявшуюся гильзу и пристально рассмотрели лежащий рядом гидрокостюм Кортика, сварочный аппарат, акваланги и даже ласты.
Увидев их, бабушка Соль стала снимать свой костюм. Кортик ей помог, и в момент, когда мужчины подошли к гильзе, Ассоль уже стояла в мокром шерстяном белье – футболка с длинными рукавами и трико в обтяжку. Мужчины застыли глазами на ее фигурке и поплыли мозгами – у меня так тоже происходит, когда я вижу бабушку Соль в чем-то обтягивающем.
– Здравствуйте, Антон Макарыч и незнакомый досмотрщик вещей! – громко поприветствовал прибывших Кортик, укрывая бабушку одеялом.
И тогда я тоже их узнал. Они обыскивали сумку Кортика во дворе Надома.
– Зовите меня Коля, – предложил напарник Антона Макарыча.
– А меня – Макарыч! – радостно объявил тот. – Нас в отделе так и зовут – Коля-Макарыч, правильно, Коля?
– Правильно, Макарыч!
Ассоль, ни слова не говоря, спустилась вниз переодеваться. Гости пошли в рубку. Через минуту оттуда послышался разговор на пределе громкости. Капитан, иногда дополняя свои объяснения ненормированной лексикой, объяснил, что все разрешения и у него и у гостей есть, но именно русским кагэбэшникам он их показывать не собирается; на буксире он один, без помощников, потому что взял две недели отгулов поправить нервы в одиночестве; Ассоль Ландер он знает давно и не имеет ничего против ее присутствия на своем буксире; что она ищет, понятия не имеет, но всегда готов помочь этой женщине таскать тяжести; документы в порядке, буксир – его собственность, и если его немедленно не прекратят допрашивать, ненавязчиво касаясь кобуры пальцами, то он напишет жалобу в русское посольство в Дании, гражданином которой он является уже три года. Он добавил, что если мужики хотят поговорить по-хорошему, то у него есть литруха настоящего украинского самогона – свояк на днях привез, а по-другому пусть катятся с его судна, пока он не достал ружье, потому что удостоверения, которые ему тычут в морду, для него уже три года – просто никчемные бумажки, и он имеет полное право прострелить непрошеным гостям задницы.
За это время Ассоль переоделась и даже высушила феном свои короткие белые волосы шапочкой. Вытянув ноги, она сидела в шезлонге – единственная роскошь на этом корыте – и курила сигарету, задумчиво обозревая горизонт. На бабушке были джинсы, белый вязаный свитер с высоким воротом и белые шерстяные носки. Лицо приковывало взгляд равномерным южным загаром и ярким цветом глаз – в полдень вышло солнце, и спокойный серый цвет их поймал отражение от моря. Прибавьте к этому капельки металла на скуле и еще одну – над губой – эта меня особенно заводила! Затягиваясь, Ассоль слегка шевелила ступнями.
Я подумал, что она в порядке – за десять минут успела успокоиться и отойти от новости о пустой свинцовой гильзе. Но потом, присмотревшись к ее зрачкам, понял, что бабушка Соль выпила, и изрядно. Она заметила мой взгляд, подставила глаза, чтобы я подрожал минуты две в их холодном презрении, потом медленным движением надела солнцезащитные очки.
Кортик все это время ходил туда-сюда, таская снаряжение к бочке с пресной водой, чтобы промыть.
Гости вышли из рубки.
– Ассоль Марковна, Ассоль Марковна! – укоризненно покачал головой Коля. – В вашем-то возрасте, да в таком море устраивать подобное шоу? Разрешите пульс? – Он взял левое запястье бабушки Соль и с минуту напряженно прислушивался.
– Семьдесят два, как в копеечку? – спросил Антон Макарыч.
– Семьдесят четыре! – поразился Коля. – Мне бы такой пульс.
– И я бы не отказался от такого пульса, – поддержал его завистливым вздохом напарник.
Они огляделись, ища, на что можно сесть. Коля принес ящик, а Антон Макарыч нашел пустой бидон и перевернул вверх дном.
– Итак, – заявил он, устроив задницу в равновесии, – вы нашли свинцовую колбу ювелира Коха. По-ра-зи-тель-но! Как вам это удалось? Без нашлепки с радием?
Бабушка Соль докурила сигарету и бросила ее за борт. Сквозь темные стекла выражения ее глаз было не разглядеть.
– Я начинаю верить в удачу кладоискателей, – ерничал Коля. – Найти такую штуку на дне, в металлоломе, это же просто удача!
– Ассоль Марковна, милая вы моя, – подался вперед Макарыч, – я за вами неделю наблюдал, все не мог поверить, думал – это фокус такой. Но уж когда вы доплыли до буксира и стали нырять, тут я обалдел. Обалдел ведь, Коля?
– Обалдел, Макарыч, и я обалдел, – кивнул Коля. – Я еще сказал, не иначе она хочет все так изобразить, что внучек найдет бриллианты себе на день рождения.
– Точно, – кивнул Макарыч. – Мы два дня так думали. Мы думали, вы с ним нырнете, спа-а-а-акойненько так подведете мальчишку на дне к нужному месту!.. Подбросите… И – что это у нас тут лежит? Ай! Это же клад ювелира Коха!
Бабушка Соль достала из кармана джинсов еще одну сигарету и медленно ее прикурила от предложенной Колей зажигалки.
– А тут смотрим – вы колбу пустую достали, – закончил Коля, убирая зажигалку. – Ассоль Марковна, неужели вы ничего не знали?
– Она могла не знать, – кивнул Макарыч. – Она в то время в Танжере была на раскопках.
– А какого… тогда ее внук стрелял в Коха-младшего? И где чучело пуделя с бриллиантовыми глазами, спрашивается?
В этом месте бабушка поверх очков задумчиво посмотрела на Кортика.
– Допустим, она – ни сном ни духом. – Коля продолжал изображать увлеченную беседу двух коллег. – Ее внук с инвалидом все узнали, подсмотрели, куда Кох спрятал сокровища, и сперли их.
– И потом этот внучок поплыл с ней искать то самое, что спер? – закончил Макарыч. – Странно получается.
– Странно, – согласился Коля, – но, может, он бабушку просто не любит? Он же ее до этого времени никогда не видел.
– Такую бабушку – и не любить?.. Да она только пальцами щелкнет, он уже стриптиз изображает в немецком консульстве!
Кортик дернулся и решительно направился к гостям. Бабушка Соль подняла вверх ладонь с отставленным большим пальцем. Кортик остановился. Следующим сигналом для подводников – «погружайся вниз» – она отправила его в каюту.
Дождавшись, когда его голова скроется, Ассоль спросила:
– Откуда сын Коха узнал точные координаты сброса колбы?
– Ну как же, он ведь у нас меценат. Правильно я сказал – меценат? – повернулся Коля к Макарычу.
– Правильно, – подтвердил тот. – Мы сами обалдели, когда нас начальство вызвало и сказало, что немец Кох занялся благотворительностью в Крыму. Вы, Ассоль Марковна, давно там были?
– Два года назад.
– Ну вот, а Кох не так давно оплатил реставрацию памятника на могиле Гриновича. Теперь на памятнике написаны не только даты жизни и смерти писателя, но и все о его жене. На митинге в честь открытия, кстати, ваше имя вспомнили. А как же! Рассказали местному населению, как ценой своей свободы вы с тетушкой в семьдесят первом перезахоронили прах Нины Гринович из безвестной могилы – в могилу мужа. Все, как вдова завещала.
