в системе ГУЛАГа. Был начальником отделения лагеря на Колыме. Умер в Москве. Жил в доме рядом с НИИ «Гидропроект».
Дядя Думцев Лука (похороненный рядом с моей мамой) с 1919 года служил по мобилизации артиллеристом в Белой армии. Воевал с красными в Крыму. Эмигрировал в Турцию. Был интернирован на полуострове Галлиполи. Бежал на шлюпке в Одессу. Трудился в Новороссийском дорожно-строительном управлении рабочим. Репрессирован в 1937 г. по обвинению в антисоветской агитации. Служба в Белой армии осталась вне поля зрения сотрудников НКВД (видимо реальные факты биографии Луки этих фальсификаторов интересовали мало). Освобожден в 1947 г., реабилитирован в 1958 г.
Дядя Тихон необычайно жадный до работы земледелец, один из немногих, кто вручную косил за день десятину (более 1 га или 10000 м2) луга или поля, был раскулачен в 1932 году и выслан на Черные земли между Ставропольем и Калмыкией. После вновь проявленного «трудового энтузиазма» отправлен в 1933 году на Урал, где остался до конца жизни. Дети и внуки вернулись в Крымск в 50-х годах (прошлого века).
Описать все уровни родственных связей Евгения Андреевича среди коренных крымчан и их жизненные коллизии задача, ожидающая своего М. А. Шолохова. По образному выражению друга, «на это и компьютера не хватит». Можно с уверенностью сказать, что его родственниками различной степени отдаленности являются не менее двух третей коренных жителей города.
К теперешним попыткам возрождения казачества Женя относится с недоверием в основном из-за лично знакомых ему малоуважаемых персонажей, записавшихся в это обновляемое сословие. Сам он от предложения пополнить ряды казачьего общества отказался.
Интересным фактом из дореволюционной жизни станицы Крымской являлось наличие маршрута конки, связывавшей вокзал с центральной площадью у винзавода, и общественной электростанции неплохой рабочей мощности. В 1913 году в расчете на ее энергию планировалось заменить конку трамваем. Намеченные работы были остановлены в связи с началом Первой Мировой войны.
Цех коммунистического труда
Начальник цеха Антонина Михайловна Сысоева была коммунистом – идеалистом «с человеческим лицом». Старательно внедряя предложенные партией формы морально-нравственного совершенствования работников, не обходила вниманием сугубо бытовые проблемы подчиненных. Правда, иногда интерес к условиям их жизни выглядел избыточным. Помню возмущение Жени Солохи, оформлявшего у цехового бухгалтера справку на приобретение в рассрочку костюма в местном универмаге. Такие покупки широко пропагандировались торговлей. Взносы за них перечислялись бухгалтерией. Подписывая документ, Антонина Михайловна спросила моего друга: «А у отца такой костюм есть?». Это был «ляп». Отношения с родителем у Жени были натянутыми. Кроме того, отец недавно ушел из семьи.
Сподвижником Антонины Михайловны на воспитательном поприще был парторг цеховой организации Е. Т. Ильин, формально числившийся руководителем несуществующей 3-й бригады слесарей. В свое время он прошел в цеху обучение специальности слесаря, однако в этой сфере не преуспел.
Увлеченность Антонины Михайловны идеей создания образцового коллектива невольно порождала у нее готовность наделять отдельных работников несвойственными им высокими моральными и идейными качествами. Таким заблуждениям способствовала однобокая оценка хороших производственных показателей подчиненных. Порой этот подход оборачивался обидным разочарованием.
В духе того времени наш цех боролся за звание коллектива коммунистического труда, которое со временем получил. Это почетное звание сначала было присвоено одной из двух реально существующих бригад слесарей. Гордостью Антонины Михайловны стали также ударники коммунистического труда – четыре токаря, значительно перевыполнявшие нормы выработки. Одним из них был мастер-наставник Г. Камышанов, над которым, по нашему с В. Дерявко мнению, висела тень «шубы». В смысле «то ли он украл…».
Возникло это представление во время выполнения заказа на полторы тысячи чугунных роликов для подвесной грузовой дороги. Работа была распределена между Камышановым, Дерявко и мною. Это была хорошая серия, без частой перенастройки станка, сулившая спокойный труд и нормальный заработок. Изготовленные детали мы складывали у своих станков, откуда их «с колес» забирали монтажники. Учет выполненной работы велся на основании наших собственных записей в индивидуальных нарядах. Это был элемент воспитания доверием. Скандал разразился при подведении итогов, когда обнаружилась нехватка 200 изделий. При «разборе полетов» Антонина Михайловна без колебаний приказала разделить недостачу между мной и Дерявко. В основе ее решения лежал вопрос-утверждение: «Вы же не скажете, что виноват Камышанов?». Мы, действительно, промолчали, хотя такая мысль у нас возникла. Прямых доказательств в то время еще не было. Обвинения в умышленной приписке нам не предъявили. Было признано, что «молодежь» ошиблась в подсчетах. Недостающие ролики мы с В. Дерявко изготовили бесплатно. От этой истории у нас остался определенный осадок, поскольку ошибиться с таким молодецким размахом мы не могли. Кроме того, работая в одну смену на соседних станках, видели примерно равный выход деталей друг у друга. Камышанов был не из нашей смены. Позже подозрение о приписке им количества готовых изделий нам доверительно подтвердил его тогдашний ученик Юра Музыченко.
Крах «ударника» произошел несколькими месяцами позже. В тот день «Антонина», как по-семейному называли ее в цехе, собрала наш коллектив на стыке первой и второй смен для обсуждения неприглядной ситуации. Кто-то украл из кладовой бухту троса стоимостью около сотни рублей. Обращение Антонины Михайловны помню дословно:
«Товарищи, прошлым вечером был украден трос. Если не вернем, Варя (кладовщица, мать одиночка с окладом 60 рублей новыми) заплатит за него из своего кармана. Что будем делать?».
Возникла тягостная пауза, которую неожиданно прервал бывший детдомовец, выпускник ремесленного училища, токарь Печёнкин: «Пусть признается, кто это сделал. Если не захочет, я его сам назову».
Опять пауза и снова Печёнкин: «Камышанов, почему молчишь? Я же видел, ты его нёс!». Камышанов залепетал о своем колодце, о случившейся ошибке, о намерении вернуть бухту и пр.
Лицо Антонины Михайловны последовательно отразило удивление, негодование и, наконец, глубокую личную обиду. С собрания расходились молча. «Ударник» рухнул. Был лишен звания, снят с отличного станка 1П611 Куйбышевского завода, временно переведен в бригаду слесарей, а затем уволился вовсе.
Печёнкин работал в цеху до середины 70-х. Его поведение на памятном собрании коллектив одобрил без громких слов.
Второй конфуз случился с А. Деменштейном, возглавлявшим бригаду слесарей коммунистического труда. Он купил при сомнительных обстоятельствах шины, как позже выяснилось, снятые с «Москвича» главного инженера комбината Чигиринского Б. Альбертом (о нем далее) и Ко. После разоблачения похитителей был разжалован за моральную неразборчивость в рядовые слесаря.
Неприятный случай иного рода произошел с ударником коммунистического труда, токарем-асом С. Д. Овчаровым. Семен Дмитриевич, согласившийся после долгих увещеваний вступить в КПСС и принятый в нее в качестве кандидата, вдруг отказался платить партийные взносы, заявив, что они без всякого проку уменьшают его заработок. Попытки устыдить отказника не помогли,
