вроде бы соединить невозможно. Виртуозно ремонтировал автомобильные кузова и другие детали.
В какой-то момент его сманили на станцию техобслуживания автомобилей. Однако через некоторое время он, несмотря на приличные тамошние заработки, вернулся на комбинат. В разговоре со мной объяснил свое решение просто: «Они берут с людей несправедливые деньги. Мне там работать стыдно». От побочных доходов он не отказывался. И когда его Света намекала на весьма скромную оплату таких трудов, объяснял: «Мы рассчитываемся по совести».
Помнится, в начале нашей совместной токарной карьеры свое сдержанное отношение к деньгам Женя продемонстрировал весьма неожиданным способом в день одной из получек. Отойдя от окошечка инструменталки, через которое выдавались деньги, он развернул сотенную купюру (до реформы 1961 года она была значительно больше «хрущевской»), положил ее на пол и, подмигнув стоящему в очереди «куркулю» Жоре Мавромати, вытер о дензнак подошвы. Правда, завершив это театральное действо, сотенную он все-таки возвратил в карман.
Шальных денег у него никогда не было и от возможности облегчить нагрузку на семейный бюджет за счет продававшихся со скидкой в заводском киоске субпродуктов или некондиционных (из-за мятых жестяных банок) консервов он не стеснялся. Признаком скупости такие приобретения он не считал. Однажды я увидел его с внушительным ворохом так называемой грудинки, притороченной к велосипеду, на котором он ездил на работу. На самом деле это были кости говядины (или свинины) после обвалки туш. Их можно было купить в заводском киоске. На костях оставалось немного мяса, срезать которое обвальщикам было недосуг в погоне за выполнением норм выработки. Мы с мамой тоже время от времени покупали «грудинку», но не в таком количестве. Заметив на моем лице удивление размахом приобретения, Женя выдал один из афоризмов, ныне учтенный в словарях кропотливыми собирателями народной мудрости: «Глазам стыдно, а душа радуется».
В 1998 году во время отпуска я увидел на его подворье бычка, которого он выкармливал для пополнения семейного бюджета. Игривый теленок очень понравился нашей внучке Асе.
Женя вырастил отличного сына Виталия, который после школы стал одним из лучших в Крымске специалистов по ремонту автомобильных двигателей. Отслужив в армии, Виталий окончил милицейский ВУЗ, успешно работал на оперативных должностях, а в 2014 году стал начальником районной полиции. Меня он по старой памяти именует дядей Игорем.
В дополнение ко многим особенным качествам Женя обладал удивительной способностью к дрессировке кошек. Семья Головых жила в реконструированном собственными руками домике покойных родителей Жени, впоследствии разрушенном наводнением 2012 года. На их подворье всегда было несколько хвостатых особей. Говорят, что эти существа почти не поддаются дрессировке. У Жени это было не так. Складывалось впечатление, что его котята понимают человеческий язык. Когда кто-то из них не желал выполнять прыжок на грудь хозяина с отмеренных двух-трех метров и, облегчая себе задачу, пытался незаметно сократить расстояние, Женя выговаривал ему, как напроказившему школьнику. Котенок послушно возвращался на исходный рубеж и отчаянно прыгал оттуда на пределе своих возможностей. Правда, отучить воспитанников цепляться когтями за грудь не удавалось. Были у котят и другие коронные номера. Наградой им служили плотва и красноперка, собственноручно выловленные Женей в Адагуме.
Ловлю себя на мысли, что в воспоминаниях Женя выглядит подозрительно безупречным праведником. Конечно, это не так. Я помню его довольно хулиганистым любителем подрывов гранат и мин, не отказывавшимся принять участие в групповой или одиночной драке с представителями «слободки», «скалы» или «центра». Однако это осталось в юности. В зрелые годы он мог прилично выпить за компанию. В борьбе с «зеленым змием» ему сильно мешали доброхоты из числа заказчиков. Чего в нем не было никогда – это корыстолюбия и нарушения правил неписанного кодекса чести, вынесенных из послевоенного уличного детства.
Динамику его семейного достатка можно было отследить по личным транспортным средствам. В середине 60-х – мотоцикл «Ява», в 70 – «Запорожец». Последнее приобретение в начале 80-х – ВАЗ-2105 «Жигули», «пятёрка».
Женя говорил мне, что не представляет себя без сварочного участка, запаха расплавленного металла и удовольствия от качественно выполненного шва. Он умер на рабочем месте, присев отдохнуть, 3 сентября 2003 года во время моего приезда в Крымск. Внушительную колонну провожающих его на кладбище составляли не только родные, друзья и сослуживцы, но и просто горожане, знавшие Женю как человека открытой души и безотказного мастера золотые руки.
Солоха Евгений Андреевич, крымчанин в пятом поколении, наследник одного из ста сорока солдат Крымского пехотного полка, проходивших службу в Верхне-Адагумском укреплении со времени его постройки в 1858 году, а затем по их желанию приписанных к Кубанскому казачеству.
Женя пришел в цех в 1959 году, после получения аттестата зрелости. Мы познакомились с ним годом ранее в спортзале комбината. Он неплохо играл в волейбол и баскетбол за 25-ю школу. Входил в основной состав сборной команды Крымского района по ручному мячу пять раз подряд выигрывавшей Первенство краевого Совета ДСО «Урожай» по этому виду спорта.
Пройдя курс ученичества, получил квалификацию фрезеровщика-строгальщика 4 разряда. С 1960 года в паре с ним мы работали дежурными станочниками. В мае 1960 года администрация и цехком буквально вытолкали нас в двенадцатидневный отпуск по двум «горящим» путевкам в геленджикский дом отдыха «Приморье». Ничего привлекательного там для нас не было. Дешевизна навязанного отдыха (по 80 руб. с носа при среднем заработке 700 руб.), на что напирал предцехкома Б. А. Ревницкий, не оправдывала скуку курортного времяпрепровождения. Купаться было рановато. Желающие играть в волейбол и баскетбол среди отдыхающих «Приморья» отсутствовали. По вечерам нас развлекал песнями под баян массовик-затейник из местных греков. Его коронным номером были куплеты на тему меркантилизма местных обольстительниц (фонетика соблюдена):
«Ай, палавина сахар – палавина мёд, палавина любит – палавина вирёт».
Лирико-иронические строфы перемежалось припевом, который оканчивался телеграфной просьбой с юга: «Милый мой, скучаю, вишли восемьсот!». На танцплощадке дома отдыха кружились пары категории «40+».
Геленджик представлял собой захолустье с преобладанием греческого населения. Большинство домов отдыха действовало лишь в теплое время года. Отпускники размещались в дощатых летних строениях. На этом населенном пункте заканчивалась асфальтированная дорога со стороны Новороссийска. Далее в направлении Сочи шло гравийное шоссе.
Показы фильмов в соседствовавшем с «Приморьем» летнем кинотеатре несколько раз за сеанс прерывались зычными «флотскими» возгласами типа «Капитан «Ромашки», на выход!». Название судна в каждом объявлении было новым. Мы с Женей недоумевали по поводу местонахождения столь многочисленного флота. В бухте, за исключением колхозного сейнера, не было ни одной заметной посудины. В конце концов, я обнаружил одну из «Ромашек» у пляжных мостков. Известное по выкрикам название украшало обыкновенную
