— Быстрее всего «сапсаном», — Ольга задумчиво смотрит, как Рита пристегивает ремень, поправляет одежду, волосы. — С шести утра он ходит каждый час. Время в пути около четырех часов. Завтра подвезу тебя перед офисом. Билет можем сегодня купить в онлайне. Я забыла совсем. Заигралась.
Машина словно сама по себе медленно трогается с места, едет вперед, лавируя в лабиринте парковки. Ольга едва касается руля.
— Я с тобой тоже обо всем забываю, — негромко отвечает Рита, глядит чуть смущенно. — Интересное получилось мероприятие. Спасибо тебе за него огромное. Это как пример, к чему можно стремиться. Такой дизайнерский Олимп.
Ольга слегка притормаживает у самого выезда, а затем машина вырывается в свободу летнего вечера, где, несмотря на радостный Ритин тон и яркий солнечный свет, над обеими теперь висит тень грусти — расставаться ни Рите, ни, тем более, Ольге не хочется.
========== Часть 25 ==========
— Ты действительно вновь собираешься отправить ее в Городок? — машина семейной четы основателей и бессменных руководителей Компании останавливается на очередном перекрестке. Семенов успевает перестроиться в последний момент, Вера скептически окидывает взглядом сложившуюся автомобильную комбинацию.
— К Тошке тебя закину, у меня еще одна встреча, — отвечает/ объясняет свои действия муж, хотя прекрасно знает, что Вере эти объяснения ни к чему. За столько лет оба научились читать друг друга, как раскрытые книги, где написано по сути одно и то же.
Отвечать на прозвучавший вопрос жены Семенову не хочется по той же самой причине — оба прекрасно знают ответ. Впрочем, как и то, почему Вера все-таки вопрос озвучила.
— Не знаешь, что за дизайнерку она там всем представляла? — мстит за вопрос Семенов с самым добродушным из своих обличий. — Так же сейчас модно говорить? Архитекторка, дизайнерка, а ты у нас директорка.
— Но не идиотка, — мрачно отзывается Вера, отрезает. — Не знаю и знать не хочу.
Выпад Семенова легко достигает цели. Это как жахнуть из гранатомета по ярко-окрашенному кругу метром в диаметре с пяти шагов — захочешь, не промахнешься. «Впрочем, вместо круга в этом месте давно сквозит дыра с оплавленными от огня разорвавшихся снарядов краями». В последнее время настроение Веры почти не бывает хорошим, чаще оно просто «ровное» или, точнее, «выровненное» насильно.
«Ежедневное изнасилование себя для него, для Компании, сына, невестки, коллег… для всех вокруг, чтобы в результате стать/быть признанной тотальной дурой и стервой» — горькая усмешка, отравленная ужасной внутренней болью, никак не отражается внешне. Вера все так же спокойна.
— Ты здесь ни при чем, — помолчав, Семенов великодушно решает внести собственную справедливую ясность. — Я действительно просто хочу подстраховать проект. Ничего личного.
Он еще раз пробегает памятью по основным моментам карты их с Верой (и не только) отношений. Кампински, как и обещала, ведет себя идеально с того самого «прощального вечера», куда некоторое время назад Семенов скрепя сердце отпускал благоверную. Чувствовал себя идиотом в попытке почувствовать рогоносцем. Принял на грудь, но ни коньяк, ни водка не помогли — Вера с наглой девицей ни ревности, ни каких иных чувств, кроме раздражения, не вызывали. Для более полной проработки вопроса Семенов попытался даже посмотреть в интернете соответствующее видео, кое-что из него даже понравилось, но оно совершенно точно было не про Веру.
В продолжающемся молчании Семенов заодно вспомнил, что из ресторана Вера явилась в урочное время, в меру пьяной и расстроенной вне всякой меры. Пить с ним отказалась, скрылась в ванной часа на два, а может быть, и больше.
«Гораздо больше. Я жаждал ее возвращения с вполне приятными намерениями, но пока она там плескалась, намерения перегорели и легли спать» — застарелое раздражение Семенова усилилось. Последний секс между супругами случился еще в Городке, после того самого эпичного корпоратива по случаю защиты «Северо-Западного» проекта, а дальше…
Он неопределенно хмыкнул.
Протрезвев наутро после «прощального вечера», Вера вернула себе былое (до истории с Ольгой) спокойствие, занялась работой, домом, сыном с его бестолковой женой, но ничего не вернулось в «как прежде».
— Да ненадолго. Командировка, — почему-то Семенов слышит в собственном голосе и словах оправдание. — Здесь Кампински нужнее. Как у вас с филевским направлением?
Последний вопрос произнесен для того, чтобы получить от Веры хоть какой-то ответ.
Семенов сбрасывает скорость. Здесь движение довольно свободное и можно было бы спокойно выжимать разрешенный максимум, но, чувствуя растущее где-то внутри горячее бешенство, Семенов-осторожный предпочитает поступить так.
Он никак не может окончательно прочесть эту вовсе не тайную «страницу» Вериной книги, исчитанной им самим вдоль и поперек. Будто кто-то в насмешку накорябал между русских строк пару абзацев на болгарском — вроде та же кириллица и слова по звучанию схожи, но смысл невероятно искажается, выглядит полной белибердой.
— Оля действительно ни при чем, — негромко и медленно произносит, наконец, Вера. Она словно задумалась и разговаривает сама с собой. Она словно говорит самой себе. — Дело не в Кампински, не в тебе, ни в ком больше. Только во мне.
— Вер… — машинально начинает Семенов и осекается. Его этот привычный порыв переспорить, непременно вынести свое исключительно верное решение, внезапно дает осечку. В салоне автомобиля повисает рваная нервная пауза. В паузе болтается старый потертый кожаный брелок, прицепленный к ключу зажигания.
— Мы поживем отдельно, — произнося то, на что у нее никогда не хватало смелости, Вера думает о брелке, о том, что давно хотела выбросить эту старую дурацкую подвеску.
Семенов удивленно пялится вперед на дорогу.
— Чего? — обалдело произносит он. — Ты опять? — в его памяти мелькают неясные обрывки событий схожих. Вроде как всё это уже было в их жизни — попытки развода, даже судебный процесс, который сам Вадим всячески игнорировал и затягивал — «ведь это была всего лишь игра в мщение с Вериной стороны. В этой игре были определенные уступки».
— Я не знаю, что ты имеешь ввиду под своим «опять», — отвечает Вера. В ее памяти игр нет. Были непонимание, боль, бешенство на непонимание и боль, и сводящее с ума одиночество.
— Не спорь со мной, — ровно продолжает женщина. — Не пытайся отговаривать. Не делай вообще ничего, никаких лишних движений или разговоров. Я так решила. В конце концов, мы с тобой не сиамские близнецы и, слава богу, имеем определенную независимость друг от друга.
Теперь машина движется по дороге с минимально разрешенной скоростью. Семенов не верит ни слову жены, но вместе с тем понимает, что она не шутит, не пытается «что-то вымудрить» и по большому счету он сам давно ожидал подобного развития событий. Осознавал, чувствовал, предвидел и до последнего момента не верил. Это было серьезнее их комедии с разводом, фарса с Кампински. Это даже стало на миг просто страшным, как смерть.
— Я не смогу без тебя. Ты это знаешь, — глухо, как никогда, произносит Семенов, а затем его голос скачет вверх, страх умело маскируется нотами раздражения. — Ты не можешь уйти. Не сейчас. Нам уже не пятнадцать лет, Вер! Что за глупости?!
Этот выпад придает Вадиму уверенности в своей правоте — в самом деле, не поступит же она, как последняя предательница! Это же Вера — его правая рука, надежный тыл, боевая подруга… и просто мудрая женщина.
«Может быть, я был немного не прав, когда по-ребячьи мстил Вере житейской иронией за интрижку с Кампински, — Семенов винится мысленно перед самим собой. — Возможно, что-то не разглядел, хотя все вроде было обычным, забавным и казалось игрой — ролевой или как в дурацких сериалах, которыми когда-то увлекалась мама».
