— Радоваться, конечно, не чему, но получше, чем здесь.
— Что тогда прикатил?
— Делишки.
— Волчьи, поди?
— Как у тебя, Карман, с горючкой? Литров сорок не дашь?
— Во что брать будешь?
— Канистры есть, две по двадцать.
— Где?
— Я не один. Пацаны в тачке за воротами сидят. Через забор сделаем?
— Зачем через забор, так устроим, — Сашка, волоча за собой огромные, не по ноге обрезанные валенки, ушлепал на проходную и угостив вахтера сигареткой, через некоторое время подъехал к ремонтному боксу на «жиге».
Пока Рыжий из правого бензобака Саниного «ЗИЛа» сцеживал огненную воду, Святой вышел с ним на улку. У соседних дверей на «КАМАЗовских» полуприцепах стояли три импортных металлических контейнера.
— Что в них, не в курсе?
— Это кооператоры часть гаража под склад арендуют. Вчера мы им помогали вот с этих самых контейнеров компьютеры и шампунь детский выгружать. Богатый склад, под крышу всяким барахлом забит, но жадные, собаки. Всего по пузырю на рыло за труды выделили.
— Святой, заправились — аккуратно упаковал в багажник канистры Вовчик и, протерев шерстяной ветошью корявые, конопатые пальцы, втоптал ее в снег.
— Ну, ладно, Карман, пока. Благодарствую за бензин, — обнял его Олег.
— Не за что. Нужда заест, приезжай еще. У ворот посигналишь, вахтер вас выпустит, я его предупредил.
— Только нарисовались, уже масть хезанула, — сел за руль Святой, — контейнеры красные видели?
— Ну? — насторожился Леха.
— Коммерсанты склад в этом автохозяйстве устроили, сегодня ночью мы его и подрежем, — тронул он «Жигули» с места.
— В Северный пока слетаем, у родичей наших до темноты потремся и с богом.
Мать жарила оладушки, когда красиво запел звонок, подаренный деду на работе по случаю его выхода на пенсию. Перевернув на шипящей жиром сковороде желтый кружок теста, она торопливо пошла открывать.
— Ох, басурмане, почему так долго глаз не казали?
— Здравствуй, мать. Извини. Эдьку ты недавно видела, а я занят почти всегда. Не обижайся, отец где?
— Раздевайтесь. На заводе, где же еще.
— Он ведь на пенсии.
— Черта с два его дома удержишь, так до гробовой доски ишачить и будет. Поговорил бы ты с ним, Олежка, мне ведь скучно дома одной сидеть, особенно зимой.
— Протолкую, мать. Сегодня обязательно потолкую с дедом нашим. Всю жизнь государство вместо денег ему грамоты почетные вручает, а ему видно и невдомек, что его дурят.
— Мойте руки и давайте чай пить, я оладьи стряпаю. Здравствуй, Леша, а этого парня я что-то не помню.
— Вовка его зовут, наш, первомайский.
— Попроведать заглянули или как?
— И в гости, и по делу. Завтра домой, а Эдьку у вас с дедом оставлю.
В два часа ночи, взяв сумку с пилками по металлу и фомкой, Святой, Эдик и Ветерок, оставив Рыжего в тачке, перемахнули при помощи уже знакомых бетонных колец через ограду ЧУСа. Дул холодный, пробирающий до костей ветер, небо заволокло тучами. Возле сторожки, почуяв чужих, затявкала и тут же смолкла дворняга. Погодка выдалась самая, что ни на есть воровская. Леха, засунув правую руку за пазуху, нащупал рукоять финки, привезенной с последней отсидки и, высморкавшись припухшим носом, шепотом прохрипел.
— Работайте, я сторожа пасти буду.
Эдька заломил замок так, чтобы брату удобно было пилить дужку, и зашарил по темной территории глазами.
— Приличная «собака», но нам и покрупнее попадались.
Начал Олег осторожно, но абсолютно все издаваемые звуки глушил ветер, теребящий оторванные листы жести на крыше сарая, в котором хранились кислородные баллоны и под эту музыку разбушевавшейся непогоды, замок слетел в мгновение ока.
В складе горел дежурный свет, но самое главное — было тепло и тихо. Кроме шампуни и компьютеров, про которые утром говорил Саня, на стеллажах, убегающих на высоту второго этажа, пылились двухкассетные японские магнитофоны, мягкие игрушки, сигареты, джинсы в пакетах, куртки и всего, всего, всего.
— Олег, как все это попрем?
— Все и не потащим, выберем, что подороже.
Пахнула холодом входная дверь, и ввалился Ветерок.
— Ноги задубели, — пожаловался он и присев на ящик с мылом, шустро стал стягивать сапоги, — много тут добра барыги накопили?
— Навалом, рук не хватит все слямзить — полез на стеллажи Эдик.
— Может, охрану свяжем, «КАМАЗ» нагрузим, ворота распахнем, да смоемся.
— Авантюрист ты, Леха, с одним ножом такую операцию удумал провернуть. Вали давай лучше на атас, чтобы нас не застукали.
Меж тем Эдька деловито доставал с полок магнитофоны и складывал их в большие хозяйственные сумки, из которых Святой вытряхивал на пол куреху. Потом, свистнув Ветерка, они в несколько ходарей перетащили краденное к забору и еще примерно минут тридцать пыхтели, переваливая все это хозяйство на другую сторону. Мешала натянутая поверх ограды колючка.
— Эдька, шлепай за машиной, мы с Лехой отдышимся.
Стекла затянуло наглухо. Вовка, боясь привлечь к себе внимание почивающих двухэтажек, двигатель не прогревал и, заледенев напрочь, молил бога, чтобы подельники поскорей возвращались. Пинок в запертую дверку одновременно напугал и обрадовал его.
— Рыжий, ты здесь?
— Здесь, здесь.
— Заводи, поехали.
«Жига» схватилась сразу. С минуту, погоняв тосол по системе, Вовчик врубил первую передачу и, не включая освещения, пополз с незнакомой ограды на улицу.
Даже разложив заднее сиденье, в общем-то, во вместительный салон «Комби», все двухкассетники не вошли, и их по новой пришлось выгружать и освобождать от яркой, импортной упаковки. Со второго раза получилось ловчее, но кроме водителя в машину никто больше не поместился.
— Олега, что делать будем?
— Далековато до Северного, но придется вам с Ветерком пробежаться, иначе по такой погоде боты завернете.
— Инструмент тяжелый, да и менты, если остановят, что скажешь?
— Сумку затырь под мостом через речку, завтра заберем, вернее уже сегодня.
— А ты как?
— Я тоже бегом, только впереди «жиги» Страховать Вовчика буду, чтобы на легавых не напороться. Если ясно все, дергайте. Рыжий, слушай внимательно. Я метров на сто пятьдесят от тебя оторвусь, продыбаю обстановку, потом помаячу вот так шапкой, значит все без палева, ништяк? Габариты не вручай и мети ко мне, вот таким макаром и попробуем прорваться.
— Понял, а если все-таки прихватят?
— Болтай, что с блядок едешь, и у моста магнитофоны заметил. Собрал богатство такое и в ментовку сдавать пылишь. Не очень конечно убедительно, но хоть так отмахнешься. В складе следов твоих нет и быть не может, сочинишь, что лучше — чеши.
