— Он тяжело ранен.
— Он не умер? — послышался из машины голос отца.
— Пока еще нет.
Лассе подошел к капоту машины и отклеил серебристый скотч с номерных знаков. Затем подошел к багажнику и сделал то же самое.
Подойдя к водительскому сиденью, открыл дверь. Он наклонился и, решительно схватив отца за куртку, вытащил его из машины.
— Это ведь твой сын, разве нет? — спросил Лассе.
— Мой, — ответил отец, глядя стеклянными глазами.
— И твоему сыну плохо, так ведь?
— Да.
— А теперь твой сын ранил другого человека? Полицейского.
— Да.
— И тебе придется все расхлебывать, понимаешь? Ведь ты его отец.
Казалось, отец перестал моргать.
— Ты — а не мы — будешь решать эту проблему.
Отец молчал.
Лассе взглянул на сына, а потом опять на отца. Оба пустыми глазами смотрели прямо перед собой, похоже, совершенно не зная, что предпринять. Ида заметила, что по щеке отца медленно катятся слезинки.
— Теперь вы сделаете вот что, — громко сказал Лассе и сел в «тойоту» на место водителя. — Вы положите его в полицейскую машину на заднее сиденье. А затем сами сядете в ту же машину и отвезете парня в Сторуманскую больницу. Это всего лишь два километра в ту сторону. Понятно?
Ответа не последовало.
— И надо это делать сейчас! — жестко сказал Лассе. — Вы должны убраться отсюда, пока не приехали другие машины!
Он пристально посмотрел на отца с сыном.
— Может быть, потом при вынесении приговора суд учтет, что вы проявили добрую волю, спасли полицейскому жизнь и так далее. Понятно?
— А… вы как? — выдавил из себя отец.
— Мы ничего такого не сделали, — ответил Лассе. — Стрелял твой парень. Разбирайтесь с этим сами.
Он завел мотор.
— А машину, — продолжил Лассе, — вы получите обратно через группу. Обещаю!
Он быстро включил задний ход, дал как следует газу и переехал на другую полосу. Затем быстро поменял передачу, передвигаясь на скользких шинах.
Когда Ида обернулась, она увидела полицейскую машину, медленно исчезающую из виду, и три неподвижные фигуры, освещенные светом фар, прямо перед капотом машины.
Двое стояли. Один лежал.
36
— Да, а что мне еще оставалось делать! — крикнул Лассе Иде, сидевшей на заднем сиденье, когда они ехали со скоростью свыше семидесяти. Они миновали несколько поворотов и въехали на лесную дорогу с указателем в сторону Рёресельвена. — Проклятая самодеятельность, придурки проклятые! Мы, черт возьми, ничего бы не сделали, у нас не будет другого шанса!
Ида ничего не ответила. Лассе еще какое-то время продолжал ругаться, и она решила, что ей лучше помолчать.
Через десять с небольшим минут они опять выехали на широкую дорогу.
— Не думай об этом, — сказал Лассе. — Это так ужасно… это… Но не думай об этом! Нам и так есть о чем думать. Разве нет?
Она хмыкнула, закрыла глаза и в отчаянии ударила дверь машины, заметив, что плачет.
— Что бы мы ни делали, — сказал Лассе, — никто из нас не должен садиться на его место. Никто из нас не должен ничего трогать на пассажирском сиденье! Ни дверную ручку снаружи, ни фляжку. О’кей?
Ида кивнула.
— Что это было? Какая-то отрава?
— Именно. И более того.
Они молча ехали еще полчаса по пустым горным дорогам. Лассе что-то бормотал об уровне бензина в бензобаке, а потом они добрались до развилки. Здесь Лассе остановился, включил навигатор и посмотрел на часы. От напряжения глаза у него были в красных прожилках, кожа — бледно-белого цвета.
— Куда мы? — спросила она.
Он внимательно посмотрел карты на дисплее.
— Ты когда-нибудь была в… — спросил он и не сразу добавил: — Куда бы нам отправиться? Куккола?
— Нет, я там не была.
— Ты знаешь, где это?
— Нет.
— Севернее Эвертурнео.
— Вот как.
— Прямо рядом с границей.
— Вот как. Какой границей?
— С Финляндией.
Она взглянула на него.
— А при чем здесь Финляндия?
— Если мы собрались к Альме, нам надо ехать через Финляндию. К тому же…
Лассе показал на одну из Идиных сумок.
— Ты помнишь, что я читал? Письмо, которое нашел Лобов… Речка Оунасйоки.
Она долго думала.
Теперь все действительно серьезно. Мы должны уехать из Швеции. Нам действительно надо в Москву.
37
Лассе ехал быстро. Ида пыталась бороться со сном, но не была уверена в том, что ей это удавалось. Мысли со страшной скоростью разбегались в разные стороны.
Прошло много времени. Ида периодически поглядывала на Лассе, сидящего впереди. Вид у него все время был сосредоточенный, обе руки он держал на баранке.
Она опять сделала усилие, чтобы не закрыть глаза, и заметила, что он достал белую таблетку из металлической коробочки из аптечки и проглотил ее, запив глотком воды.
— Возьми, — он протянул ей такую же таблетку. — Это успокоительное.
— А зачем?
— Иначе ты не справишься. Слишком много всего за один раз.
В конце концов она протянула руку, взяла таблетку и проглотила ее.
Когда Ида посмотрела на него в следующий раз, скорость снизилась. Лассе держал на коленях большой лист бумаги.
— Что это? — спросила она, пытаясь приободриться.
— Старая карта, — ответил он. — Она лежала в моих охотничьих принадлежностях не знаю сколько лет. Навигатор не слишком хорошо ориентируется в этих дорогах, попытаюсь найти их по карте.
Он поехал дальше по большой дороге. Ида не могла понять, та ли эта дорога, что и раньше, и как далеко они заехали.
— Сколько времени? — невнятно спросила она.
Лассе притормозил и приостановился у заброшенной автобусной остановки.
— Много, — услышала она в ответ.
Какое-то время он сидел молча, уставившись в карту, порвавшуюся на сгибах. Карта вся была испещрена карандашными записями и линиями.
— Знаешь? — спросил он.
— А что?
— У нас есть еще одна проблема.
Он постучал пальцами по маленькому плексигласовому окошечку бензометра.
— Видишь?
При слабом освещении от подсветки она разглядела, что стрелка прибора находится в самом низу на красном поле и что горит символ бензонасоса.
— Где мы? — спросила она.
— Именно это я и пытаюсь понять, — ответил Лассе.
Он еще повертел карту.
— Здесь поблизости есть автоматическая заправка.
Он сделал паузу.
— Но мы проехали ее десять минут назад.
За этим последовала новая пауза.
— И похоже, ее закрыли около десяти лет назад.
— А нам полицейские не попадались?
— Нет. Пока нет.
Он дал ей карту.
— Только лемех.
Он ткнул кончиком пальца в середину карты.
— Насчет бензина. Я думаю над альтернативным планом.
Некоторые квадраты на карте практически полностью стерлись, она наугад просмотрела несколько участков, где были записаны сокращения и коды, но никаких выводов сделать не смогла.
— Наверное, нам надо все обдумать заново, — сказал Лассе. — Ты видишь, где находится MFC 50?
Немного поискав, она наконец нашла обозначение рядом с оливково-зеленым участком в верхней части карты.
— Ты видишь там впереди мачту? — спросил Лассе, показав прямо через окно.
В очень смутном предрассветном свете Ида различила впереди узкую высокую земляную башню с двумя красными сигнальными лампами наверху.
— Конечно.
Он показал ей черную точку посреди оливково-зеленого.
— На карте мачта вот здесь.
— О’кей, — сказала она.
— Теперь ты сможешь меня вывести к MFC 50?
Она откашлялась и потом попросила его проехать по большой дороге еще несколько сотен метров, а затем свернуть налево. Тем временем она косилась на информационный квадрат в нижнем углу карты. В самом низу стоял год: 1967.
— Послушай, — начала Ида, — этой карте, наверное, лет сто?
— Да, — ответил Лассе. — Именно поэтому ее и можно использовать.
Он посмотрел на девушку в зеркало заднего обзора, пока они поднимались по пологому склону.
— Здесь наверху полно бывших укреплений времен холодной войны. Но навигатор их не показывает, их надо искать на спутниковых фотографиях. Но не потому, что они секретные, а потому, что заросли.
Они выехали на пологий участок, покрытый тонким слоем снега.
— Здесь впереди налево, — сказала она.
— Знаешь, — сказал он с неожиданным напором в голосе, — конец шестидесятых — последний раз, когда военные имели какую-то власть в Швеции. Ты слишком молода, чтобы это знать, но тогда на севере, в Норрланде, мы были полностью готовы к обороне от вторжения. При необходимости мы сражались бы с русскими, и сражались бы до последней капли крови.
Время от времени он посматривал на бензометр.
— С другой стороны, «тойота» всегда берет на испуг, — продолжал он. — Когда показатель стоит на нуле, на самом деле есть еще пятая часть бака.
