не натирался, и воздух какой-то спертый, влажный, как в склепе. Все в этом помещении, несмотря на довольно новую дубовую мебель, говорило об упадке.
Федор подошел к окну, с силой рванул створки на себя. В комнату вместе с городским шумом, тусклым светом дня ворвался поток ледяного воздуха, и запахло ранней весной.
Адвокат фирмы, господин Рихтер, вопросительно поднял на Егорова глаза.
- Продолжайте, пожалуйста, - кивнул ему Федор и удовлетворенно сел в свое кресло. В комнате стало прохладно, но так было гораздо лучше.
- «Когда же внук мой, Федор Григорьевич Егоров, достигнет совершеннолетия, то есть двадцати одного года, фирма «Егоровъ» переходит в его полновластное владение. До этого же срока душеприказчиком его назначаю сына своего - Григория, он же исполняет обязанности главы фирмы, не имея права нанять на свое место никого постороннего».
- Все? - Федор вопросительно глянул на адвоката.
- Нет. В завещании есть еще два пункта, касающиеся вас.
- Читайте, - скомандовал Федор и бросил взгляд на отца, который занимал хозяйское кресло и скромно сидел, положив безвольные руки на рабочий стол.
- «Тебе же, внук, даю такой наказ - никогда не допускать к руководству ни единой души, не имеющей отношения к нашей семье. Помощников ищи хоть в Африке, но владей всем безраздельно. Хозяин у чего угодно может быть только один. - Федор молча слушал, а перед его глазами стоял, как живой, дед, и казалось, что слова, читаемые господином Рихтером, произносит он сам. - Так что требую я, и требование это должно неукоснительно соблюдаться. - Адвокат остро посмотрел на Федора. - Фирма «Егоровъ» может переходить по наследству только от отца к сыну либо к дочери, ежели наступит такое время, когда баба наберется ума и сможет командовать фабриками. Ежели же Федор не обзаведется потомством, завещаю создать фонд, проценты с которого распределить велю так - десять городу, по сорок пять благотворительным учреждениям и старообрядческим церквям». - Рихтер замолчал.
- Все? - Егоров оторвал задумчивый взгляд от своих остроносых сапог.
- Еще один пункт. Дом на набережной Алексей Федорович завещал также вам и на том же условии - не продавать, не отдавать, не рушить. Цитирую: «Дом сей мечтал я сделать отчим для всех поколений Егоровых, его я строил для семьи своей: жены, детей и внуков».
- И папенька мой, поди, знал, что особняк не его вовсе?
- Естественно. Завещание было оглашено, когда ваш дед скончался.
- А мне ведь не говорил. - Федор зыркнул на отца.
- Сын, я…
- Значит, так, мне двадцать один, и теперь фирма моя. - Федор встал, подошел к креслу, занимаемому отцом, брезгливо тронул Григория за плечо. - Вас, Григорий Лексеич, прошу освободить местечко. Оно теперь по праву мое.
Отец поспешно поднялся, вышел из-за стола, потом растерянно присел на стул сбоку.
- Давайте, господин Рихтер, теперь о главном. В каком состоянии дела фирмы?
- В плачевном, - лаконично ответил адвокат и озабоченно выложил на стол бумаги. - Прибыль дает только новый мельзавод, два других убыточные, производят они муку самого плохого качества, а сбыть ее очень трудно.
- Глупость. Ее-то продать легче легкого. Армия на что? Тюрьмы? Солдат да арестант все съедят.
- Федор, тебе не кажется… - Отец приподнялся на стуле, и на его опухшем лице читалась решимость.
- А вы что здесь делаете? - Егоров так удивленно воззрился на отца, что казалось, он и не замечал раньше его присутствия.
- Не понял. - Григорий вновь сел, сжавшись под взглядом сына. Он вдруг осознал, как нелепо выглядит в своем костюме, который стал ему на два размера велик, и как он жалок, беспомощен, смешон.
- Вы уже достаточно сделали, чтобы развалить мою фирму, теперь от вас требуется только держаться от нее подальше. Так что выйдите из кабинета.
Григорий не шелохнулся. Тогда Федор раздраженно встал, быстро прошел к двери, высунулся в коридор, огляделся, не увидев ни одной живой души, поманил отца пальцем. Григорий нехотя подошел. Дальше произошло очень неприятное и унизительное для него событие. Его собственный сын схватил его за шиворот и вышвырнул из кабинета, как котенка.
- Да как ты смеешь! - разъярился Григорий. Одернув на себе пиджак, он вновь ринулся к двери. - Я опротестую завещание, если ты будешь так со мной обращаться.
- Попробуй, - спокойно парировал Федор. Его отцов гнев нисколько не пугал.
- Надо же так несправедливо! Мы, его дети, получили жалкие гроши…
- Вам по сто тысяч было положено, даже дурню Ивашке. И это ты называешь грошами?
- Да! - все больше распалялся Григорий. Он кричал, брызгал слюной и беспорядочно махал руками. - Тебе же и дом, и имение, и фирму.
- Вряд ли фирма сейчас стоит сто тысяч, - саркастично заметил Федор. - Благодаря тебе.
- Фирму в безраздельное владение! Ни о Ленкиных детях не подумал тятюшка мой, ни о моих, может, у меня еще будут…
- Профукал, что ли, батино наследство уже?
- Я не профукал! Я Лизоньку лечил, я… - Григорий замолк и всхлипнул.
- Пойдите-ка вы отсель, папаня. Мне работать надобно.
Федор вернулся за стол, как ни в чем не бывало бодро взял у адвоката бумаги.
- Флот наш как?
- Простаивает. Вот уже три дня баржа на пристани ждет отплытия, да никак не дождется. Некуда везти муку, сбыт не найден.
- Ясно. Два парохода можно пока сдать в аренду, нечего им гнить без дела. Теперь… - Федор нахмурился и пробежал колонки цифр глазами. - Подготовьте документы для продажи убыточных мельниц.
- Резонно ли?
- Резонно. Ольгинская принесет за год, по предварительным подсчетам, двести пятьдесят тысяч.
Григорий, все это время стоящий у двери в надежде, что его заметят, развернулся, горестно махнул рукой и, по-стариковски шаркая, вышел из кабинета. Федор не поднял головы, по-прежнему деловито и собранно он давал указания.
Из конторы он уехал поздно, совещание с бухгалтерами и адвокатом длилось четыре часа. Но, несмотря на усталость, он отправился не домой, а объехал фабрики, заглянул на пристань, наведался на биржу. Освободился он только к вечеру. Удрученный, возвращался он в гостиницу на ярмарке, где жил последний месяц.
Он проехал по мосту через Волгу, свернул на Ярмарочную площадь, как вдруг передумал. Почему он должен ехать в безликий номер, если у него есть дом? Его родной дом, завещанный дедом. Федор велел кучеру разворачиваться - едем на
