набережную.
Серый особняк, как всегда, первый показался из-за поворота. Сразу вспомнились каждодневные прогулки, совершаемые Федей-гимназистом, вечерние вылазки к реке, ночные бдения на гигантском тополе у банка - малыш Егоров все надеялся поймать грабителей. Как давно это было!
Федор поднялся на крыльцо. Постучал. Дверь открыла горничная Соня.
Егоров вошел в холл. Пробежал глазами по мебели. Н-да. Сразу видно, что в доме нет хозяйки, со смертью Зинаиды особняк стал похож на нежилой. Ее любимые китайские вазы потускнели, цветы в них завяли, всегда до блеска отполированный журнальный столик покрыт пылью, портьеры давно не стираны.
- Ты бы, Соня, пыль хоть протерла и веники выкинула. Почему грязища такая?
- Я, барин, одна не успеваю.
- Больше нет, что ли, прислуги?
- Одна я. Других рассчитали.
- Почему?
- Я сказывала Григорию Лексеичу, чтоб еще хоть одну девчонку взял, да ему не до этого. А почему рассчитали, не ведаю. Видать, платить нечем, - важно изрекла Соня.
- Где он, кстати?
- В кабинете. Пьют-с.
- А Лизавета?
- У себя в опочивальне. Грустная, как всегда. Все о Швейцарии мечтает, видать, сердечко ее там осталося…
- Есть в этом доме шампанское?
- Есть бутылка одна, ее еще Зинаида Павловна приберегла.
- Тащи. А потом за Григорием Алексеичем зайди, скажи, что я зову его. Поняла?
- Ага, - кивнула Соня и убежала.
Федор расстегнул пуговицы сюртука, прилег на диван. Хоть он и не пил ни разу в жизни, разве кагор, которым его причащали, но сегодня решил изменить своим правилам. Сегодня он выпьет. Да не абы чего, а шампанского!
- Принесла. - Соня поставила поднос с бутылкой и двумя фужерами на стол. Федор потрогал шампанское - вполне холодное.
- Один убери.
- А вы не с тятей пить будете?
- Нет, не с тятей! - гаркнул Федор. - Иди отсюда.
Девушка убежала, да так, что засверкали грязные пятки. Егоров остался один. Немного подумав, он откупорил бутылку, дал крышке громко хлопнуть и взметнуться к потолку. Искрящийся напиток наполнил фужер. Федор поднял его, дотронулся губами. Сотни пузырьков защекотали нос, Егоров засмеялся и чихнул.
- За что пьешь? - из кабинета вышел Григорий. Его пошатывало, но в руке его, несмотря на это, была зажата почти полная бутылка дешевой водки.
- За себя! - Федор отсалютовал отцу фужером и выпил. - Вкусно. И почему ты употребляешь всякую гадость? Неужели от ста тысяч не осталось ничего? И прислугу рассчитал, живешь как в хлеву.
- Это мой дом и…
- Это мой дом. - Федор налил себе еще. - И я попросил бы тебя покинуть его.
- Что?
- Катись отсюда, разве не ясно?
- Я не уеду. Мне некуда идти! - Григорий качнулся и повалился на кресло. - Не поеду.
- Чтобы через час духу твоего здесь не было! - строго бросил Федор и вернулся к своему шампанскому.
- Кого я вырастил? - пьяно зашептал Григорий. - Чудо-о-о-о-вище.
- Лучше быть чудовищем, чем фитюлькой.
- Нет, не лучше. Да, я слабый, я пьющий, бездарный, но я не чудовище.
- Ты хуже. Ты - убийца.
- Да, из-за меня погибли люди, да, да! Но знал бы ты, как я раскаиваюсь, как страдаю. Но ты-ы-ы! - Григорий пучил свои красные глаза и тянул к сыну палец. - Ты убил, хладнокровно, беспощадно и ни разу не пожалел об этом.
- У тебя, папаня, никак белая горячка?
- Я знаю, что ты это Жорку загубил. И Лиза знает, и Зинаида догадывалась, но она, добрейшая душа, не хотела в это верить. Я же тебя знаю, ты…
- Чудовище. - Федор отставил фужер, у него от шампанского началась изжога. - Не повторяйся, пожалуйста.
- Я б убил тебя, если б мог.
- Ты можешь только беззащитных женщин жизни лишать, где тебе со мной тягаться.
- Да я…! - Григорий рванулся к сыну. Его скрюченные пальцы замельтешили прямо перед лицом Федора.
- Папа! Папочка, перестань. - Егоровы застыли, и отец и сын обернулись на девичий крик. На лестнице в ночной рубашке стояла Лиза. - Не марай о него руки. Его Бог накажет. - Григорий несколько секунд тупо смотрел на дочь, потом икнул, опустился на пол и заскулил. Девушка сбежала к нему, шлепая по полу босыми ногами. - Пойдем в комнату, поспишь.
- У него нет больше комнаты, - презрительно бросил Федор. - Он переезжает.
- Куда?
- Мне плевать.
- Тогда и я с ним.
- Прекрасно, катитесь оба. - Федор развернулся и направился в кабинет, но на полпути остановился, обернулся к Лизе и задумчиво произнес: - Для тебя у меня есть предложение, пройдем со мной, поговорим.
- Я не буду с тобой разговаривать, пока ты не откажешься от своего решения.
- От решений своих я никогда не отказываюсь, потому что не принимаю их необдуманно. А коль ты не хочешь разговаривать, так и не надо, я хотел с тобой обсудить твою очередную поездку в Швейцарию.
- Ты, ты можешь… - Лиза сделала шаг к Федору. - Ты позволишь мне уехать?
- Конечно, я же не твой хозяин.
- Да, я понимаю, но это так дорого. А у нас нет денег.
- У вас нет, а у меня есть. Ну так что? Согласна на разговор?
- Да. Сейчас только оденусь.
Через пятнадцать минут они сидели друг напротив друга в кабинете. Лиза взволнованная, наскоро причесанная, Федор серьезный, собранный, вновь застегнутый до горла.
- Ты по-прежнему мечтаешь туда вернуться?
- Да.
- У меня нет наличных. Я бы с радостью отправил тебя завтра, но, как ты сама заметила, это требует больших денег, а у меня их сейчас нет.
- Хорошо. Я согласна. Могу идти? - Лиза привстала.
- Нет еще. Ты считаешь, что это я убил Сванидзе?
- Да. И ты это сам мне дал понять.
- Я не убивал его. Я не мог бы, даже если бы захотел. Весь вечер я был в N-ске.
- Его убили ночью.
- Всю ночь я провел в этом кабинете. - Федор посмотрел ей прямо в глаза. - Веришь?
- Не знаю, - тихо ответила Лиза.
- Мне важно знать, что ты не считаешь меня чудовищем.
- А кем тебя считать, пусть ты даже не убивал его? Ты же отца, больного человека, выгоняешь на улицу.
-
