— Da ist er![26] — воскликнул один из них, направляясь к нему.
Сидя за столом, Тагоми прицелился из украшения своей коллекции — «Кольта-44» и нажал на спуск. Человек из СД рухнул на пол. Другой молниеносно развернулся и выстрелил в сторону Тагоми. Звука выстрела тот не услышал, а увидел лишь дымок из дула пистолета. С ошеломляющей быстротой он взвел курок «Кольта» и начал стрелять, стрелять…
Челюсть убийцы из СД взорвалась. Осколки костей, зубов и окровавленные клочья брызнули во все стороны. В глазах человека, лишившегося челюсти, какое-то время тлело подобие жизни. «Он еще видит меня», — подумал Тагоми. Однако через мгновенье глаза умирающего померкли, и он повалился, хрипя и роняя пистолет.
— Отвратительно, — выдавил из себя Тагоми.
Новых нападающих в распахнутых настежь дверях
он не увидел.
— Возможно, что это все, — бросил генерал.
Тагоми, перезаряжавший револьвер, прервал свою
кропотливую работу и нажал кнопку интеркома:
— Пришлите срочно медицинскую помощь, — приказал он. — Здесь находится тяжелораненый бандит.
Ответа не последовало, только легкий шум в динамике.
Господин Бэйнс нагнулся и подобрал пистолеты… Один подал генералу, другой оставил себе.
— Ну, теперь мы их всех уложим, — сказал Тагоми, усаживаясь в кресло и принимая свое неизменное положение с «Кольтом», нацеленным на дверь. — В этой комнате подобрался воистину непобедимый триумвират.
— Немецкие убийцы, сдавайтесь! — раздались голоса из приемной.
— С ними покончено! — крикнул Тагоми. — Входите и убедитесь в этом сами.
Нерешительно, с опаской, в кабинет вошли несколько сотрудников «Ниппон Таймс», вооруженные топориками, карабинами и гранатами со слезоточивым газом.
— Causa celebre[27], — объявил Тагоми. — Правительство ТША в Сакраменто может, не колеблясь, объявить войну Рейху. — Он принялся разряжать свой револьвер. — Как бы там ни было, все кончено…
— Они будут все отрицать. Скажут, они ни при чем, — сказал Бэйнс. — Методика отработанная, проверенная сотни раз. — Он положил перед Тагоми пистолет.
Господин Бэйнс не шутил. И Тагоми знал, что это правда. Он узнал превосходный спортивный пистолет известной японской фирмы.
— Держу пари, что, по документам, они вовсе не германские подданные, — Бэйнс извлек бумажник у одного из убитых налетчиков. — Джек Сандерс. Гражданин ТША. Проживает в Сан-Хосе. Нет ничего, указывающего на связь с СД. — Он швырнул бумажник на пол.
— Вооруженное нападение с целью ограбления, — заметил Тагоми. — Объект покушения — мой несгораемый сейф. Никаких политических мотивов. — Он нерешительно поднялся.
Как бы то ни было, попытка убить их или похитить Бэйнса провалилась. По крайней мере, пока. Но так же несомненно и то, что им известно, кто такой на самом деле господин Бэйнс, и наверняка — цель его приезда.
— Да, мрачная перспектива, — заметил Тагоми.
Он размышлял, сможет ли помочь в этой ситуации
«И-чинг»: защитить, предупредить и уберечь добрым советом.
Все еще потрясенный, он принялся раскладывать сорок девять стеблей тысячелистника. Ситуация запутанная и неординарная. Разрешить ее человеческому разуму не под силу. Немецкое тоталитарное общество напоминает дегенеративную форму жизни, гораздо худшую, нежели любые, самые отвратительные ее природные виды, достигшую в своей абсурдности апогея.
Действия местной СД противоречат политике, проводимой ее же берлинским руководством. Где разум этого невообразимого монстра? Кто на самом деле представляет интересы Германии? Да и занят ли этим кто-либо вообще? Все это напоминает ночной кошмар: нормальная жизнь искажена, как в кривом зеркале.
Гадательная книга должна пробиться сквозь это. Бе проницательности подвластно даже такое крайнее проявление зла, как нацистская Германия.
Бэйнс наблюдал, как отрешенный Тагоми манипулирует горсткой стебельков, понимая, сколь глубоки и мучительны сомнения этого человека. «Для него, — думал Бэйнс, — все это (а ведь ему пришлось искалечить и лишить жизни двоих!) — не только страшно, но и непостижимо. Что ему сказать в утешение? Ведь он стрелял, защищая меня, и это на мне лежит моральная ответственность за две жизни. И я принимаю ее. Тут уж ничего не поделаешь».
Генерал Тедеки приблизился к Бэйнсу и шепотом сообщил:
— Будьте свидетелем этого отчаяния. Он воспитан, как истинный буддист, религией, которая осуждает
насилие, и согласно которой каждая жизнь — свята.
Господин Бэйнс кивнул.
— Со временем он обретет необходимую устойчивость, — продолжал генерал Тедеки. — Но теперь он лишился внутренней опоры. Книга поможет ему увидеть свой поступок в иной, более широкой перспективе.
— Понимаю, — сказал Бэйнс и мысленно добавил: «Сейчас бы ему пригодилась доктрина первородного греха. Интересно, слышал ли он что-либо о ней? Все мы обречены совершать жестокие и непостижимые поступки. Так предрешено. Это — наша карма».
Спасая одну жизнь, Тагоми пошел на то, чтобы уничтожить две. И логика, и здравый рассудок бессильны обнаружить хоть какой-то смысл. Все эти страшные проявления действительности способны довести до умопомешательства такого чувствительного человека, как Тагоми.
«Между тем, — думал Бэйнс, — настоящие потрясения заключены даже не в смерти этих агентов СД или его собственной гибели, а в чем-то, сокрытом в будущем. Пережитое здесь будет оправдано или осуждено в зависимости от того, что последует дальше. Удастся ли нам спасти жизнь миллионов, практически всех японцев?»
Однако человек, перебиравший стебли тысячелистника, не думал о будущем. Неизмеримо больше его занимало настоящее: двое на полу его кабинета — мертвец и умирающий.
Генерал Тедеки прав: будущее должно принести господину Тагоми облегчение. В противном случае он обретет свое прибежище во мраке Безумия. И навеки покинет безнадежно запутанную реальность…
«По существу, мы ничем от него не отличаемся, — размышлял Бэйнс. — Мы столкнулись с теми же проблемами и — увы — бессильны что-либо предпринять. Можем лишь жить надеждой, что равновесие в конце концов будет обретено».
13
Магазины Денвера показались им модными и современными. Однако наряды Юлиана сочла шокирующе дорогими. Джо, по-видимому, это не волновало, он будто не замечал ничего, — просто оплачивал все, и они отправлялись в следующий магазин.
Главную покупку после длительных поисков и многочисленных примерок им удалось сделать лишь в конце дня. Небесно-голубого цвета итальянское платьице с короткими пышными рукавчиками и ошеломляюще глубоким декольте. В одном из европейских журналов мод ей уже доводилось видеть на манекенщицах именно эту модель. Она считалась последним криком моды, и покупка обошлась Джо почти в двести долларов.
Вдобавок пришлось приобрести три пары туфелек, несколько пар нейлоновых чулок, шляпки и черную кожаную сумочку ручной выделки. Она обнаружила, что декольте ее нового платья требует нового бюстгальтера, который прикрывал бы лишь нижнюю часть груди. Рассматривая платье в зеркале примерочной, она ощущала себя почти нагой и с ужасом думала, что будет, если она попробует наклониться. Продавщица, однако, заверила ее, что эти новые полубюстгальтеры держатся хорошо и бретельки им не нужны.
«Полубюстгальтера хватает как раз, чтобы прикрыть сосок», — думала Юлиана, вертясь в уютной примерочной. Бюстгальтер тоже стоил немало, — продавщица объяснила, что он французский и ручной работы. Затем она начала показывать Юлиане спортивную одежду, шорты, купальники и махровые халатики, но тут Джо начал проявлять нетерпение, и им пришлось уйти.
— Тебе не кажется, что я буду сногсшибательна? — спросила она, когда Джо укладывал покупки в машину.
— Что? А… ну да, — ответил он, отрываясь от своих мыслей. — Особенно в этом голубеньком платье. Наденешь его, когда отправимся к этому Абендсену, слышишь? — последние его слова прозвучали жестко, как приказ, что очень удивило Юлиану.
— Мои размеры — двенадцатый или четырнадцатый, — сообщила она, когда они зашли в очередной магазин. Улыбающаяся продавщица с готовностью проводила ее к стойкам.
«Что бы еще купить, — задумалась Юлиана. — Ах, лучше покупать все подряд, коль уж подвернулся такой случай». Глаза разбегались: блузки, юбки, свитера, плащи… «И как раз моего размера».
— Джо, — сказала она, — мне нужно что-нибудь из верхней одежды, только не из обычной материи…
Свой выбор они остановили на немецком искусственном мехе, более дешевом и легком, чем натуральный. Но все же она ощутила некоторое разочарование. Чтобывернуть хорошее настроение, она принялась рассматривать бижутерию, однако все оказалось дешевкой, выполненной без вдохновения и особой фантазии.
