начал утверждать, что это очень хорошо, что космополитизм очень хорошая вещь; не все ли равно, что желать добра русскому, что французу. Он сказал, что с большим бы удовольствием послужил бы Франции или Англии, но остается в России, потому что знает русские обычаи и русский язык, но с русскими ничего общего не имеет, ни с мужиком, ни с купцом, не верит его верованиям, не уважает его принципов. «Я гораздо более радуюсь парижским ассоциациям, чем…» Я недослышала, или он недоговорил. Я была взбешена, но молчала. Гр[афиня] тоже молчала. Вначале только она отстаивала немного патриотизм, но только со стороны привычки. Когда гр[афиня] заговорила о моем докторе, мне пришлось высказать некоторые мои мнения, противоположные ихним. Гр[афиня] мне с жаром возражала. Так вот каковы они! Нет, я не пойду с этими людьми. Я родилась в крестьянской семье, воспитывалась между народом до 15 лет и буду жить с мужиками, мне нет места в цивилизованном обществе. Я еду к мужикам и знаю, что они меня ничем не оскорбят.
Суслова А. П. Годы близости с Достоевским. С. 86–88.
Графиня,
Я давно собираюсь к Вам писать, мне хотелось поговорить с Вами, но в последнее время не приходилось видеть Вас одну. Мне хотелось высказать Вам мою благодарность и уважение к Вашей личности, хоть я и знала, что словами всего не выскажешь, даже, оказывается, что ровно ничего не скажешь, но мне хотелось, чтобы Вы знали, насколько я Вас ценю. Вы не знаете, как много Вы для меня сделали. Мне кажется, что без Вас я бы умерла, если не от болезни, то от тоски быть на руках и во власти людей, которые заботятся только о том, как бы побольше извлечь денег из несчастия своего ближнего. Главная Ваша заслуга в том, что к Вам обращаешься без малейшего сомнения и колебания, без страха Вас обеспокоить, без мучительного раскаяния за свою неловкость. Перед Вами не страшно остаться в долгу, этот долг не тяготит, а, напротив, радует, потому что в нем видишь осуществление идеала, осуществление тех отношений между людьми, какими они должны быть. Вы одна умеете так поставить, Графиня!
Я почти совсем здорова, есть только кашель и насморк. Я уже начала пить зельтерскую воду. Мне можно будет к Вам приехать в субботу или в воскресенье. Но, кажется, придется остаться до понедельника, в понедельник я должна ехать к банкиру за деньгами[106] (раньше получить не могу – так на векселе сказано). Я уже не говорю о том, с каким удовольствием к Вам еду. Для меня все это так хорошо и счастливо устроилось, как будто во сне или в сказке.
Мой доктор, кажется, очень хороший человек, он мной очень занимается. Он здесь с женой, и я думаю с ней познакомиться, этого как будто даже требовало приличие: он был со мной как хороший знакомый, почти как друг, но, с другой стороны, кто знает, что это за женщина. Я хотела с Вами об этом посоветоваться, но как-то не приходилось.
Прощайте, до свидания.
Ваша А. Суслова.
Париж
Р. S. Вчера у меня был m-eur Усов, и мы с ним довольно долго поговорили. Он к Вам собирается, и я посылаю Вам с ним большой поклон.
А. П. Суслова – Е. В. Салиас // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 21.
Петербург, 16(28) мая 1864 г.
Ф. М. Достоевский – А. П. Сусловой (несохранившееся письмо).
Париж, 3 июня (23 мая) 1864 г.
А. П. Суслова – Ф. М. Достоевскому (несохранившееся письмо).
Петербург, 2(14) июня 1864 г.
Ф. М. Достоевский – А. П. Сусловой (несохранившееся письмо).
Версаль. 1864 г. Понедельник [начало июня]
На днях получила от тебя письмо от 2 июня и спешу отвечать: Вижу, что у тебя ум за разум зашел: писала тебе из Версаля и послала свой адрес, а ты сомневаешься, как мне адресовать письмо: в Париж или в Версаль.
Через две недели ровно поеду в Спа. Сегодня с доктором порешила окончательно. Ты можешь заезжать ко мне в Спа, это очень близко от Ахена, следовательно, тебе по дороге. Мне не хотелось с тобой видеться в Спа – там я, верно, буду очень хандрить, но иначе нам видеться, пожалуй, не придется долго, так как ты недолго думаешь пробыть в Париже, а я не скоро возвращусь в Россию. Я не знаю, сколько буду в Спа времени, думала ехать на три недели, но теперь оказывается, что нужно быть больше или меньше, но с тем, чтобы ехать на другие воды. Если вылечусь, то зиму буду жить в Париже, если нет – поеду в Испанию, в Валенсию или ост. Мадеру.
Что ты за скандальную повесть пишешь?[107] Мы будем ее читать; Ев. Тур имеет случай получать «Эпоху». А мне не нравится, когда ты пишешь цинические вещи. Это к тебе как-то не идет; нейдет к тебе такому, каким я тебя воображала прежде.
Удивляюсь, откуда тебе характер мой перестал нравиться [ты пишешь это в последнем письме]. Помнится, ты даже панегирики делал моему характеру, такие панегирики, которые заставляли меня краснеть, а иногда сердиться: я была права. Но это было так давно, что тогда ты не знал моего характера, видел одни хорошие стороны и не подозревал возможности перемены к худшему.
Напрасно ты восхваляешь Спа, там, должно быть, очень гадко. Я ненавижу эту страну за запах каменного угля. Ты меня утешаешь, что в Брюсселе Висковатовы, но они давным-давно в Петербурге.
Прощай. Мне хочется посмотреть на тебя, каков ты теперь, после этого года, и как вы там все думаете. Ты мне писал как-то, убеждая меня возвратиться в Петербург, что там теперь так много хорошего, такой прекрасный поворот в умах и пр. Я вижу совсем другие результаты, или вкусы наши различны. Разумеется, что мое возвращение в Россию не зависимо от того, хорошо там думают или нет – дело не в этом.
Благодарю за заботливость о моем здоровье, за советы его беречь. Эти советы идут впрок, так что скорее меня можно упрекнуть в излишней заботливости о себе, чем обвинить в причине болезни. Эти обвинения не имеют ни малейшего основания, и я могу только их объяснить твоей вежливостью.
А. П. Суслова – Ф. М. Достоевскому (черновик письма) // РГАЛИ. Ф. 1627. Оп. 1. Д. 5. Первая публикация – Долинин А. С. Достоевский и Суслова. С. 268–269.
Париж, 27 мая (8 июня) 1864 г.
Извините меня, что я долго Вам не отвечала – я то больна была,
