– Они предлагали мне групповуху, – с вызовом сказала она и торжествующе посмотрела на меня. – Пока ты там переписывался со своими блядями.
Я тоже посмотрел на жену и сплюнул. Она тоже была вся в песке, странные пятна на шее позволяли предположить что угодно.
– Ну и как? – спросил я с деланым равнодушием. – Ставка на молодежь прокатила?
– Почему тебе можно, а мне нельзя? – оборвала она. – Тебе вообще можно все, абсолютно все, а я должна сидеть под замком, как клушка. Так вот, милый мой, я не клушка. Я свободный человек. Я всегда была свободным человеком.
Мы вернулись в номер, где супруга допила остатки текилы. Я тут же засобирался в дорогу. Быстро стаскал вещи во внедорожник. Встретил в коридоре уборщицу-негритянку непотребного вида. Худая, изможденная, она с жадностью принюхивалась к запаху алкоголя. Поговорили с ней о погоде и ценах на суп из мамаши-краба в мятежном Чарльстоне. Негритянка провожала нас до автомобиля. Мы ей почему-то полюбились.
Недолго думая, поехал в Колумбию, столицу штата, к другу. Припарковался на Файв-Пойнтс, у любимого музыкального магазина «Папа джаз». Пополнил в нем коллекцию Тома Уэйтса и Роберта Фриппа. Мой товарищ забрал нас из бара, называющегося «Безмозглые», где я рассказывал жене про Энди, ирландского парня, который спьяну угнал у меня автомобиль и разбился на нем насмерть. Все это было в другой жизни. Тогда из меня никто не пытался сделать человека.
Мы поехали в гости к другу. Выпили с ним по чашке кофе, пока супруга с ненавистью поглядывала на наши спокойные физиономии. Мы говорили о рыбалке, вспоминали общих знакомых. Я рассказал жене, как когда-то жил в этом городе и что он часто снится мне по ночам.
– Здесь я был счастлив, – добавил я мечтательно. – Впрочем, я всегда счастлив. Непреходящее состояние духа. Как у Буратино.
Ее натурально передернуло от моих слов. Как я могу быть счастлив, когда она вынуждена страдать? Она считала, что я специально издеваюсь над ней, сообщая о собственном счастье. Вскоре я перестал говорить об этом, хотя внутреннее ликование и принятие жизни никуда не ушли.
Во время пересадки во Франкфурте мы заглянули в кафе. Молчали. Я сочинял очередную казачью песню и возмущался действиями работников секьюрити, которые недавно раздели меня до трусов. В Нью-Йорке из-за бороды и штормовки цвета хаки меня остановили у выхода на посадку и еще раз проверили паспорт. В Европе перешли к унизительным обыскам. Неужели я похож на повстанца? Или они даже стихийных антиглобалистов видят насквозь?
Я напевал новую песенку, обкатывая слова на фонетику. Хотелось, чтоб текст звучал проще. Иногда мне удавалось включиться в контекст народного творчества и сочинить песню, лишенную авторства.
Запудрив жене мозги подобными соображениями, я, наконец, собрался с силами и заговорил о наболевшем.
– Ты знаешь, – сказал я, – через неделю мне нужно лететь в Грецию. В Салоники. На родину Александра Македонского. Биеннале современного искусства. Приглашение пришло еще до каникул.
– Ха! А кто у тебя там? Юная гречанка? – Приступ злобы сдавил горло жены.
– Армянка, – ответил я честно. – Ты же знаешь мою склонность к кавказским женщинам…
Я улыбался во весь рот, радуясь тому, какого трезвого и принципиального человека из меня сделала жена.
Кабеса де вака
Постояльцы приехали в два – русские и армяне. Выписали бизнес-чек на полторы штуки. Я посмотрел бумажку на просвет: отпечатано, как на ксероксе.
– Фирма оплачивает вам каникулы? – спросил я парня, назвавшего себя Ашотом. – Если в банке не пройдет, снимите наличные.
– Нас будет человек шестнадцать, – ответил парень. – Места хватит?
Ребята тем временем перетаскивали вещи в гостевой дом. Толстый мужик с брезентовым мешком на плече сразу пошел к озеру – устанавливать снасти. Я взялся помочь девушкам с разгрузкой автомобиля.
– «Мерседес» – это диагноз, – прокомментировал я добродушно. – Вы богаты?
– Банк у меня богатый, – ответила блондинка. – Меня зовут Венера. Нравится?
– Очень, – соврал я. – Татарка? Люблю татар…
– Русская.
В подтверждение этого толстяк укрепил под крышей беседки российский триколор, вызвав во мне патриотические симпатии.
По дороге в Блэксли разговорились с Ашотом:
– У вас хоть нормальный президент, а нас дурак дураком.
– Они мне оба не нравятся.
– Как минимум, вы ни с кем не воюете.
Чек в банке не взяли. Клерку в нем что-то не понравилось, как и мне. Мы покатались с парнем по ближайшим банкоматам, чтобы он собрал необходимую сумму двадцатками.
– Я разорен, – сказал Ашот, подмигивая.
Проснулся рано, спустился на кухню и сварил десять яиц вкрутую. Других продуктов у меня не было. Пока я собирался, на кухню пришла другая постоялица, тоже светленькая, в красном махровом халате. Она уселась в кресло, закинув ногу за ногу, и с любопытством наблюдала за моими приготовлениями.
– У вас красивые ноги, – сказал я без особой вежливости. – Замужем?
– Мать-одиночка, – отпарировала она.
Я строго посмотрел на нее, и мы почему-то рассмеялись.
– Угощайтесь, – я протянул ей вареное яйцо и потащил рюкзак к своему «Пэтфайндеру».
Нехитрый провиант я сложил на пассажирском сиденье, только сейчас сообразив, что разумнее было бы сложить яйца в пластиковый контейнер из магазина. На Лонг-Айленде у меня были дела, да и оставаться в доме с постояльцами было неудобно.
У меня была цель. Настоящая цель. Я решил украсть один видеофильм в библиотеке города, где жил когда-то лет шесть. Я знал, что он есть в наличии, – за эти годы я был, по словам библиотекарши, его единственным зрителем. «Кабеса де Вака». Постановка Николаса Эчеварии. Производство Великобритании, Испании, Мексики и США. Шедевр, не известный никому в этом мире.
Я уже вышел на expressway, когда мне позвонила Хильда. Боже, кто ей мог сообщить?
– Ты можешь переночевать у меня, – сказала без подоплек.
– Меня ждут в мотеле напротив мастерской Фреда.
– Тут многое изменилось…
Фреда действительно не было. Он продал свой бизнес и съехал во Флориду. Я попросил его преемников поменять мне масло и фильтр. Во Флориду? С чего бы? В Пэтчоге я был остановлен полицейским. Он зачем-то положил меня на капот. Машина с хипповыми наклейками привлекает внимание. Марихуана? Иди, ищи… Меня отпустили.
Когда коп уехал, я зачем-то открыл капот и обнаружил, что бачок для масла заткнут грязной тряпкой. Я выругался и вернулся на заправку Фреда Гарсиа.
– Что это, мать вашу? Не понравился акцент? Где крышка?
Хозяин виновато посмотрел на меня.
– Извини, уронил, а лезть в яму было лень. Твой Фред умер два года назад. Я купил мастерскую вместе с его долгами. Ребята, помойте ему машину. Сколько она простояла в гараже?
– Десять лет, – процедил я сквозь зубы.
В банк поехал на чистом автомобиле, как белый человек. Контора была закрыта на час по техническим причинам. Я вернулся во внедорожник и с идиотической методичностью съел четыре яйца, разбивая их о пластмассовую кромку руля. Скорлупу складывал в пластиковый пакет, повесив его на рычажок поворотника. Завтрак запивал апельсиновым соком из картонного пакета. Все это меня веселило. По радио крутили «California Dreaming», переходящие в «Hotel California», что тоже казалось мне добрым знаком.
Я уже заканчивал прием пищи, когда увидел негритянского бомжа в засаленной рубахе с попугаями, рассматривавшего меня со священным ужасом. Я открыл окно и приветствовал его своим безалкогольным напитком. Предложил угоститься яйцом, но бомж отрицательно повертел головой и быстро ушел по торговой площади, возмущенно жестикулируя.
– Вы брали кинофильм «Кабеса де Вака» восемнадцать раз. Теперь забыли его в тележке в супермаркете, да? Возможно, его вернут. Кому нужен фильм, где все молчат, а если разговаривают, то на неизвестном языке? Вы индеец? Вы должны заплатить штраф за потерю. Двадцать долларов. Это наше правило.
Я глядел с улыбкой на очаровательное соприкосновение грудей, сжатых кофточкой. Библиотекарша понимала это и опускала глаза для подтверждения собственного совершенства. Я подумал, что непростительно давно не обращал внимания на красивую женскую грудь и что это свидетельство моей моральной деградации.
– Я очень люблю это кино, – сказал я ей искренне. – Теперь нам не увидеть его никогда. А деньги заплачу. Куда? В кассу?
Хильда возделывала сад с помощью двух малокровных геев, нанявшихся к ней с проживанием. Нежные, интеллигентные, бессмысленные, они ковырялись в земле, выпалывая сорняки или, наоборот, рассаживая в привозной чернозем ростки эдема. Я хотел было поговорить с ними, но женщина в срочном порядке вывезла меня на берег залива. Я сделал несколько фоток. Попросил задрать юбку в момент заката. Получился красивый снимок. После этого мы поехали к ее друзьям. На обратном пути я сообщил Хильде:
– Дома все рехнулись… Реально сошли с ума. Я удрал от них. Поживу пока здесь…
