Мне повезло. До этого она писала о вкусовых качествах любви. О рисовой безмолочной смеси без сахара и соли, о соке авокадо. Друзья советовали мне сочинить эротический роман. Я не торопился. Вот дети вырастут – напишу. Вообще эта тема меня пока что не очень интересовала.
Я сказал жене, что это провокация. Меня хотят подставить. Разрушить нашу любовь. Мало кто что пишет? Одно дело, когда пишут мне. Другое дело, когда пишу я. Ее это не убедило. Я купил две бутылки вина, чтобы помириться. Вино выпили, но взаимопонимания не достигли. Жене понравилась роль обманутой жертвы, появилась возможность щемить меня при первой же возможности.
– Вот какой подарок на день рождения ты мне приготовил… – с садомазохистским придыханием повторяла она.
Раскаяния я не чувствовал. Говорил, что грех – семитское понятие, созданное для морального давления на людей. У арийских народов такого нет. Для них грех – это ошибка. В худшем случае – кармическая.
– Я поставил на карту свое очередное перевоплощение, – говорил я. – Это отчаянный жест с далеко идущими последствиями.
Жена окончательно завладела моим телефоном, изучила многообразие переписки. Нашла признания юного создания из Твери о том, что мои песни перевернули ее жизнь.
«Я почувствовала себя десятиклассницей после школьного бала, – писала девушка. – Увидела ночной берег реки, ощутила порывистый ветер, бьющий меня по щекам. У меня давно не было ничего такого настоящего».
– Ты с ней тоже спал, – уверяла меня жена. – Такое пишут женщины после секса. Мне ли не знать?
Несовпадение по числам и единственность поездки в древний приволжский город ее не трогали. Она считала меня коварным, хитрым и безнравственным. К тому времени у нее были Рома Сидоров, Дубянский, Грачев и армянский принц Ашот, зазывающий ее в солнечный Ереван. И это не говоря о нынешнем сожителе. Я был не в курсе. Парировать мне было нечем. Я прикидывался, что сожалею о случившемся. Говорил, что это не то, что она думает. Мне было весело, но я старался делать серьезную рожу, стал чаще дарить ей цветы.
Когда-то мой друг профессор Баграмян узнал, что его жена Луиза родила одного из сыновей не от него. Луиза почти одновременно узнала, что и у Баграмяна тоже есть сын от другой женщины. И все эти деторождения невероятным образом произошли за время их счастливого брака. Несмотря на равенство позиций, это не помешало Вячеславу Петровичу поставить Луизе синяк под глазом и выгнать ее из дома. Я оказался существенно мягче и покладистей. Наука наставника не пошла впрок. К тому же из меня к тому времени уже сделали человека, а из Баграмяна – нет.
Мы собрались с женой лететь в Штаты. Отдохнуть от детей и обстряпать некоторые дела. Обида, как мне казалось, немного зарубцевалась. Я уже несколько лет не злоупотреблял алкоголем. Супруга было успокоилась, но моя венецианская авантюра добавила в эту сладость ложку дегтя. Жена металась между давней привязанностью и жаждой отмщения. Она подыскивала для себя миролюбивые мантры:
– Я не для того сделала из тебя человека, чтобы отдать каким-то малолеткам, – говорила она. – Кто они такие? Какое на тебя имеют право?
Одна моя знакомая сделала человека из кинорежиссера. Поработала, добилась результата. Превратила в культовую персону. Потом, пока он спал, собрала рано утром манатки и ушла к кинокритику. История повторилась. Привела и его через пару лет к вершинам славы и так же ранним утром растворилась. Теперь живет с обаятельным сантехником. Он парень простой, психологической обработке не поддается. Сам того не замечая, он сделал человека из нее. Моя приятельница бросила пить и практически отказалась от наркотиков.
Мы путешествовали по стране. Заехали к Джону в Шарон-Спрингс, побывали в русском монастыре в Апстейте, посетили Нью-Йорк, где я довольно удачно выступил. В гостинице под Миннеаполисом на 95-й дороге я потерял кепку, которую мне подарила в Париже вдова моего друга. Кепкой я дорожил. Не только как памятью, но и как головным убором. Я перерыл всю машину. Перетряс постели в номере, пошарил под кроватями.
– Ты спал с ней, – сказала жена, внезапно прозрев. – Как же я сразу не догадалась? Молодая баба, кровь с молоком. Осталась без мужика. А тут – ты. Как она тебе? Переключился на миниатюрных женщин?
Кепку я нашел под сиденьем.
– Нормально, – ответил я холодно. – Только все время молчит. Я люблю знойных, крикливых баб.
Мы направлялись в Южную Каролину – мою вторую родину и место нашего первого свадебного путешествия. Я хотел всколыхнуть в супруге ностальгические чувства, приправив их пляжной романтикой. Удавалось у меня это плохо. Она старательно продолжала мыть мне кости на предмет гипотетических любовниц.
– У тебя гарем по миру, – говорила она. – Раньше ты довольствовался масштабами Советского Союза, теперь переключился на весь глобус.
Я благоразумно помалкивал. Время лечит, думал я. Будем терпеливы.
В кемпинге на Хантинг-Айленд не оказалось свободных мест. Площадку для палатки здесь заказывали загодя, за три месяца. В первый раз нам повезло и мы прожили неделю на берегу Атлантики, питаясь устрицами и крабами. Олени по ночам подходили к нашему костру и вырывали у нас из рук листья салата. В песке гнездились реликтовые черепахи. Обломки сосен и пальм после прошедшего урагана Хьюго напоминали памятники актуального искусства.
Мы искупались и двинулись в сторону Чарльстона, переночевав на Эдисто-Бич. Возможно, на этом берегу, в палатке, был зачат наш третий ребенок – дочь Кристина. Ночью я собрал сухих пальмовых веток и разжег пионерский костер. Супруга смягчилась, начала учить меня жизни и бизнесу.
– Главное – организовать маркетинг, наладить логистику, – говорила она запальчиво. – Есть менеджеры от природы. Им даже не надо учиться.
– Талант не пропьешь, – соглашался я.
Джунгли дышали ночной влагой, трезвонили цикады, трещал костер. Я успокоился и начал терять бдительность.
Наутро мы прибыли на остров Пальм. Здесь я заранее бронировал гостиницу у воды по случаю дня моего рождения. В ресторан решено было не идти. Я купил корзину голубых американских крабов у ирландской рыбачки на Салливан-Айленд. Женщина была навеселе, поздравила меня с днем рождения сестринским поцелуем. Я обернулся на супругу. Она, к счастью, этого не заметила. Мы купили текилы и смесь для маргариты, чтобы жена могла достойно отпраздновать мой полуюбилей. Я от алкоголя отказался.
Мы прогулялись по знакомому пляжу, любуясь волнообразием дюн и рассыпчатой пеной надвигающегося прибоя. Я вспомнил, как десять лет назад мальчик по имени Джордж поймал с пирса акулу, а потом ночью украл мою крабовую сетку.
– Кто еще? Только он. Только он видел, где я ее ставил, – сетовал я на давнюю утрату. – А такой с виду приятный парень…
В те времена мы жили с супругой душа в душу. Она часто благодарила меня, что я вытащил ее из дерьма. Иногда добавляла, что это именно я «ее родил». В последнем я не был уверен и скромно уходил от ответа.
Когда лет через семь я засобирался в Россию, супруга согласилась поехать со мной, посчитав себя женой декабриста. Ее ждали бытовые и моральные невзгоды в пятикомнатной квартире с видом на Кремль. Особенно недоставало барабанной сушилки для белья и бумажных полотенец. Адаптировавшись к российским условиям, она ушла в большой бизнес, а в свободное от работы время взялась за мое перевоспитание. Что-то ей удалось. Что-то нет.
Чокнувшись с женой апельсиновым соком, я засел за компьютер. Интернета у меня уже давно не было. Возвращение в цивилизацию – лучший подарок на именины. Я вел переписку по работе, получал поздравления от друзей. Вернулся к привычной жизни: рассчитывал зарплатный фонд, обдумывал будущие акции, давал указания. За полночь заметил, что жены в номере нет. Я безответно позвонил ей по мобиле, побродил по территории отеля. Бассейн был закрыт, на пирсе – ни одного рыбака. Бабочки и мошкара облепляли плафоны фонарей, с океана дул тревожный ветер. Ночные дюны горбились в свете луны сексуальными выпуклостями.
Встретил я ее уже на рассвете, в дальней оконечности пляжа. Она была в пьяной компании двух молодых людей: парня и девушки. Невысокий тщедушный юноша горделиво представился:
– Карл. Меня зовут Карл.
– Он марксист, – поспешила вставить супруга. – Представляешь, кого можно встретить на ночном пляже?
Я скептически осмотрел Карла и его облепленную песком подругу. Парень молниеносно переключился на темы социальной справедливости и неизбежной гибели капиталистического уклада в экономике.
– Политика СССР во многом была верна, – сказал он. – Вас погубила геронтократия, а надо было делать ставку на прогрессивную молодежь.
Я не спал всю ночь. До меня его речи не доходили. К тому же я их уже где-то слышал. Жена по-прежнему выглядела обиженной.
– Они предлагали мне групповуху, – с вызовом сказала она и торжествующе посмотрела на меня. – Пока ты там переписывался со своими блядями.
