Ты знаешь, на каком упокоище его тело?
— Одноглазый с тех пор приходил трижды. Может, больше. Мне было не до счёта. И где его тело, я не знаю.
— Нужно узнать.
— Зачем тебе его тело, дочь леса?
Она промолчала, опять взялась за верёвку. Затянула узел, второй. Поднялась и сказала медленно, раздумывая над каждым словом:
— Ты ничего не обещал мне, сын детей тропы. И я ничего о тебе не знаю. Есть то, о чём не скажешь первому встречному. Просто знай: то, что я делаю, я делаю не ради себя.
— Я уже расплатился за то, что дал клятву человеку и мало спрашивал о деле. Мы можем дойти до Взгорья, дальше иди своим путём. Где зарыли Свартина, ты легко узнаешь сама.
Дочь леса поджала искусанные губы, ещё недолго поглядела сверху вниз и шагнула за порог. Потянула за верёвку, пытаясь сдвинуть мертвеца.
Шогол-Ву поднялся, чтобы помочь.
Они подманили рогача, напуганного, храпящего. Набросили верёвку на шею, и зверь потащил тело, прядая ушами и оглядываясь тревожно. На холме за первыми кустарниками — далеко не пошли — вырыли неглубокую могилу.
Копали по очереди.
— Тебя не удивляют ожившие мертвецы, — сказал Шогол-Ву.
Он сидел, привалившись к тонкой белостволке, и тяжело дышал, роняя слова между выдохами и вдохами.
— Ты знаешь о них. Что ты знаешь, дочь леса?
— Это зло пошло от Свартина. И я могу остановить… я хочу остановить его.
Она умолкла, навалившись на черенок всем телом.
Нептица сунулась ближе, пригляделась, клюнула блестящий край лопаты. Отойдя на шаг, принялась рыть землю, и комья полетели во все стороны.
— Почему они встают? Как ты знаешь, что эти не встанут?
— Не смогут, раз Свартин далеко. Как он умер, убил себя?
— Ему помогли уйти. Так на нём проклятие?
Дочь леса помолчала.
— Проклятие, — ответила она чуть погодя.
— И теперь, когда он отправился к ушам богов, проклятие исчезло? Зачем тебе его тело?
Дева помедлила и сказала негромко, с болью:
— Есть поступки, для искупления которых смерти мало. Может, тот, кто его убил, думал, что так всё остановит. Но люди не разбираются в этом, а прийти к нам никто не подумал. Будет только хуже, сын детей тропы.
Воткнув лопату в землю, она повела рукой и продолжила, будто говорила давно заученные слова:
— Разольются реки, и море бросится на берег. Свора бешеных ветров разлетится, ломая стволы вечников, как тонкие стебли, и нигде не будет убежища. С холма потекут кровь и огонь. Трёхрукий пойдёт по земле и проследит, чтобы никто не спасся. Спящие боги проснутся и разрушат мир.
— Спящие боги?
— Вы ничего не помните, дети тропы, как не помнят и люди. Поклоняетесь каменным идолам, но боги спят. Много жизней спят они в Шепчущем лесу. Вы зовёте его Запретным, но уже забыли, почему.
Она перевела дыхание.
— Боги спят. Они отдали этот мир нам, всем нам, и приказали хранить. Мы не сохранили, посеяли раздор, а раз нам не хватило мудрости, боги отнимут свой дар. Этого мира скоро не станет, сын детей тропы, если ничего не сделать.
— Если твоё племя знает, что делать, почему ты здесь одна?
Дочь леса закусила губы.
— Одни не верят, что боги проснутся, — с досадой сказала она. — Другим всё равно, пусть даже мира не станет, и их самих заодно. Третьи… те струсили. Есть и те, кто верит, что боги накажут по справедливости — но здесь ни для кого не осталось справедливости, мы все виновны!
— Я тоже не верю. Боги не могут спать.
— Ты ещё увидишь, — только и сказала дочь леса. — Ты увидишь! Только будет поздно.
Дальше трудились молча. Уложили тело, притащили второе, засыпали, утоптали. Шогол-Ву перекатил три камня, осторожно перенёс на лопате пласты земли с сухой травой, добавил мха. Догадаться, что место потревожено, можно было, только если приглядеться.
Вернулись к хижине. Дочь леса принесла воды от реки, попыталась смыть кровь. Шогол-Ву выкатил бочку, перевернул и сел снаружи.
Над головой раскинулся холм, затянутый лёгкой пеленой, но светлый. Шептала вода, и ветер ласково касался лица, мягко трепал перья нептицы и тёмные гривы рогачей, привязанных неподалёку. Щебетала птаха, невидимая отсюда. Ей принялась вторить другая.
Двуликий улыбался за тонким одеялом, Четырёхногий легко гнал воды, Пятикрылый утихомирил ветра. Трёхрукий брёл по земле, и разве не ему стоило воздать хвалу, что двое остались живы? Боги были здесь, а дочь леса ошибалась. Боги всегда были рядом.
Птицы умолкли.
— Тихо! — сказал Шогол-Ву.
Дочь леса бросила скрести доски, и стало слышно, как от рощи едет всадник. Он не спешил, придерживал рогача, и хворост еле слышно трещал под копытами.
Запятнанный встал, сжимая нож, и выглянул из-за угла.
Нептица поднялась, встряхнулась. Подошла, толкнула боком, прислушалась — и потрусила к роще.
Это возвращался человек. Он ехал не по пригорку, объезжал кругом, по самому краю. Нептица подбежала к нему, припала на лапы, закружилась, пугая рогача.
— А ну, пошла! — махнул рукой человек. — Но!..
Он разглядел запятнанного и бросил хмуриться. Подстегнув рогача, доскакал до хижины.
— А, друг мой Шогол-Ву, — начал он с улыбкой. — Я верил, что ты справишься с теми двумя. А где они?
— Ты бросил меня.
— Да ладно тебе! Я скатался до Взгорья, посмотрел, что там и как, и вернулся. Если ты ещё не узнал у этой, там Вольд со своими людьми. Вольд Кривой Оскал, брат Свартина, и похоже, последние новости ему доносить не спешат. Сидит там и не думает ехать в Заставу.
— Ты бросил меня.
Человек сполз с рогача и взялся привязывать его рядом с остальными. Как закончил, развернулся.
— Я тебе жизнь спас, из петли вытянул, у тётушки своей устроил, чтобы отлежался. И ты ещё, неблагодарный, меня обвиняешь? После всего?
Он упёр руки в бока.
— Я ведь просил тебя ехать со мной, но нет, ты решил остаться. Сам решил. Уж прости, не время было на колени вставать и упрашивать. Или я силой должен был тебя уводить?
— Ты мог остаться тоже.
— Ну, я верил в тебя. Да брось, всё обошлось, о чём спорить теперь? Я бы…
Тут человек примолк и обернулся. Лицо его вытянулось.
— Кто здесь ещё? — с подозрением спросил он. — Ты чего стоишь так спокойно?
— Мы, звери, она.
— Кто «мы»?
— Ты и я.
— А кто болтал за домом, что за мужики? Только что, голоса…
Он замолчал и прислушался. Шогол-Ву насторожился, но ничего не расслышал.
— Во, во! — вскинул ладонь человек. — Иди, глянь, кто это там!
— Тебе послышалось. Идём вместе, и увидишь сам, здесь никого.
Дочь леса
