способов приготовления рыбы, по одному на каждый день зимнего сезона.
– Все-все, я понял, – рассмеялся Дубхе, остановливая меня. – Странно тогда, что ты не подумала о разнице лунных и солнечных суток.
– Мы так давно пользуемся лунным календарем, что я успела забыть о том, что так было не всегда.
Мы медленно подходили к пышной красавице, бриллианту нашего леса, ныне белокурой елочке. Украшения с нее уже успели снять, но и без этого пышность ее ветвей создавала непередаваемую атмосферу праздника и зимнего очарования.
– Надо же, как она похорошела и вымахала за сто лет, – воскликнул Дубхе, завороженно рассматривая ель. Я в ступоре покосилась на него. – Хотя она и раньше-то маленькой не была.
– Дубхе, откуда ты знаешь, как выглядела эта ель сто лет назад?
Дубхе оторопело протянул:
– Ну как же… я ведь…
Он осмотрелся, будто бы пытаясь отыскать подсказку в снежной складке на одной из ветвей.
– Ты когда-то был здесь?
– Наверное, – неуверенно пожал он плечами. – Я не помню, как и Мерак.
Мерак и его потеря памяти были уже сами по себе удивительным происшествием, но потеря памяти Дубхе и Мерака – это уже слишком таинственно.
– Не помню, чтобы ты хоть что-то о себе рассказывал, – я призадумалась, припоминая, что вообще знаю о нем. И осознала, что мы и виделись-то всего пару раз.
– А что мне рассказать? Я мало, что о себе помню, Нивис.
– Не можете же вы оба не помнить ничего о себе, о своей семье, о прошлой жизни! Либо кто-то из вас врет, либо вас кто-то заколдовал. Но почему вас с Мераком? Что в вас особенного?
– И я не знаю ответов на твои вопросы. Впрочем, на свои тоже не знаю, – он усмехнулся, скрестив руки на груди.
– Ты осознаешь, чем для вас это может обернуться? Пропали артефакты, а вы оба якобы ничего не помните. Тебя самого не смущает ничего?
– Только не говори, что думаешь, что мы в этом как-то замешаны, – опешил Дубхе.
– Дубхе, раз вы ничего о себе не помните, то выходит, что никто ничего о вас не знает. Ты сам-то на кого бы думал в такой ситуации?
И хоть я и высказывала эти свои теории, внутренне не представляла, чтобы кто-то из них украл бы артефакты. Или был бы к этому причастен.
– В этом ты права, – вздохнул он и замолчал, подняв глаза к небу. Я еще раз мысленно взвесила все, что знала. Артефакты выкрали, когда Четыре престола бросили свои силы и внимание на наши поиски. Этим могли воспользоваться только при условии, что знали, как попасть в замки и где все хранится. Пусть даже Дубхе и Мерак раньше были здесь, это бы не объяснило их осведомленность об артефактах. Хотя бы потому, что только представители королевских семей знали о том, какие артефакты хранятся у других. Или их приближенные. А Дубхе и Мерака сложно было отнести и к тем, и к другим.
– Богиня с вами, – махнула я рукой. – Я слабо верю, что вы как-то в этом участвовали.
– Откуда такая уверенность? – Дубхе повернулся ко мне. Глаза у него были ореховыми, а взгляд искрящимся.
– Наверное, вас бы тут уже не было. Ну и к тому же, из Мерака маг никудышный. Даже не знаю, за что ему дали знак отличия Аэтерны. Он бы с этим не справился. А ты пока что только пытался спасти меня от брака, в чем был абсолютно прав.
– Спасибо, – искренне поблагодарил он.
– Да и к тому же, если сейчас в каждом видеть врага, то легче решить эту задачу не будет. Хочется хоть в ком-то чувствовать уверенность. Но мысль, что Мерак мог связаться с Энионой, вызывает во мне кучу подозрений.
– Предлагаю понаблюдать за ними.
***
Вечером я наткнулась на Саянуса и Камиллу, впервые после дня рождения. Они весело болтали. Я была рада, что в замке они чувствовали себя, как дома.
– Нивис! – воскликнул Саянус, подбежав ко мне.
Я заметила и то, что дети явно прибавили в весе. Лицо Саянуса округлилось, а порозовевшие щечки придавали ему детский вид. Камилла живо улыбалась и тоже подбежала ко мне с приветствием.
– Привет.
Я широко им улыбнулась, прижимая Саянуса к себе. Камилла не захотела обниматься, но без лишнего страха в глазах стояла рядом.
– Нивис! Деда Пруинус нас сегодня рисовать учил! И мы гулять ходили! И видели лисичку!
Он так радостно и живо тараторил, что я забыла о тревогах прошедшего дня.
– Настоящую лису? – удивилась я. – Это куда это вы ходили?
– В сказочный лес, – прошептал Саянус, делясь секретом. – Дедушка сказал, что там живут маленькие помощницы Богини Зимы.
Дед умеет создавать сказку из обычного дня. Камилла уже зевала, а Саянус продолжал болтать:
– Мы покормили лисичку, скажи, Мила!
– Да, – тихо подтвердила Мила, глаза у нее совсем закрывались.
– Вам уже пора спать, – заметила я.
– Да, дедушка Пруинус сказал отправляться в кровать. Он скоро подойдет и расскажет нам сказку.
Я вспомнила свое обещание дорассказать им сказку про Богинь. Столько всего произошло с того дня, будто бы целая жизнь.
– Нивис, – живо вскрикнул Саянус. – А сказка про Богинь? Ты расскажешь нам ее?
– Нет, – запротестовала Камилла своим тонким голоском. – Дедушка обещал сказку про красавицу.
– Но, Мила… – растерялся Саянус. – Я хочу про Богинь дослушать.
– Я хочу про красавицу! – заупрямилась девочка и скрестила руки на груди. Саянус в растерянности посмотрел на меня.
– Давайте я вам ее расскажу, пока дедушка не придет? Две сказки же лучше, чем одна?
Дети согласились, и мы отправились в их спальню. Она была по дороге в мое крыло. Наша старая детская. Я едва узнала ее. У братьев, а потом у меня и у Стирии, была общая детская, передававшаяся из рук в руки. Стирия все еще могла жить в ней, но переехала в свою взрослую комнату пару лет назад. Детская была в два раза меньше наших нынешних покоев. Каждый раз она менялась под нового хозяина, перед этим пустуя не один десяток лет. Здесь вновь стояло две кровати, как во времена братьев. Возле большого окна был низкий стол для занятий детей чем-нибудь. Игрушки были разложены то тут, то там. Большой шкаф с детской одеждой и своя ванная комната. Вот и все ее убранство. Когда я была маленькой, у окна стоял мой первый мольберт с красками. Я любила проводить здесь свободное время. Детские воспоминания что-то успокоили в моем сердце, заставив его стучать чуть мягче и медленнее.
Дети убежали в ванную, чтобы раздеться. В комнате было значительно теплее,
