Я даже не замечаю, что она плачет, пока не наклоняюсь вперед, чтобы взять свой напиток у стюардессы. Но как только вижу, что щеки девочки мокрые, я не могу выбросить это из головы. Обычно я бы прикинулся дурачком. Вел бы себя так, будто не знаю, что у ребенка рядом со мной нервный срыв. Но сейчас я не могу, и я чертовски хорошо знаю почему. Это вина Чарли. Эта девчонка залезла мне в голову и покопалась там. Она нашла там кусочек добра, поднесла его к свету и сказала: «Видишь? Видишь это? Смотри, как блестит! Давай заставим его расти».
Поставив стакан на столик, поворачиваюсь к девочке.
— Испугалась?
Сначала она кажется удивленной, что я с ней разговариваю, но потом сглатывает и кивает.
— Сказать тебе кое-что? Когда я летел в первый раз, я был в абсолютном шоке.
— Правда? — удивляется она.
«Нет. Не правда. Не помню, чтобы я чего-то боялся, когда был жив».
— Абсолютно, — отвечаю я, — но знаешь что? Эти люди, которые управляют самолетами, они типа гении. Ты в надежных руках.
Девочка бросает взгляд в сторону кабины и слегка улыбается, но ее это не убеждает. Я пытаюсь придумать что-нибудь еще, чтобы отвлечь ее от мыслей о полете. Ее повязка падает на глаза.
— Почему ты носишь спортивную повязку? Это сейчас модно или что?
Она смеется и трогает головную повязку.
— Ее носит Леброн Джеймс. Он играет сегодня вечером, так что я должна… ну, ты понимаешь…
— Поддерживать, — заканчиваю я за нее.
Девочка кивает.
— Хочешь посмотреть кое-что крутое? — я поднимаю ногу и отворачиваю язычок на своей красной кроссовке.
Ее глаза вылезают из орбит.
— Это то, о чем я думаю?
— Если ты думаешь, что это автограф Дуэйна Уэйда, то ты права.
— Дружище — говорит она.
— Дружище — говорю я в ответ.
— Я бы никогда их не сняла, — девчонка откидывается на спинку кресла, заметно расслабляясь.
Я снова опускаю ногу.
— А я и не снимаю.
Она кривит рот, как будто задумалась.
— А что, если бы ты взяла автограф у Леброн?
— Пф-ф. Я тебя умоляю, — говорю я. — Я получил тот единственный, что хотел.
Ее лицо становится таким взволнованным, как будто у нее есть миллион аргументов на тему лучшего игрока Майами. Я оказался прав. Когда мы приближаемся к Бирмингему, девочка все еще отстаивает свою позицию. Я поднимаю руку, чтобы остановить ее, и показываю в окно. Она видит город и смотрит растерянно, как будто не совсем понимает, о чем я говорю.
— Мы на месте, — говорю я.
Она переводит взгляд с окна на меня. Ее лицо расплывается в широкой улыбке, и девочка обнимает меня за шею своими маленькими детскими ручками. Это ощущение что-то пробуждает внутри меня. Что-то, чего я не чувствовал уже очень давно.
Какое-то непонятное теплое чувство.
***
Когда добираюсь до Питчвилля, уже поздно, но мне нужно срочно увидеть Чарли. Хотя я не уверен, что это можно сделать, я должен попытаться помешать ей выполнить контракт. Но я боюсь того, к чему может привести этот разговор. Больше всего я боюсь, что она раскроет мою тайну. Что я не работаю на Большого Парня. Думаю о том, как бы она посмотрела на меня, если бы узнала — со страхом, предательством и отвращением. Мои плечи напрягаются, и мне приходится несколько раз пожать ими, чтобы расслабиться.
Размышляю, не будет ли Чарли разочарована тем, что не получила все те пожелания красоты, которые ожидала. Но я уверен, что смогу образумить ее. Я просто скажу ей правду, что семьдесят пять процентов привлекательности исходит от уверенности в себе. Научу ее, как войти в комнату, как наклон головы может заставить людей поверить, что она слишком хороша для них. Я поставлю ее перед зеркалом и покажу ей то, что я вижу в ней. Изящный изгиб ключицы, мягкий плоский живот, морщинки в уголках глаз, когда она смеется. Есть миллион маленьких причин, почему кто-то может влюбиться в Чарли. Мне просто нужно напомнить ей об этих вещах. Просто сказать: «ты прекрасна, и если ты в это веришь, то и другие поверят».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Подъезжаю к дому Чарли и подхожу к ярко-красной двери. Подняв руку, чтобы постучать, колеблюсь. Она была расстроена, когда мы виделись в последний раз. Будет ли она в таком же состоянии и сегодня?
Опускаю руку. Тот поцелуй. Я бы не выдержал этого. Это было неправильно. Мне никогда раньше не хотелось кого-то обманывать, но с ней все иначе. Я просто не мог этого сделать. Может быть, однажды, если я найду способ спасти ее душу, тогда мы сможем… Но даже когда думаю об этом, понимаю, что этого никогда не случится. Чарли предназначена для великих дел. А я, с другой стороны, просто пытаюсь сбежать от своего прошлого.
Прикусываю щеку изнутри, и на этот раз мне удается постучать. Бабушка открывает дверь. Кажется, она удивлена, что кто-то пришел так поздно, но когда понимает, что это я, выражение ее лица меняется. В ее глазах вспыхивает гнев.
— Мальчишка, — говорит она, положив руку на бедро.
— Могу я поговорить с Чарли?
Старуха одаривает меня улыбкой, которая не обещает ничего хорошего.
— Нет, не можешь. Сегодня она вернулась из школы очень расстроенная.
Прислоняюсь к косяку за дверью, гадая, знает ли бабушка о Вегасе.
— Вчера она ночевала у Аннабель, — говорю я. — Может, вам не стоит больше позволять ей там оставаться?
— Не думаю, что проблема в этом.
Она смотрит на меня, а я смотрю на нее в ответ.
— Послушайте, мне действительно нужно с ней поговорить, — объявляю я своим лучшим джентльменским голосом. — Это очень важно.
Бабушка качает головой.
— Прискорбно.
Все. Мне надоело. Я протискиваюсь мимо бабули, слыша за спиной ее крики остановиться и что она раздавит меня, как букашку. Но меня останавливают не угрозы старухи.
Чарли.
Девушка стоит на верхней ступени и смотрит вниз. Она выглядит измученной, как будто всю ночь сражалась в битве.
— Чарли, — говорю я, — мне надо с тобой поговорить.
— Уже поздно, Данте. Увидимся завтра.
— Чарли… — в моем голосе мольба, но мне все равно. Видя ее сейчас, не могу поверить, что когда-то мог представить, что не спасу ее. Не могу поверить, что никогда по-настоящему не «видел» ее до этого. Не видел, как прекрасна ее душа, как она живет той жизнью, которую я всегда хотел для себя, но никогда не имел смелости требовать. Сердце колотится, и я понимаю, что для меня все кончено. Со мной покончено. Я послушная марионетка в ее руках.
Чарли поворачивается и идет обратно в свою комнату.
— Пожалуйста, иди домой, — прогоняет она меня дрожащим голосом.
Я слишком потрясен, чтобы двигаться. Я знал, что Чарли расстроена, но не думал, что она выгонит меня. Бабушка хватает меня за руку и легонько тянет. Гнев исчез с ее лица, и она смотрит на меня с жалостью. Отдергиваю руку и свирепо смотрю на нее, потому что не хочу, чтобы кто-то жалел меня.
— Я в порядке, — рявкаю я.
— Я знаю, — отвечает она.
Прохожу мимо нее и выхожу за дверь. Позади себя слышу щелчок замка, скользящего на место, и мгновение спустя свет на крыльце выключается. Я стою один в темноте и смотрю на окно спальни Чарли. Теплый свет пробивается сквозь занавески, и мои нервы разгораются. Может, мне стоит забраться и поговорить с ней? Но через несколько секунд свет гаснет.
Повесив голову, я возвращаюсь к «Элизабет Тейлор». Чарли по-настоящему расстроена, и теперь я знаю, что дело не только в поцелуе. Там что-то большее. Вспоминаю все те моменты, когда она просила красивые черты лица. Я вспоминаю, как она сразу же поинтересовалась моим мнением о своих более светлых и блестящих волосах, как она спросила, знаю ли я, какого цвета у нее глаза, прежде чем изменить и их. И, наконец, в Вегасе, когда она спросила, не думаю ли я, что ей стоит попросить больше красоты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В каждом отдельном случае я практически умолял ее выполнить контракт. А почему бы и нет? В то время меня волновало только одно — закончить работу и получить повышение. Но сейчас, вспоминая последние несколько дней, я чувствую только стыд.
