– Нате вам, какие слова знаешь.
– Ладно уж. Пошел я, – и уже в дверях. – Спи. Зайду завтра после полудня.
Ушел. Я сижу. Молчу. Барсик ушел в спальню. Жучара же! Ушел милиционер, и мне стало тоскливо. Что-то в нем есть. Что – не пойму. Думаю. И надумала. Без пол-литра не разберешь. Достала бутылку из холодильника. Нарезала огурчиков. Остатки. Наболтала в графине клюквенного варенья с водой. Лучше любого лимонада.
Сижу. Думаю. Это у меня привычка такая. За окном темно, но видно, как отражается желтый свет фонаря. Тоска! Выть хочется. Хлоп рюмку и жду. Потекло, согревает. Не закусываю. Жду. Пора и вторую. Хлоп вторую. Запила глотком моего лимонада. Жду.
Что им! Кто-то в дверь звонит. Это надо же! В час ночи звонить. Может, Петя? Вскочила и побежала открывать.
– Тамарка, – орет пьяная Надька, – Тамарка, чего ты ушла-то? Мы так веселились. Так веселились.
– Уймись и зайди. Соседей разбудишь.
– Я иду, – уже шепотом, – вижу у тебя свет в окне. Дай, думаю, зайду. Вот, смотри, – достает початую бутылку водки.
У меня эта водка уже из ушей прет. С души воротит.
– Спать иди, шлендра. Мало тебе?
– Я – шлендра? – орет, как свинья недорезанная. – Я – шлендра? От нее каждый день мужики выскакивают, словно лимоны выжатые. А я – шлендра!
– Да не ори ты! Проходи уж в дом.
Разбудила-таки соседей. Они в крик:
– Милицию вызовем!
– Вызывайте участкового, – отвечаю. Дверь прикрыла, и Надьку в кухню потащила. Та как-то враз сникла, размякла. Тащи эту воблу сушеную.
– Тамара, Тамара, – и в слезы.
– Не реви. Выпей, полегчает.
И тут начала она мне душу свою открывать. Лучше бы не открывала. Помойка, а не душа. Узнала я, что второго ребеночка прижила она от начальничка своего. Что мужа ненавидит смертельно. Готова прибить его, да боится. Что болезнь у нее такая. Она в книге вычитала. Бешенство матки. По-научному истерия.
Как тут не выпить еще! Хотя и воротит. Вот так обе пьяные и сидим на кухне. Досиделись до того, что в радио запиликало. Мама моя родная! Пять утра уже.
– Иди домой, Надька! Мне спать надо.
– Мне тоже надо. Я тута прилягу. Сосну у тебя. Не хочу домой идти.
– Еще чего, – я представила, как придет Петр, а тут эта валяется. Что подумает.
Еле-еле выпроводила за порог. Уже гимн заиграли по радио, когда я наконец-то улеглась. Голова – на подушку, а я в сон. И снится мне мужчина. Не Петя, не Гоша и не Вася. Как бы чужой, но до смерти близкий. Так и кажется, что я его с детства знаю. Он стоит рядом с кроватью. Улыбается так хорошо. А я – надо же такое! – лежу голенькая совсем, и мне не стыдно. Он улыбается и молчит. Я тоже молчу, но знаю, это мой отец. Отца-то я помню. Но этот не тот отец, что я помню. Но отец. Надо же, такое приснится.
Проснулась от звонка в дверь. Спросонья никак не могла понять, где звонят. Выскочила в прихожую в одних трусиках. Хорошо топят коммунальщики.
– Кто там? – кричу, а в ответ:
– Милиция.
Думаю, Петя это. Прикрыла рукой грудь и открыла.
Мама моя родная, а там двое незнакомых мне мента.
– Вы такая-то? – в лоб мне.
– Я самая, а что надо-то?
– Мы пройдем, а вы оденьтесь. У нас к вам вопрос есть.
Накинула халатик. Вышла. Они как встали у дверей, так и стоят.
– Может быть, хотя бы на кухню пройдем, – говорит тот, что постарше.
– У вас вечером в гостях кто-нибудь был? – это все старший.
– Был. Наш участковый. Петр. По батюшке не знаю.
– Уточним, – этак с хитрецой все тот же мент со звездочками на погонах. – А еще кто-нибудь был?
У меня со сна память выдуло. Все тот мужчина перед глазами. Но не он же был у меня в гостях. Этот мент с погонами опять гундосит. Насморк, что ли, у него?
– Вы Надежду Бабкину знаете?
– А кто ж не знает нашего дворника?
– Она, случаем, к вам вчера не заходила?
– Вчера нет, а сегодня да, – так я шучу.
– Уточните, в котором часу.
– Когда пришла, не скажу. Пьяные мы с ней были. На свадьбе погуляли. А вот когда я ее выпроводила, скажу. Как раз радио пиликать начало.
Они переглядываются и головами закивали, как китайские божки, что у меня на шифоньере стоят.
– Вы посидите. Мы пока бумагу составим, и вы подпишите.
– Это, с какого такого рожна я буду чего-то подписывать?
– Здесь не подпишешь, – на ты перешел мент, – в отделение доставим. Там и не то подпишешь, прости господи.
– Ты что, свечку держал? Оскорбляешь. Да! Я на вас управу найду.
– Успокойтесь, – это уже молодой, – так положено. Надо подписать протокол допроса.
– Это что же – я уже и виноватая?
– Нет. Только свидетель, – это опять молодой. А старший, сука:
– Пока.
Тут опять звонят в дверь.
– Идите, откройте! О нас ни звука, а сами за дверью спрятались. Прямо детектив какой-то. Как в кино.
– Тамара, я пришел сказать и извиниться перед тобой. Сегодня гулять не пойдем, – Петя. Мой Петя.
– Лейтенант Пронин, – рявкает тот, который со звездочками на погонах, – разговорчики.
– Виноват, товарищ капитан.
– Чего вы на моего жениха орете?! Он ко мне пришел.
– Я и вчера был у товарища Ининой. До одиннадцати вечера был, – Петя серьезен.
Помялись, потоптались и ушли. А чего приходили, я так и не поняла.
* * *
Из протокола осмотра места происшествия:
«Труп мужчины лежит на полу у дивана на спине. Правая рука на груди, левая вдоль тела. Мужчина одет в трусы черного цвета. На голове, в ее левой височной части, открытая рана. Рядом с телом кухонный молоток для отбивки мяса…»
Ну и так далее. Судмедэксперт по окоченению трупа определил время убийства. В промежутке между шестью и девятью часами утра. В квартире больше никого. Труп обнаружила соседка. Утром уходила на дежурство в трампарк и увидела открытую дверь. Заглянула и увидела соседа мертвым.
Где дети и их мать, никто не знал. Девочке семь. Мальчику пять.
Вот таким было то утро.
Надежду Ивановну Бабкину арестовали через два дня. Она с детьми пряталась у дальней родственницы убитого ею мужа в Парголово.
На первом же допросе она призналась в убийстве. Правда, никаких деталей не помнила. Пьяна была сильно.
Заседание суда продолжалось два дня. Надежду осудили и приговорили к пяти годам содержания в колонии общего режима. Детей определили в детский дом № 5.
* * *
Петр ухаживал за мной все двенадцать дней. Сводил меня в ресторан. Два раза были в кино. Один раз подарил мне какие-то чахлые цветочки. Зима же.
– Это наши обручальные кольца, – сказал он мне на тринадцатый день, – послезавтра поедем в загс.
Я не противилась. Убийство Надькиного мужа подействовало на меня сильно. Я так и видела ее лицо, опухшее, красное и слова ее: «Страсть как ненавижу его». Он меня лапает, а меня воротит. Так и вырвет. Убила бы!»
Говорили, что нашли его голым. Значит, он начал то, что Надька называла «лапает». Тут она его и прибила. Интересно чем.
– Не забудь взять паспорт, – Петя, Петя. Знал бы ты, чем занята моя голова. Как бы ни случился и у нас с тобой такой расклад. Я ведь терпеть долго не буду. Тьфу-тьфу. Чур меня.
Все эти дни я вспоминала сон в то утро. Постепенно в душу мою закрадывались сомнения. Я вспоминала слова какой-то тетки в детском садике: «Вылитый Федор Петрович!» Моего папу звали Вениамином.
– Ты меня слушаешь?
– Слушаю, слушаю. Паспорт не забуду, – сама же думаю, не забыть бы вообще в этот загс прийти.
Расписали нас быстро. У Петра свидетелем был тот самый капитан, что допрашивал меня, а у меня – моя напарница. Надьки же не было.
Отметили у меня. Собралось народу немного. Быстро и разошлись. Утром мы уезжали в Псков к родителям мужа.
На этом можно было бы окончить историю с географией о моем замужестве. Одно скажу по секрету.
За день до нашего бракосочетания я дежурила в ночь. Анатолий Иванович пришел ко мне на пост после полуночи. Все спят. На отделении спокойно. У меня чаек готов. В холодильнике, где мы храним некоторые препараты, колбочка с настоечкой спиртовой. Бутерброды я принесла из дома. Думала, поужинаю и прилягу. А тут он:
– Можно к вам, Тамара Вениаминовна?
Пили-ели мы вдвоем. Никто не мешал нам. Говорил Анатолий Иванович интересно. Был ласков и нежен. Я «улетела».
– Так мы договорились, Тамара. Осенью ты переходишь ко мне на отделение.
До осени дожить надо.
Глава вторая
9 декабря 1979 года в родильном доме родила Тамара Вениаминовна Инина. Это я. Как ни настаивал Петр на том, чтобы я взяла его фамилию, я отказалась.
– Пойми, дорогой, у меня нет братьев. Помру я – и уйдет наша фамилия. Дети же с твоей фамилией будут.
Убедила. Мой Петя молодец. Окончил свои курсы. Получил капитана и стал оперуполномоченным в нашем районном отделении милиции. Три месяца работал там. Принял участие в задержании особо опасных вооруженных преступников и за это был награжден.
Я же тоже, несмотря на живот, прошла курсы повышения квалификации и теперь работаю у Анатолия Ивановича. И работа ответственная, и зарплата больше.
