он по слогам. — Ты уверен, что существуешь?
Теряя голос от напряжения, Лайонел гневно прокричал:
— Я СУЩЕСТВУЮ! И она мне доверяет! И когда ты наконец отвалишь от нее…
Ригель запрокинул голову и рассмеялся хриплым, злым, презрительным смехом. Он смеялся от боли, черной, мучительной, потому что испытывал чертовскую боль, потому что слова о ее ненависти к нему, о ее дружбе с этим парнем вибрировали такой неоспоримой правдой, что прокляли его навеки.
Ему известно, что шипы порождают новые шипы, и то, что он носил в себе, слишком грязное и порченое, чтобы понадобиться такой доброй и чистой душе, как ее.
Да, он всегда это знал, но, услышав то же самое от чужого человека, разорвал в клочья все, что оставалось еще нетронутым. И как вообще он, вконец разочарованный, все-таки умудрялся находить среди чертополоха цветы надежды, а когда они увядали, особенно ощущалась боль. Солнечные лучи не проникали в его мрак, только она золотила обломки надежды в его душе. Она излучала свечение, которое не давало ему спать по ночам, сияла во всех его воспоминаниях, как пульсирующая звезда, которая озаряла светом его опустошительное одиночество и приносила утешение.
И сейчас в нем засиял ее теплый свет… Ригель хотел бы погасить этот маяк во тьме, освободиться от беспощадной любви. Он сделал бы это, если мог, но, как и всегда, был не в силах причинить вред теплому нежному свету, в котором жило его чувство к ней. И в конце концов он ухватился за него всем своим существом, его отчаявшаяся душа не могла закрыться от этого света.
— Когда ты отвалишь от нее…
— Да-да, — едко прервал Ригель, пряча подальше образ Ники, — жди и надейся.
Первый удар пришелся ему по губе. Ригель почувствовал, как кровь смешивается с дождевыми каплями, и подумал, что физическая боль лучше отчаяния, из которого он выбрался минуту назад. Второй удар прошел мимо, и Ригель накинулся на Лайонела как разъяренный зверь. Костяшки пальцев хрустнули, когда попали в нижнюю челюсть парня, но Ригель не остановился, даже когда из его брови потекла кровь, даже когда мокрые волосы начали колоть глаза, как булавки. Он не останавливался до тех пор, пока Лайонел, корчась от боли, не упал на землю.
Ригель сплюнул на тротуар. Черный океан над его головой прорезали корявые молнии.
Он не хотел сейчас представлять, что бы она на это сказала.
— Увидимся, Леонард, — процедил Ригель сквозь зубы, уходя.
И еще не придя домой, он уже видел укор в ее лучистых глазах.
Он знал, что увидит черное пятно в искренней и прекрасной чистоте, знал, какая яростная волна захлестнет ее, когда она поднимет лицо от мобильного и вперит в него осуждающий взгляд.
Тот миг, когда он чувствовал себя на грани гибели, он запомнит на всю жизнь. Ригель смотрел в ее глаза Творца Слез и понимал, что не сможет ей лгать. Куда спрятать ссадины и царапины на костяшках? Да и Лайонел точно уже обо всем сообщил. Ригель только сейчас понял, что разочарование на ее лице — расплата за каждую его ложь. За то, что молчал и прятался, за то, что посточянно отталкивал ее.
Ригель улыбнулся колючей улыбкой, но чувствовал, что силы у него закончились. Внутри царила пустота. Он показал ей только то, что она ожидала увидеть, — маску конченого мерзавца. Другим она его себе и не представляла.
— А… овечка прокричала: «Волк!»
Что было дальше, Ригель помнил смутно, произошедшее распалось на спутанные, размытые фрагменты: ее глаза, ее свет, ее руки повсюду, волосы и аромат духов, и губы, которые шевелились, что-то говоря, а он не слышал, потому что его опалил жар, который исходил от нее как от солнца, и надо было как-то от него укрыться.
Ее пальцы в пластырях на его рукаве, точильщик метался и зудел, и она близко, очень близко, такая рассерженная и близкая, что по телу бежала дрожь.
Ригель был на грани фола, он отбивался равнодушно и грубо, но и тогда он не мог не заметить, что даже в ярости и презрении Ника удивительно прекрасна. Даже с пластырями и цыпками на руках Ника чертовски красива. Даже когда она пыталась причинить ему боль, исцарапать его, отомстить за все, что он ей сделал, Ника оставалась самым прекрасным существом, которого когда-либо касался взгляд Ригеля.
И это была только его вина, Ника тут ни при чем, она не знала своей силы, а он поддался и не сумел вовремя остановиться. Она оказалась слишком близко, и, когда Ригель отпихнул ее к стене, неистовый точильщик толкнул его вперед, к ее губам.
И впервые… впервые в жизни он растворился в красоте и боли. Бросился в бездну, летел в свободном падении, чуть не умер от восторга и приземлился на лепестки роз — после всех лет, проведенных среди шипов.
Как сладостно отдаться теплу, пока блаженство не сменилось другим чувством. Или просто сдаться на волю победителя-света, который мирно пульсировал в ее груди, освещая от края до края их поле битвы.
***
Я шагнула, пошатываясь. Комната кружилась перед глазами, я уронила телефон, неловко попятившись. Не хватало воздуха. Я вздрогнула, когда коснулась своих губ дрожащими пальцами. Я смотрела в растерянные глаза напротив, чувствовала вкус крови, его крови, на своих саднящих губах. Я нащупала маленький порез на губе.
Он укусил меня! На этот раз Ригель по-настоящему меня укусил.
Я смотрела, как порывисто он дышит, смотрела на его блестящие красные губы, на то, как он стирает с них кровь. В его сумрачных глазах, кажется, промелькнула раскаленная искра. Он так на меня посмотрел, что на мгновение я увидела в его глазах отражение своего воспоминания.
Я увидела тот же обвиняющий взгляд, которым одарила его однажды вечером много дней назад.
— Однажды все поймут, кто ты есть на самом деле.
— Да ну? И кто же я?
— Творец Слез.
Ригель сжал губы, а потом твердо сказал:
— Творец Слез это ты.
Казалось, эти слова вырвались у него помимо воли, Ригель как будто их не удержал, они выплеснулись наружу, как яд, который слишком долго держали в склянке. Я онемела от изумления, а он быстро повернулся и исчез.
Глава 14
ОБЕЗОРУЖИВАЮЩИЙ
Некоторые виды любви невозможно культивировать. Они как дикие розы: редко цветут и больно колются.
Я помнила маму. Вьющиеся волосы и аромат фиалок, серые, как зимнее море, глаза. У нее были теплые пальцы и добрая
