договориться с Матвеем, но уверена, у нас все получится. И тогда мы все будем очень счастливы.
Беру Матвея с собой на тренировку десятилеток. Они тоже занимаются на земле два раза в неделю, и я с удовольствием взяла и их на себя. Напряга не особо много, зарплата выше, а деньги мне очень нужны, я не отказываюсь.
Мальчишки стараются, и даже Матвей повторяет за ними и получает почти полноценную тренировку, снова меня удивляя. Не знаю, что вдруг на него так сильно повлияло, но надеюсь, это рвение не пройдет через неделю. Просто раньше за ним не было замечено такой активности, а тут… Возможно, наблюдение за старшими товарищами так быстро дало свои плоды, не знаю.
Мы заканчиваем тренировку и еще немного гуляем по территории спорткомплекса, показываю сыну все спортивные площадки и небольшой парк за зданием, покупаем у бабушек, торгующих рядом, клубнику и, когда заходим в холл, замираем оба.
Потому что на диванчике в холле сидит Ярослав, и при виде него у меня начинается изжога. Его слишком много, и я искренне не понимаю, какого черта он постоянно лезет. Правду говорят, что бывшие, как прыщи, всегда появляются не вовремя. Потому что, как только я чувствую счастье, он появляется и все портит.
Ярослав замечает нас сразу, криво улыбается и странно смотрит, словно спрашивая, что делает здесь ребенок. Самое противное в этой ситуации, что сам Матвей к нему больше не тянется. Он просто негромко говорит «папа» и продолжает стоять рядом со мной, не срываясь с места, как раньше, и не падая к нему в объятия. Потому что дети чувствуют холод, а Ярослав в последнее время никакой теплоты к сыну не проявляет, и малыш отдаляется. И мне больно за него. Я знаю, что это такое, когда отец тебя не любит, и я бы очень хотела, чтобы мой сын такого никогда не чувствовал.
– И что здесь происходит? – спрашивает Давыдов, подходя к нам. Он тянет Матвею руку, пожимая ее, и… и все. На этом приветствие заканчивается. Он за своей злостью уже не видит, в кого превратился. – Почему ты притащила ребенка на работу?
– Матвей захотел заниматься хоккеем, я его притащила, как ты выразился, на занятие, а не к себе на работу. Что-нибудь еще?! – Я не собираюсь выслушивать его претензии, тем более при ребенке, это не нужно никому из нас.
– Какой, к черту, хоккей?! – начинает повышать голос Ярослав, и я чувствую, как Матвей прижимается ближе. Прости, малыш, что не рассмотрела в нем эту сволочь до того, как сделала его твоим папой. Ты заслуживаешь гораздо большего. – Ему нужно учиться, эти хоккеисты тупые как пробки, они постоянно на тренировках!
– Ты назвал тупым своего сына? – Я готова вцепиться ему в глотку за то, что он говорит. Его счастье, что меня за руку держит ребенок.
А вот за вторую руку меня хватает сам Ярослав. Причем делает это ощутимо больно. Он сжимает пальцами предплечье так, что в первую секунду у меня на глазах выступают слезы.
– Я сказал… – шипит он, подходя ближе. Краем глаза вижу, как старшие начинают выходить в холл после тренировки, и надеюсь, что Антон не увидит всего этого. Я просто банально не хочу драки. – …Что тут ему не светит никакое будущее. Ему нужно учиться, чтобы потом найти работу и зарабатывать деньги.
– Ты совсем чокнулся на своих деньгах, Ярослав, ему пять лет, и он волен заниматься тем, чем ему хочется, будь то хоть хоккей, хоть кружок кройки и шитья, ты понял?!
Я не замечаю, как начинаю кричать, и даже почти не обращаю внимания, что руку мою сжимают еще сильнее. Только Матвей, пытающийся оторвать меня от Ярослава, приводит в чувство, а вот у самого Давыдова в глазах ярость, он словно не в себе, это пугает.
– Папа, отпусти маму, пусти! – кричит мой маленький защитник, отталкивая Ярослава, но, к счастью, рядом возникает Леша. Он подходит к нам близко, и Ярослав рядом с ним кажется не таким уж устрашающим.
– Ольга Сергеевна, все в порядке у вас? – спрашивает он, делая голос чуть грубее, чем есть на самом деле, и расправляя плечи. Еще один позер. Но сейчас мне только на руку это. Ярослав не силен в драках, хотя спортивную форму он поддерживает, и, если есть шанс избежать потасовки, он, скорее всего, это сделает. Тем более когда соперник размером с медведя. – Помощь нужна?
– Не нужна, – фыркает Ярослав, отпуская мою руку и тут же со злостью уходя из спорткомплекса.
– Спасибо, Леш, – говорю парню и вижу, как к нам направляется Антон, – и прости, что оказался свидетелем этого.
Он кивает, уходит, и я тут же обнимаю Матвея. Мне хорошо, когда он рядом и в безопасности, но сейчас он очень расстроен из-за поведения Давыдова.
– Оль, ты в порядке? – подлетает к нам Антон. – Я не успел, прости, вышел чуть позже. Что случилось?
Прикладываю палец к губам. Не хочу обсуждать это при ребенке, но и отнекиваться от Антона тоже не буду. Киваю в сторону коридора, где располагается мой кабинет, и иду туда с сыном, чувствуя спиной пронзительный взгляд.
Достаю альбом и несколько стареньких карандашей, тут же думаю, что теперь нужно купить набор к себе в кабинет для Матвея, и прошу его порисовать несколько минут, пока я не вернусь.
Антон ждет меня в коридоре, нервно расхаживая туда-сюда. Он волнуется, я вижу это, и переживает, что от Ярослава меня спас не он.
– Антош, все в порядке, – подхожу к нему и кладу руку на плечо, чуть поглаживая, пытаясь успокоить, но пока ничего не действует.
– Я не понимаю, что ему нужно?
– Я не знаю, – пожимаю плечами. Я действительно не знаю, – возможно, просто поиздеваться надо мной.
Неосознанно потираю руку в том месте, где меня хватал Ярослав, потому что ощущения не самые приятные, и Антон тут же берет мои пальчики в свою ладонь, поднимая руку к лицу. На предплечье уже цветут фиолетовые отметины, и кожа вокруг все еще покрасневшая. Я вижу, как раздуваются ноздри Антона от злости, и спешу положить ладонь ему на щеку, чтобы хоть немного успокоить этот бушующий ураган.
– Оль, я точно сломаю его. Оль, клянусь, убью и глазом не моргну!
– Ага, и сядешь! – злюсь. Я поэтому и не хотела, чтобы Антон успел мне помочь. Он точно ввязался бы в драку, а Ярослав это так не оставил бы. – А что я делать буду без тебя?
– У тебя Матвей есть.
– А что, если я хочу, чтобы
