ты тоже был у меня?! – признаюсь. Лучше ведь не найти времени, да?
– Что ты сказала? – Он словно не верит. Как будто бы до сих пор думает, что я снова могу начать его отвергать. От этого становится очень стыдно и грустно.
– Я сказала, что ты мне нужен. Желательно целый и невредимый.
– То есть… – от злости почти не остается и следа. Он начинает улыбаться, смотрит на меня с прищуром, подходит впритык, как обычно, – …мы будем пробовать рассказать Матвею правду?
– Это будет сложно, Антош. Он правда очень сложный ребенок, когда дело касается этой темы. И если ты готов…
– Не-не, – перебивает меня, – ты скажи, что в этом есть смысл. Я хоть гору пешком перейду, только если в этом будет смысл, понимаешь?
Он… он просит дать гарантию, что мы точно будем вместе, когда он завоюет сердце моего ребенка. Потому что это в своей голове я уже все решила, а вот Антону еще не призналась, что окончательно утонула в нем и что выныривать мне не особо хочется.
Я осторожно киваю. Почти незаметно, но Антон видит. Он все видит. И тут же целует меня, улыбаясь, и я снова забываю вообще обо всем на эти сладкие пару минут.
– Мне пора, – шепчу, с трудом оторвавшись от Антона, – там Матвей один.
– Иди, конечно. – Он целует меня в лоб, а потом поднимает руку и целует все синяки, которые оставил мне бывший, и я в сотый раз понимаю, насколько правильный выбор сделала. Антон уходит, все еще улыбаясь, а потом оборачивается и негромко говорит мне: – Все преодолеем, Оль.
И я ему верю.
Глава 28
Антон
Абсолютно дерьмовое чувство, когда от надоедливого бывшего любимую спасаешь не ты, а твой друг, который катает к ней яйца. Я увидел Олю с этим Мудославом, уже когда с ними стоял Леха, а этот быстро убегал, понимая, видимо, что могут начистить рожу. Спасибо, конечно, что Леха появился вовремя, но чувство все еще дерьмовое.
Мне хочется всегда быть рядом, чтобы суметь ее защитить, когда это будет необходимо. И хоть головой я понимаю, что это физически невозможно, но сердцу очень хочется Кроху веревками к себе привязать и не отпускать вообще никогда, чтобы в любую секунду успеть на помощь, а не просрать очередной раз.
Вообще, ее бывший реально мудак. Ну, либо у него с головой непорядок какой-то. Потому что выяснять отношения на повышенных тонах и применять физическую силу, когда рядом стоит твой ребенок… Я не знаю. Меня иначе учили, так быть не должно. Про какое там хорошее отношение к Матвею говорила Кроха? Я увидел то, что этот еблан ценит только себя, но точно не ребенка, молчу уж об отношении к Оле.
Мелкий испуганный был, Кроха моя в синяках. А до этого говорила, что «он хороший отец». Ну-ну, хороший. Видел я, какой он хороший. Желание найти его и сломать ему пару ребер просто сумасшедшее. И кажется, появись он рядом со мной или с Олей – не сдержусь.
Меня вообще остановила от того, чтобы догнать его и прописать в нос пару раз, только Оля со своим смущенным признанием. Я правда сразу всю злость растерял, улыбался как дурак стоял. Мне все еще не верится, что она сдается, после стольких-то отказов. А тут говорит, что нужен, что с мелким будем вместе разбираться как-то, что действовать я не зря буду.
Вот она точно ведьма. Два слова сказала, а я все, поплыл. Рычал как тигр, а тут чуть ли котом не стал мурлыкать от признаний Крохи.
Я домой ехал с улыбкой, еду с улыбкой заказывал, даже курьеру на чай оставил больше, чем обычно, потому что жизнь словно счастливым светом затопило, сладким таким, тягучим.
Что еще надо для счастья влюбленному идиоту? Взаимность! И все. И сразу все налаживается, даже растянутые мышцы на шее не болят, курить снова не хочется.
Перед сном переписываюсь с Олей, она рассказывает, что Матвей без умолку болтает о хоккее, так впечатлился пацан тренировкой. А мне и лучше, это лишняя тема для разговора с ним, надо же как-то втираться в доверие.
В мессенджере вижу фотку Даши и значок, что она в сети. Пишу, спрашивая, все ли у нее в порядке, потому как тот случай с преследованиями не дает мне покоя. Она отвечает, что все в порядке, и говорит, что больше не ходит по улице одна, и я, спокойный и счастливый, отрубаюсь до самого утра.
А утром, снова счастливый, тащусь в спорткомплекс, потому что тренировки сегодня две и нужно приехать пораньше, чтобы застать Олю до того, как я буду вымотанный и уставший.
На месте подхожу к уже знакомой мне бабушке и покупаю самый красивый букет ромашек, что у нее есть. Точнее, покупаю три средних, который мы собираем в один большой. В прошлый раз из-за тупости мне не удалось Оле подарить ромашки, сегодня хочу исправить оплошность и порадовать Кроху, чтобы она улыбнулась.
Несусь в кабинет почти на крыльях, уже представляю, как Кроха зароется носом в букет, а потом сладко-сладко поцелует меня с благодарностью, но…
– Пливет, – говорит сидящий за столом Крохи Матвей, рисующий что-то карандашами в ее блокноте, когда я открываю дверь. Ну пливет…
– Привет, – говорю с улыбкой. Ладно. Вчера, когда мы вместе были на льду и я для него был просто парнем из хоккейной команды, было куда проще, чем стоять сейчас перед ним с букетом для его мамы, зная, что он может это не одобрить.
– Зачем тебе цветы? – спрашивает с любопытством, даже карандаши откладывает, разглядывая меня с ног до головы. Мелкий даже прищуривается! У меня полное ощущение, что я не перед пятилеткой стою, а перед следователем в допросной.
– Цветы… – Шестеренки в голове зависают, подставляя меня в самый ответственный момент. Мысли вообще в голову не идут, ни умные, ни даже тупые. Хоть какие-нибудь, алло! – Цветы, чтобы подарить, – отвечаю, наверняка выглядя полнейшим тупицей.
– Маме? – опять щурится Матвей.
– Видимо, ей.
Господи… Как я собрался втираться к нему в доверие, если и двух слов связать не могу, когда разговор только зашел об Оле? Проигрываю войну пятилетнему пацану, браво.
– Зачем ты плишел далить ей цветы? Ты что, ее любишь? – добивает меня мелочь, не давая и секунды передышки. Так, Ковалев, соберись!
– Просто хочу подарить ей цветы, чтобы она улыбнулась, – даже не вру, отвечая мелкому сыщику, и подхожу к столу, ставя
