– не признается. Мне вообще очень интересно каждый раз, о чем может думать ребенок в пять лет с таким серьезным лицом. По виду кажется, что у него там как минимум математические вычисления.
Мы приходим за полчаса до начала тренировки, но сидеть молча и рисовать Матвей совсем не хочет.
– Посли на лед кататься! – говорит он с предвкушением, как будто бы я могу выпустить его на лед одного. Или как будто я умею кататься!
– Лед занят, солнышко, там занимаются старшие мальчики. – И слава богу, что лед действительно занят и мне не пришлось придумывать другие отмазки. Я не придумала бы.
– Там Антон и Алтем Ста-ли-сла-ла-вич? – Меня дико умиляет, как он говорит отчество Савельева, и я киваю, хихикая. – А мозно посмотлеть?
– Идем и спросим?
Посмотреть, думаю, можно. В целом мое присутствие на тренировках никогда не волновало тренера. Главное, чтобы Антон снова не отвлекался и не получил по шапке.
Мы заходим тихонько, прошу Матвея не шуметь, и аккуратно продвигаемся к нижнему ряду трибун, чтобы видеть все лучше. У Матвея горят глаза! Я никогда не видела его таким, он действительно влюбился в этот спорт, с ума сойти можно…
– Ваш, Ольга Сергеевна? – спрашивает Виктор Павлович, кивая в сторону Матвея, а тот как сидел будто под гипнозом, так и сидит, рассматривая всех игроков. Киваю. Мой, конечно, чей еще.
– Да, вот сходили на пробное занятие, но, кажется, будем ходить и дальше. Попросил посмотреть на старших, надеюсь, вы не против.
– Да хоть каждый день, – отмахивается тренер, – судя по взгляду, могу сказать сразу: покупайте форму и все необходимое. Я этот взгляд знаю, каждый из этих гавриков с таким сюда пришел. А те, у кого не горело, бросили быстро.
Улыбаюсь и киваю, да уж, я и сама поняла, что Матвей уходить не планирует. И сколько стоит это все необходимое…
Малыш уходит на тренировку, а я убегаю к десятилеткам, сегодня всего одна тренировка с ними на улице, как раз дождусь Матвея, и сможем пойти домой. Хороший день, почти свободный.
Через час забираю Матвея, Савельев подтверждает слова Виктора Павловича, что глаза у сына горят и он очень жаждет играть в хоккей. А еще хвалит, что он смог самостоятельно проехать несколько метров, и мне кажется, что от гордости у меня лопаются губы и щеки, пока улыбаюсь, слушая о достижениях Матвея.
– Мамочка, а мне Антон кататься помогал! – радостно говорит котенок, когда выходим из раздевалки и направляемся к холлу. В окнах вижу, что снова идет ливень. Черт…
– Он только тебе помогает? – Мне реально любопытно. И Матвей говорит, что не только ему, оказывается, Антон всю тренировку возится с детворой, чуть ли не вторым тренером подрабатывая. Нужно будет зайти посмотреть на это.
– Мама, там доздь, – куксится Матвей. Он совершенно не любит дождь, даже не находит удовольствия в прыжках по лужам. Ему либо жару, либо снег, другого не надо.
– Хочешь, подождем, пока закончится? – Матвей кивает, а я вдруг пугаюсь, когда сзади на секунду мою талию сжимают сильные руки. Но это происходит очень быстро, чтобы не увидел сын.
– И чего мы раскисли? – усаживается Антон на корточки перед Матвеем. А можно мне успокоительных, пожалуйста, у меня от этой картины пульс под двести.
– Там доздь, – тычет пальчиком Матвей на окно, – не люблю доздь.
– А машины любишь? – спрашивает Антон. Общаются вдвоем так, как будто меня нет, даже не смотрят! Вот приехали. Малыш кивает. Конечно, он любит машины. Особенно если это трактор в соседнем дворе. – Давай отвезу вас с мамой домой? Чтобы вы не намокли.
Он спрашивает у Матвея, чтобы тот сам принял решение и разрешил Антону о нас позаботиться и не подумал, что я решила притащить мужчину в нашу жизнь без его согласия. Я таю.
Хочу забыть все разы, когда называла Антона ребенком. Он самый настоящий мужчина.
– И в гости плидешь? – неожиданно спрашивает Матвей, и я вижу, что даже Антон теряется. Все сломались перед пятилеткой.
– Давай пока просто отвезу домой, хорошо? – Матвей соглашается, и Антон достает из сумки свою ветровку, закрывая голову Матвея, чтобы тот не промок, пока мы будем бежать до машины.
– Меня возьмете с собой? – хохочу, идя следом за этой парочкой несносных мужчин.
Мы усаживаемся в машину быстро, я сажусь назад к Матвею, потому что детского кресла у Антона нет, буду держать малыша на руках.
Антон спрашивает у Матвея про хоккей, а тот отвечает с восторгом, уже действительно влюбившись в этот вид спорта.
– А есе тленел сказал, что уже мозно покупать фолму! Настоящую! – скачет Матвей, хвастаясь Антону, и тот понимающе улыбается. Видимо, был таким же впечатлительным, когда только пришел в этот спорт. – Мамочка, когда мы пойдем в магазин?
– Скоро, малыш, – глажу его по голове, думая, где найти деньги на это великолепие. Только что ведь сделала перевод… черт.
Придется что-нибудь придумать. Не просить же у Ярослава, в конце концов, хоть и для сына.
Или…
Глава 30
Антон
– Ма, – ставлю на громкую, когда мама берет трубку, и натягиваю штаны. Сегодня была только утренняя тренировка на льду, поэтому к полудню я уже абсолютно свободен, дома и собираюсь поехать в магазин спорттоваров, чтобы купить мелкому Оли всю экипировку. Я же обещал самому себе, что буду ей помогать незаметно, раз долг она на меня вешать не хочет, вот и буду. Сейчас купить одни коньки недешево, про остальное молчу. А мне не накладно. – Ма, сильно нужен совет умной женщины, которая такого прекрасного сына воспитала.
– Ты мой скромняга, – хохочет мама. – Какой совет? – все еще слышу в голосе улыбку.
– Как влюбить в себя ребенка? – спрашиваю, прыгая на одной ноге в попытках натянуть носки.
– За это в тюрьму сесть можно. – Мама все еще хихикает, а я закатываю глаза. Юмористка моя.
– Ма, я серьезно. Матвей у Оли настроен подозрительно, вроде нормально ко мне, а сам волнуется. Мне нужно сделать что-то, чтобы я ему понравился и он перестал бояться, что я украду у него маму. А я с детьми-то и общаться не умею. Точнее, не знаю, что им нужно.
– Им нравятся сладости, но главное – спросить, можно ли ему, игрушки, а вообще внимание. Ничего лучше внимания и заботы. – Тут согласен, мои родители поэтому и самые крутые. – Может, парк аттракционов? И сам покатаешься, ты тот еще ребенок в душе.
– Ма!
– Для меня ты и в семьдесят будешь ребенком, не ворчи.
