о видениях Аспена с Альмой, потому что ему казалось, что она не понимает всей сути. И хуже всего было то, что он не мог ей объяснить и рассказать всей правды. Не мог сказать, что она права, что ее брат был мертв и притащил с того света эту способность к ясновидению. Он наблюдает смерти других людей и саму Смерть. Ему не грозила опасность быть убитым, когда он встретился лицом к лицу с Ноем в его доме, потому что Аспен и так был наполовину мертв.
Дориан не мог признаться Альме в том, что он считал, что Аспен не желает возвращаться. Это его осознанное решение. Будто у него тоже есть незавершенное дело. Точно такое же, как у Дориана.
Развивать эту тему они не стали. Альма достала с заднего сиденья покрывало и, набросив на грудь, подтянула его к подбородку.
– Увеличить температуру? – спросил Дориан, заметив ее манипуляции, но Альма покачала головой, пробормотав:
– Мне так уютнее.
– Разбужу, когда приедем, – сказал Дориан. Альма лишь кивнула. Она уже догадалась, что едут они в деревеньку под названием Криттонский ручей. Ее образовали домики «лесных жителей», как говорила Альма – людей, которые решительно отделились от городской жизни. Они пропагандировали здоровую пищу, выращивали в теплицах урожай и добывали мед, и затем все это продавали на рынке и городских ярмарках. Зимой деревня напоминала миниатюру в снежном шаре: вокруг заснеженный лес да горы, люди катаются на лыжах…
Сейчас местность мало чем напоминала красивый снежный шар. В деревне Криттонский ручей имелось всего-то четыре улицы, одно кафе и та самая часовенка. Дороги – кое-где асфальт, но по большей степени грязь и камни.
День в Криттонском ручье заканчивался уже в восемь. Горящие тут и там одинокие фонари осветили пустынные дороги, квадратные коробки белых домов с темными окнами, перебегающих дорогу бродячих, но упитанных собак.
Альма мирно посапывала на соседнем сиденье, а Дориан преодолел деревню и двинулся чуть дальше, где за полосой леса находился охотничий домик его отца. От домика до часовенки совсем ничего – идти десять минут, но на машине добраться туда будет сложно.
Дориан затормозил на площадке перед небольшим деревянным строением, куда регулярно наведывался раз в две-три недели. Изредка в зимнюю пору он сдавал его в аренду жителям из других городов, которых привлекала горная местность и возможность прокатиться на лыжах, но по большей степени за домом следила подруга его матери, миссис Крестовски. Именно миссис Крестовски познакомила Дориана со своей строптивой дочкой Амандой в надежде сделать из них пару. Парой они не стали, но сделались лучшими друзьями.
– Альма, – тихо позвал Дориан. Она тут же открыла глаза, выпрямилась на сиденье и откинула покрывало.
– Ну и? – Ее голос был хриплым после сна, но именно его Дориан любил больше всего. Он убрал ей за ухо непослушную прядь волос, лезшую на глаза, и сказал:
– Мы приехали.
– Где священник?
Дориан усмехнулся и, выйдя из машины, достал из багажника резиновые сапоги вызывающего красного цвета, а затем отпер дверь с пассажирской стороны и вручил сапоги Альме.
– Это вместо обручального кольца?
– У тебя уже есть одно кольцо, – напомнил он, выпрямляясь. – Надевай сапоги, мы идем в часовню. Пешком. На каблуках мы доберемся только к утру.
– Мы? Не знала, что ты тоже ходишь на каблуках, Дориан.
– Надевай сапоги.
Когда Альма выполнила его просьбу, они вместе двинулись назад в лес, где среди деревьев скрывалась часовенка. По дороге они шутили и предавались воспоминаниям, поэтому десять минут истекли быстро. Дориана вновь охватило то непривычное чувство, будто он находится в параллельной реальности, будто все не взаправду.
Но часовня была реальной. В свете их фонариков она казалась даже слишком реальной и ужасающей, а Дориан хотел, чтобы все было иначе. Чтобы был светлый день, а вокруг весна. Чтобы в рыжих волосах Альмы – ромашки, чтобы на ней – красивое белое платье и на ногах туфли, а не дурацкие резиновые сапоги. Чтобы это была нормальная церковь и внутри стоял священник, который благословил бы их. Но было то, что было. Два фонарика, два человека, держащихся за руки, шаги по деревянной лестнице. И сонная тишина вокруг.
– Ты уверен, что нам сюда можно? – спросила Альма. Дориана позабавил этот вопрос, ведь она не была из тех девушек, которые спрашивали разрешения, но, тем не менее, он серьезно ответил:
– Сегодня нам можно все. – Он не стал упоминать, что в детстве они с мальчишками лазали в эту церковь в поисках привидений. Сейчас, как и тогда, много лет назад, это место показалось жутким и одновременно волшебным. – Я позаимствовал ключ у мужа миссис Крестовски. Он сказал, чтобы мы не вздумали красть иконы.
– Священника не будет, – заключила Альма, сжимая пальцы Дориана. Он повернул голову в ее сторону, распахивая громоздкую деревянную дверь, и подтвердил:
– Нет, не будет.
– Тогда что мы здесь делаем? – В ее голосе не было разочарования. Дориан хотел, чтобы она не боялась зайти внутрь, чтобы она стремилась вперед, чтобы не задавала таких вопросов. Он хотел все сделать правильно, но в то же время желал, чтобы здесь были только они и никто больше, никаких посторонних глаз. Чтобы он видел только Альму, а Альма видела только его.
В свете фонарика их лица были зловещими ухмыляющимися масками.
– Я хочу быть здесь только с тобой, – пояснил он, останавливаясь в проходе. Альма тоже остановилась и опустила фонарик к ногам, где вместо изящных красных сапожек были бесформенные резиновые на плоской подошве.
– Альма, – Дориан сжал ее пальцы, – мне не нужен священник, чтобы поклясться тебе в вечной любви. Мне не нужен священник, который подтвердит мою любовь.
– Суть была не в этом, Дориан…
– Эта свадьба принадлежит только нам, – отчеканил он. – Здесь присутствуют все, кто должен присутствовать. – После этого он, все еще держа Альму за руку, указал на себя: – Жених, – и на нее: – И невеста.
– У меня нет ни платья, ни…
– И не нужно, – прервал он. – Где моя девушка, которая была готова на всякие безумства?
– Она не сможет тягаться с безумствами бойфренда, – проворчала Альма.
– Погоди-ка. – Дориан возмущенно направился к алтарю, потянув за собой Альму, – Хочу обратить твое внимание: бойфренд через минуту станет твоим мужем.
– А безумная девушка станет твоей женой! – парировала Альма, и если бы в часовне было больше освещения, Дориан бы заметил, как она с вызовом вскинула подбородок.
Нам нужно было сделать это раньше, – подумали они одновременно.
* * *
Нет, нет, нет, Дориан Харрингтон не думал о своей смерти.
Он думал о плечах Альмы, об ее изящной шее, о ее волосах, пахнущих яблоками, о ее дыхании возле его уха. Его сердце билось часто-часто, когда Альма коснулась своим разгоряченным телом его. Даже если бы Дориан мог думать о чем-то существенном, он решил бы, что не хочет умирать, а хочет
