Первое предзнаменование.
Надо ли говорить о сарацинах, об отказе от прав на Монако провансальских графов, о бесконечных баталиях, что то и дело разгорались вокруг этой скалы, которую отвоевывали то одни, то другие? Надо ли напоминать вам про гвельфов и гибеллинов?
О нет, ради всего святого, только не это!
Однако всё-таки мне хотелось бы сказать пару слов о некоем Франсуа Гримальди, который 8 января 1297 года появился у ворот цитадели, построенной в 1215 году Фулько дель Кастелло.
Что касается этого благородного генуэзца, отдадим дань восхищения его бесцеремонности.
Он облачился в одежды монаха, и лишь благодаря этому маскараду перед ним открылись врата цитадели. Спрятавшийся в тени вооружённый отряд гвельфов поспешил за ним следом, проник в крепость и перерезал глотки всем до единого, кто имел несчастье там оказаться.
Согласен, манеры довольно жестокие, но что было, то было, и в тот же самый день, 8 января 1297 года, Франсуа Гримальди основал в Монако династию, которой суждено было впоследствии стать самой древней династией Европы.
И чем, интересно, будет теперь заниматься на этой своей скале Гримальди?
Просто защищать её и всё?
Ну уж нет. Он станет задерживать иностранные корабли, которые будут проплывать поблизости.
Ах, неужто грабить?
Ну зачем же так сразу, скажем, он будет предлагать им, может, в несколько настойчивой форме, внести вклад в благосостояние своих подданных.
Неплохая идея, не так ли? Второе предзнаменование.
Вышеуказанный князь послужил примером для всех своих потомков и наследников. С тех средневековых времён нравы заметно смягчились. Теперь яхтам, оказавшимся в водах княжества, предлагают остановиться без единого выстрела, и шикарные сеньоры, увешанные золотыми украшениями и изображающие из себя бывалых капитанов, подчиняются по доброй воле и без всякого принуждения вносят свой вклад в процветание крошечной страны.
Впрочем, династия сохранила почтение ко всем традициям, унаследованным от предков, ведь, памятуя, что в 1304-м Рэнье Гримальди носил титул адмирала Франции, разве не представил нынешний князь свою шпагу на службу Франции в 1914-м?
Да, это настоящая оперетка, иначе не скажешь!
Вы только поглядите на это суверенное княжество, один город и одна деревушка, на эту страну, которая не существует, потому что у неё и имени-то нету!
Ведь Монако, если разобраться, всего лишь название деревушки. А Монте-Карло — название города. И как же тогда, спрашивается, прикажете величать всю страну?
Когда вы там, вы находитесь вовсе не в Монако, как могли бы быть во Франции, в Италии или, скажем, в Норвегии. Нет, вы будете в Монако, как могли бы быть в Каркасоне, Памплоне или в Константине. Это княжество — но не страна.
А я — я по-настоящему люблю этот город и эту деревушку, которые представляют собой две соседствующие противоположности.
Ибо если деревушка стара как мир, город, напротив, современней не придумаешь, если деревушка — более монакской не придумаешь, то город — совершенный космополит. Всякий иностранец может тешить себя мыслью, что он там совершенно у себя дома. Там можно встретить англичан, русских, кубинцев — как, впрочем, и в любом другом городе мира — но что позволяет им чувствовать себя там как дома более, чем где бы то ни было ещё, так это то, что там, в Монте-Карло, с трудом можно найти хотя бы одного монегаска, коренного жителя Монако. Это не иностранный город — этот город для иностранцев.
А где же тогда обитают и чем занимаются коренные монегаски?
Да все как один в казино, крупье они там.
В Монако крупье не служат, ими рождаются. Это такая наследственная должность, вроде нагрузки. Так уж случилось, что каждый коренной уроженец Монако, едва появившись на свет, находит у себя в колыбельке чёрную лопаточку крупье.
Однако прошу также заметить, что если вам не удастся встретить ни одного монегаска в Монте-Карло, то и в других местах его тоже не увидишь. Ни в Турции, ни в Бельгии, ни в Египте не наткнёшься ни на одного коренного уроженца Монако. Их нет нигде.
Да и откуда бы им там быть: их ведь всего-то двенадцать тысяч, как ни считай!
Вычтем отсюда детей, женщин и стариков. Пусть будет три тысячи детишек, шесть тысяч женщин и, скажем, от тысячи до тысячи двухсот стариков — остается тысячи две крупье. Согласитесь, это близко к истине.
Ибо, напоминаю, их всего двенадцать тысяч, коренных-то монегасков!
Конечно, не стоит преувеличивать их численность. Но и преуменьшать тоже ни к чему. Нам их будет не доставать.
Кроме того, заметим один примечательный факт: среди коренных монегасков нет богачей.
Действительно, никто из нас не слыхал о каком-нибудь «богатом уроженце Монако» или, скажем, о «миллионере из монегасков».
А нет в Монако богачей по одной простой причине — потому что там нет бедных. Ведь мечта разбогатеть может прийти в голову разве что только бедняку.
Человек, который появляется на свет, заранее имея своё законное место за одним из игорных столов, где играют в рулетку, человек, которому не надо платить налоги — а в Монако налогов не платят — можно ли придумать существование приятней, чем то, что ждёт счастливчика, рождённого в Монако?
Да, это обворожительная оперетта в двух картинках, в двух совершенно разных декорациях — городской и пасторальной. В центре деревни — дворец. В центре города — казино. Во дворце царит князь. В казино — божество по имени Его Величество Случай!
Чтобы добраться до дворца — все дороги карабкаются вверх. Зато они круто спускаются вниз, если вы направляетесь в казино, короче, они вас сами туда доведут.
А теперь поговорим про это самое казино!
Есть города, где строят казино. В Монте-Карло же сперва построили казино, а вокруг него появился город.
И казино это — истинное совершенство.
Правильно сделали, что построили ещё одно. А новое — вообще настоящее чудо. Но это не казино — это банк. Линии его поражают удивительной гармонией, оно выглядит надёжно, само собой, красиво, но любить всё-таки лучше старое. И когда я говорю, что оно совершенно, то хочу сказать, что оно носит метки своего времени. Нет, у меня и в мыслях нет его омолаживать! И ещё менее того мне хотелось бы, чтобы оно так и коптилось дальше. Потому что уверен, оно не заслужило вот так потихоньку ветшать, его нужно подчищать, то и дело подкрашивать, и да будет оно всегда новёхоньким, с этими невнятными украшениями и гипсовыми скульптурками, аллегорическими, но лишёнными всякого смысла.
И да не поднимется ни у кого рука на этого свидетеля — пусть и вышедшего из моды, но не тронутого временем — прошлых лет, незабываемых и таких прибыльных!
О нём говорят, будто он в стиле Ренессанс. Да, точно так же можно утверждать, что все буфеты Сент-Антуанского предместья в стиле Генриха II. Нет, он не в стиле Ренессанса. Он просто типичный образчик III-ей Республики. Провалиться мне на этом месте!
Его критикуют за архитектуру.
И совершенно незаслуженно.
Что, может, такая архитектура не имеет права на существование?
Всякой вещи своё место.
Монте-Карло — пейзаж не из естественных. А коли это декорация, стало быть, не обойтись без папье-маше.
Краски там фальшивые, переживания искусственные, а богатства эфемерней не придумаешь.
Этот уголок, купающийся в солнечных лучах, которые не более, чем отражение настоящего солнца, может, это и есть Казино нашей мечты.
Оно выглядит будто сахарный шедевр кондитерского искусства. У него вид вокзала, где продают билеты только в неизвестном направлении. Оно производит впечатление фешенебельного курорта, этакой модной водолечебницы — а ведь, в сущности, так оно и есть, ибо зачем ещё туда ездят, если не врачевать этот поразительный недуг...
Все казино мира открываются для игры только к пяти часам вечера. В Монако же всё начинается в десять утра и прекращается не раньше двух следующего дня — и так весь год!
Я приходил туда каждое утро, усаживался на уже раскалённые ступеньки «Гранд-отеля», где служил, и с усмешкой, к которой, однако, примешивалась и известная доля восхищения, наблюдал за пожилыми дамочками — именно они всегда являлись первыми! Терпеливо поджидали, пока откроют двери, чтобы попроворней занять определённые места, которые казались им счастливыми, ведь накануне они принесли удачу каким-то другим старушенциям!
Этих вряд ли можно было назвать в полном смысле слова игроками. Ведь что ни говори, а настоящая игра всё же предполагает хоть малую толику удовольствия, пусть и не всегда, но хоть изредка. А эти — нет, уж они-то не получали от этого ни малейшего наслаждения.
Может, когда-то с ними такое и случалось, лет этак тридцать назад, два-три месяца кряду, но с тех пор — никаких развлечений, это уж как пить дать. Это дамы одержимые, фигуры трагического толка. Они уже даже не пытаются вернуть деньги, какие могли бы проиграть. Впрочем, они их и не проигрывают. Они здесь, их денежки, тут, в кассе. Они доверили их своему Богу, Его Величеству Случаю, он взял на себя управление их капиталами — и в святой простоте своей являются стричь купоны.
