Белинда судорожно перевела дыхание. Со своего места она видела лишь кабели, подключенные к электрогитарам.
Собравшись с духом, она достала блокнот.
— Итак, ваша жизнь началась в лондонских трущобах. Надо признать, с тех пор вы проделали большой путь.
Стоун обреченно поднял брови.
— Знаешь, мы тогда жили так бедно, что ничего вокруг не видели. По крайней мере, я так читал во всем, что про меня написано… Слушай, а нам обязательно нужно в этом копаться?
Белинда попыталась изобразить сострадание.
— Нет, если эти воспоминания причиняют вам боль, — пробормотала она, глядя на Стоуна с деланым сочувствием.
— Да дело вовсе не в этом. Скорее, в том, что я ровным счетом ничего не помню. Но вот сейчас, когда ты упомянула про боль…
Его лицо вдруг исказилось мучительной гримасой. На глазах потрясенной Белинды престарелый музыкант завопил, зажимая руками пах.
— В чем дело?
Белинда со страхом представила себе кричащие заголовки бульварной прессы: что-нибудь в духе «ТАИНСТВЕННАЯ СМЕРТЬ РОК-ЗВЕЗДЫ — ЗАДЕРЖАНА ДЕВУШКА». Как ни хотелось ей попасть на первые полосы газет вместе с богатым и знаменитым мужчиной, представляла она себе это далеко не так.
— Чертова промежность, — ахнул Стоун, ныряя рукой под крошечные золотистые шорты. — Так всегда бывает, когда я пытаюсь что-то вспомнить. Ой, ой, ой!
Белинда с нарастающим ужасом смотрела, как он, продолжая зажимать руками больное место, дотащился по ковру с монограммой до небольшого комода, откуда, порывшись, достал баночку.
— Вот что нам нужно! — объявил Стоун, когда, шатаясь, вернулся к Белинде и всучил ей баночку.
У нее на глазах он медленно опустился на пол и, что было еще ужаснее, спустил золотистые шорты.
— Ты знаешь, что надо делать, — морщась от боли, прошептал Стоун.
— Не знаю, — хрипло ответила Белинда.
— Нет, знаешь, мать твою, — прорычал он.
— Нет! — вскрикнула она.
Стоун открыл глаза.
— Втирай масло, мать твою! — рявкнул он.
— Куда втирать?
Спустив шорты до колен, Стоун выставил свой покрытый венами коричневый сморщенный член, похожий на лысую новорожденную землеройку и окруженный густыми зарослями седых волос.
— Сюда! — торжествующе воскликнул он.
Поколебавшись мгновение, Белинда стиснула зубы и сунула палец в баночку. Кто говорил, что путь к вершине через постель прост? Но цель должна оправдать средства.
Погасло предписание пристегнуть ремни, и Грейс махнула рукой, отказываясь от предложенного стюардессой шампанского. «Эх, — с тоской подумала она, — ну почему я не отказывалась от вина на ужине у матери!» Теперь ей было понятно, зачем Билл Дьюк так торопился наполнить ее бокал.
Интересно, за кого принял ее газетный магнат? Она работает в издательстве, не имеющем представления, чем оно занимается. Каким бледным и убогим показалось Дьюку все это в сравнении с его собственным честолюбивым и процветающим предприятием! Стоит ли удивляться, что он был так изумлен, слушая рассказ о философии управления «Хатто». Можно даже сказать, поражен.
Грейс неуютно заерзала в кресле, остро стыдясь своего предательства. Пусть «Хатто и Хатто» не числится в списке самых доходных английских издательств, но ведь оно отнеслось к ней благожелательно и приняло на работу, тогда как во всех остальных местах она получила категорический отказ. Несомненно, «Хатто» заслужило от нее лучшего, чем поток подпитываемых красным вином ругательств, вываленных совершенно постороннему человеку. Грейс с тревогой гадала, как поступит Дьюк с полученной от нее информацией. Конфиденциальной информацией, выведанной хотя и не прямым обманом, но, нужно признать, не совсем честно. И все же разве вина в случившемся лежит на нем одном?
Закрыв глаза, Грейс застонала. Однако что сделано, того не воротишь. Бросив рассеянный взгляд на захваченный в самолет журнал, она полезла в сумочку, надеясь найти там что-нибудь читабельное, кроме старых счетов за такси.
Ее пальцы нащупали что-то тонкое, широкое и сложенное пополам — ах да. Ну разумеется. Проклятый коричневый конверт. Содержащий рукопись клиента Марии, ош-шень хорошего человека. Которую, несмотря на многократные обещания, она так и не удосужилась прочитать.
Грейс достала конверт. Естественно, рукопись окажется полной чушью. Какими за небольшим исключением оказываются все невостребованные рукописи. Но их, как правило, хотя бы представляют в более презентабельном виде, обычно в новых пластиковых скоросшивателях, отпечатанные через два интервала. Для вместилища гениального творения, решила Грейс, мятый, грязный и потрепанный конверт, покрытый таинственными восточноевропейскими марками, выглядит неподобающим образом.
И все же чем раньше она начнет читать, тем быстрее составит список причин, чтобы объяснить Марии, почему «Хатто» не сможет опубликовать эту книгу. К счастью, не очень большую — всего пара глав, с облегчением отметила Грейс. Судя по всему, работа продолжается. Что ж, сейчас она ознакомится с рукописью, и, по всей видимости, на этом все и закончится.
Кашлянув, Грейс вздохнула и без энтузиазма пробежала взглядом по первой странице.
«ЦЫГАНЕ ИЗ ТВИНКИ-БЕЙ: детская сказка» Детская сказка. Область литературы с самой жестокой конкуренцией. Как и всем в издательском бизнесе, Грейс было прекрасно известно, что после головокружительного успеха книг о Гарри Поттере рынок литературы для детей оказался переполнен творениями всевозможных авторов, пишущих о юных чародеях. К этому надо добавить, что деятельность «Хатто» в области детской литературы была еще менее успешной, чем во всех остальных, хотя, казалось, хуже уже некуда.
Наверное, читать дальше нет смысла. Но она дала слово Марии. И, сознавая, что до тех пор, пока она не прочтет рукопись, этой истории не будет конца, Грейс подперла подбородок рукой и начала читать.
В детстве я жил в Ирландии, на берегу бухты Твинки-бей. Это было волшебное место — и здесь жили волшебные люди. Каждую ночь семейство ирландских цыган выходило плясать на песчаный берег. Так начинались все приключения. Я лежал в своей маленькой белой кровати, не в силах заснуть, и слушал доносящиеся из темноты звуки скрипок, звавших меня. Я бесшумно соскакивал с кровати, проходил на цыпочках мимо спящего кота, шептал: «Тихо!» бдительной сторожевой собаке. Я крался через сад неслышно, словно лиса…
Грейс нахмурилась. Гм. Неплохо. Можно даже сказать, довольно мило.
…до узкой извивающейся лестницы в глубине, ведущей вниз к берегу. Через несколько секунд я уже был вместе с цыганами. Оказавшись на побережье бухты Твинки-бей, я присоединялся к танцам, становившимся все быстрее и быстрее, горячее и горячее, пока наконец нас не поднимало в воздух и не увлекало вверх. Тогда начинались настоящие приключения…
Эта книга никогда не будет опубликована. А если ее и опубликуют, она не будет иметь коммерческого успеха. Рынок детской литературы переполнен. Неизвестный автор. Первая книга. И тем не менее Грейс, читая, дала волю своему воображению. Она воспарила к крышам вместе с мальчиком в пижаме и семейством летающих цыган, унесших ее в далекие страны. Грейс поймала себя на том, что смеется вслух, но на следующей странице ее глаза защипало от слез. Человек, написавший эти строки, несомненно обладал редким талантом. Сюжет был динамичным, захватывающим. Грейс не могла поверить, что эту книгу написал лысый одинокий мужчина, сомневающийся в своих силах. Дочитав до последней страницы, она с сожалением свернула рукопись и убрала ее в потертый конверт. Показавшийся ей значительно более подходящим вместилищем гениального творения, чем прежде. Откинувшись назад, Грейс задумалась.
Ее пальцы мягко постукивали по грязному конверту. Несомненно, повествование далеко от завершения. Не менее очевидно, что у нее в руках что-то необыкновенное.
Грейс подумала про Элли. Какое суждение вынесет об этой книге ее подруга? Грейс не сомневалась в том, что ошиблась. Вероятно, рукопись представляет собой полную чушь. И все же не будет ничего страшного, если она покажет ее Элли. В конце концов, в последнее время Элли повадилась рыться в архивах Адама Найта, утверждая, что в этих древних залежах можно найти все что угодно, в том числе и неопубликованного Шекспира.
И, разумеется, если произойдет чудо, если Элли понравится рукопись, если книга будет опубликована, Грейс хотя бы частично искупит этим свои недавние прегрешения. Ибо если «Хатто» когда-либо и нуждалось в помощи, то именно сейчас. Боевой дух сотрудников издательства упал до небывало низкого уровня. Элли переполняли цинизм и отчаяние. Адам недавно забыл в автобусе Эвфемию Огден — правда, рукопись, а не саму писательницу из плоти и крови. Но как только автор «Нашей мамы» вернется с ежегодных итальянских каникул, разразится грандиозный скандал.
