Булгарская пристань, с её богатствами. А ещё Красная пристань с персами, арабами, черкесские кварталы. Франки. Теперь хорезмийцам хана мошной не задавить – он сам кого хошь задавит. С одного Хаджи-Тарханского торгу собирает налогов больше, чем со всей Руси. Помнишь эн-Номан про венецианцев говорил? Это ведь вообще новая золотая река потечёт. И кто из этой реки пить будет ещё неведомо. Зря что ли свиные ноги уже долетают досюда аж из Арагона? Вот и боится эн-Номан. И правильно делает.
– Чего он боится-то?
– Боится, что то, что случилось один раз, случится и во второй. Двадцать лет назад деньги проложили дорогу к трону Узбеку. Тогда не было здесь никого богаче мусульманских купцов. Узбек теперь султан, защитник веры. А держится всё на чём? Всё на той же Ясе Чингизхана. На высшей власти, которая обеспечивает равенство всем, независимо от веры. А она сама на чём держится? Даже сейчас вокруг хана вьются все, кому не лень и норовят его перегнуть на свою сторону. Стоит покачнуться верховной власти и каждый будет искать сторонников где придётся. За друзей сойдут и друзья друзей и враги врагов. Но, ведь и врагами часто становятся враги друзей и друзья врагов. Стоит только начать делиться на своих и чужих. Брат на брата и то идёт. А здесь люди разных вер, разных языков. Сказано в Писании: «Если царство разделится, оно не устоит». Завтра франки подкупят какого-нибудь эмира из Донских степей, хорезмийцы из Яицких. Глядишь, и уже два хана стало. А не зря в степи говорят: «В одном котле две бараньи головы не уваришь». Два хана – это почитай ни одного. Вот и пошло прахом царство. Кто знает, может ещё и сподобимся увидеть.
Илгизар снова вернулся к делам насущным:
– Одного не пойму. Тот нож, что в ворота над обителью Измаила воткнули, вроде мы на Бонифация записываем. Он его видел двадцать лет назад, он знал, что ты сразу его узнаешь. Но, ведь этот человек в чёрном кафтане появился днём перед убийством в доме сокольничего. И специально обратил на себя внимание. Зачем это Бонифацию? Он ведь ко всем делам со свиной ногой и бегством Райхан ни сном ни духом не причастен.
– Думаю, завтра он это расскажет, – недобро усмехнулся Злат.
XXX. Тамга Урук-Тимура
Во дворец Злат утром пошёл пешком. Самый захудалый оглан посчитал бы для себя величайшим бесчестьем показаться за ворота иначе чем верхом. Или брать для поездки лошадь из ханской конюшни. Даже, те нукеры, что не имели собственных коней и несли службу на хозяйских, забирали их на это время себе. Степная традиция, что конь неразлучен со всадником свято чтилась и в городе. Хоть Злат по своему служебному положению был повыше любого сотника, а по близости к самому эмиру Сарая и иного тысячника, он принадлежал к другому сословию, которое было скорее городским. Писцы, советники, члены городского Дивана, таможенники, весовщики, киличеи были ближе к купцам, старостам, ремесленникам, домовладельцам. Сами купцы были часто связаны с ханской казной различными подрядами, покупали или продавали по доверенности дворцовые товары, а то и вовсе удостаивались звания ханского уртакчи, выполняя значительные финансовые операции где-нибудь в чужих краях.
С юности связавший себя службой в ханском дворце, Злат всё так же жил в русском квартале, оставаясь не только его обитателем, но и частью этого огромного разноплеменного и многоликого города.
В это утро особенно сильно чувствовалось, что Сарай Богохранимый – столица хранителя веры великого султана Мухаммеда. Таково было мусульманское имя и звание хана Узбека. На всех улицах царило радостное оживление. Множество нарядных людей устремилось в мечети на праздничную молитву по случаю окончания священного месяца Рамазан. При одном взгляде на это торжественное многолюдье становилось воочию видно, как крепко уже пустила корни вера арабов на берегах великой северной реки.
Злат с удовольствием смотрел на радостные лица прохожих и вспомнил небольшую миссию франков с невысокой церковкой за глиняным забором. Может зря так боится эн-Номан? Что эта кучка домиков, несколько обителей в округе, контор на большом базаре и складов на Красной пристани против этого огромного города? Великой степи, которой нет конца и края? Не зря, наверное. Много пожил старый эн-Номан, много видел. Далеко заглядывает вперёд.
Площадь перед дворцом была полна народа. Правда, собрался он весь возле главной мечети. Внутри неё места всем не хватало и люди стояли вокруг. Отдельно, как ратники на поле боя выстроились шакирды медресе со своими наставниками.
Злат поправил шапочку на голове и, придерживая под мышкой свёрток с выстиранным парадным халатом, направился ко дворцу. Уже издали он заметил невысокую грузную фигурку, показавшуюся ему знакомой. Это был Маруф, повар Урук-Тимура собственной персоной. По тому, как толстяк метнулся навстречу Злат сразу понял, что тот дожидается именно его. И что случилось что-то важное.
– Приветствую тебя почтенный Маруф! Какое срочное дело заставило тебя пропустить праздничный намаз и отправится туда, куда чаще приходят с бедой, чем с радостью?
По расстроенному виду толстяка было сразу понятно, что принесённая им весть не из числа добрых.
– Вчера вечером к нам пришли люди Садреддина. Персидского кади. У них было дело до нашего управляющего.
– Он шафиит? Садреддин ведь занимается только такими делами.
– Мне тоже это показалось странным. У нас в доме все ходят в ханифитскую мечеть. Даже я. Хоть в молодости, когда жил в Багдаде и принадлежал к шафиитам. Потом я увидел, что ключник позвал служанок. Когда стражники ушли, я спросил в чём дело.
Маруф надолго замолчал, словно не решаясь продолжить. Злат терпеливо ждал.
– Нашлись ценности, похищенные из нашего дома. Их узнали служанки. И кошелёк с вышитой тамгой Урук-Тимура. По этому кошельку и пришли к нам.
– Если я правильно тебя понял, то похитители персы. Раз ими занимаются люди Садреддина.
– Они схватили бедного Бахрама и его воспитанницу.
– Сказочница в фате! Как это случилось?
– Этого не может быть! – побагровев завопил Маруф, – Не знаю, что там случилось, но я верю старому Бахраму больше, чем самому себе!
– Не кричи так, почтенный Маруф. А то на нас уже оборачиваются люди у мечети. Бахрам и его воспитанница могли оказаться участником чужой игры. Ведь деньги и драгоценности взяла Райхан. Расскажи, как всё произошло. Как люди кади нашли деньги и драгоценности?
– Этого я не знаю. Стражники сказали, что при обыске у Бахрама были найдены драгоценности и кошелёк с тамгой. Он и Феруза были прихожанами шафиитской мечети. Говорят, их схватили вчера по обвинению в краже.
– Спасибо тебе, почтенный Маруф! Я немедленно отправлюсь туда. А ты вполне успеваешь на праздничный намаз, – Злат полез в кошелёк, привязанный к поясу и вытащил несколько серебряных монет, – Возьми. Когда будешь в мечети сделай пожертвование. И помолись, чтобы Всевышний ниспослал мне удачу. Мне же, сам понимаешь, нужно спешить.
Почти вбежав в дворцовый двор, наиб крикнул, чтобы ему дали двух коней и приготовились к выезду четверо стражников. И побежал в свою каморку переодеваться.
Когда он появился оттуда во всё великолепии: в красном шитом халате, шапочке с пером и золочёной пайцзой на груди, все его уже ждали. Старые гвардейцы хорошо знали свою службу.
Дверь во двор суда, пристроившегося возле главной шафиитской мечети, как и ожидалось была заперта. Столпившийся на площади нарядный народ с большим интересом глядел на подъехавших всадников во главе с грозным наибом. Понятное дело и сам кади, и его слуги сейчас ушли на праздничную молитву. Ответом на стук в калитку было молчание.
– Вышибайте дверь! – не моргнув глазом скомандовал наиб.
Стражники послушно соскочили с коней и прижавшись друг к другу, с разбегу саданули плечами в калитку. Посыпалась глина.
– Что вы делаете, нечестивые! – послышался перепуганный крик из-за забора.
– Кого ты назвал нечестивыми? – загремел Злат. Он повернулся к богомольцам, собравшимся у мечети и крикнул, – Вы слышали, правоверные,
