— В сорок четвертую… — задумчиво протянул Чинарский, медленно кивая.
— В сорок четвертую, — еще раз повторил Миша.
— Он что же, Марье Митрофановне сын, что ли?
— Не, не сын. — Миша не забывал прикладываться к бутылке. — Какой-то дальний родственник. Своих-то детей у Митрофановны нет. Я ей как-то сифон менял, она и рассказала.
— А зовут-то этого родственника как?
— Сашенькой его все время называет. Александр, значит.
— Еще что-нибудь об этом Александре знаешь?
— Чего еще-то? — Миша уже прилично захмелел.
— Где живет, работает?
— Не, не знаю. Но одевается всегда прилично. Пальто не пальто, штаны не штаны!
— Мишка! — раздался вдруг надрывный женский голос откуда-то сверху. — Твою мать, долго ты будешь прохлаждаться?!
Чинарский поднял голову и в окне четвертого этажа увидел пухлую раскрасневшуюся рожу.
— Моя орет, — с блаженной улыбкой заметил Мишка. — Заждалась. Сейчас! — заорал он ей в ответ.
Мишка со вздохом поднялся, но Чинарский его задержал.
— Так кем, говоришь, он ей приходится?
— Да не знаю я, — пожал тот костлявыми плечами. — Хотя погоди, — наморщил он лоб. — Кажется, она у его папаши домработницей служила. Во как.
— Точно?
— Мишка, нехристь, долго тебя ждать, кот помойный? — снова раздалось с четвертого этажа. — Мне что, спуститься?
— Ну, я пошел. — Мишка быстро допил пиво и улыбнулся глуповатой улыбкой.
— А как к вам в подъезд попасть? — напоследок поинтересовался Чинарский.
— Сто пятьдесят семь, — открывая дверь, ответил Мишка.
Глава XXII
Сперва Чинарский решил, что не стоит терять времени. Нужно сейчас же зайти в сорок четвертую квартиру и познакомиться с Марией Митрофановной. Но потом рассудил несколько иначе. Как его воспримет пожилая женщина? С недельной щетиной, в мятых штанах, в несвежей рубашке… А если еще учует запах… Нет, идти к ней за расспросами прямо сейчас было нельзя. В то же время он был здесь, рядом с домом, с квартирой, куда приходит этот тип. Что-то нужно было делать. И Чинарский решился. Он щелчком отбросил окурок, поднялся со скамейки и направился к подъезду.
— Сто пятьдесят семь, — вслух повторил он, набирая код. Потянув кольцо кодового замка вниз, отодвинул засов, открыл стальную дверь, выкрашенную синей масляной краской, и вошел внутрь.
В подъезде было прохладно. Пахло тушеной капустой, жареной картошкой, котлетами и замоченным бельем. Чинарский даже не поморщился. Это были знакомые запахи, которыми пахло и в его подъезде.
Поднявшись по пологой лестнице на третий этаж, он остановился возле сорок четвертой квартиры и надавил на кнопку звонка. Пока стоял, рассмотрел старинную деревянную дверь с резными импостами, выкрашенную в фисташковый цвет. Очень необычная краска для входных дверей, отметил он.
Еще не зная, о чем будет говорить, он услышал далекие шаркающие шаги, по которым определил, что дама была не самой хрупкой комплекции. Лучше было бы, если бы вообще не пришлось открывать рот. Ему просто надо было взглянуть на эту тетку, чтобы потом он мог… Что будет потом, он еще не решил.
Дверь открылась, и в нос ему ударил запах… Нет, не ударил. Чинарского просто окутало теплое облако запахов, знакомых с детства. Запах ванильного печенья, которое пекла его бабушка, терпкая аура вишневой наливки, приготовляемой ею же, аромат свежесваренного кофе… Не растворимого суррогата, а самого настоящего — из только что перемолотых зерен, сваренного в джезве на медленном огне, с высокой коричнево-золотистой пенкой, с дымком, поднимавшимся от маленькой чашечки. Чинарский давно уже отвык от таких изысков, приучив свой организм довольствоваться простейшими блюдами и сухомяткой, только иногда позволяя себе дорогие, в основном алкогольные напитки. Но память берегла эти пахучие отблески.
Чинарский быстро взъерошил ладонью и без того лохматые пряди волос и наклонил голову вперед.
— Вам кого? — удивленно спросила женщина, открывшая дверь.
Он быстро срисовал грузную фигуру кухарки.
— Мишка дома? — спросил Чинарский пьяным голосом.
— Мишка живет этажом выше, — пояснила Мария Митрофановна, окинув Чинарского укоризненным взглядом.
— Понятно, — кивнул он и, развернувшись, отправился на четвертый этаж.
Как только дверь сорок четвертой квартиры захлопнулась, Чинарский остановился и двинулся в обратном направлении.
* * *
Выйдя из подъезда, Чинарский отправился домой. Сейчас он не думал о том, является ли Александр маньяком, убившим пятерых человек, или нет. Он просто отрабатывал вырисовывающуюся версию. Отрабатывал четко и пунктуально, как несколько лет назад, когда работал в убойном отделе.
Раз уж так получилось, что очкарика он упустил, надо действовать по-другому. У него было по крайней мере две идеи, как можно того отыскать. Во-первых, у него имелся номер автомобиля, на котором Александр уехал. Идея не отличалась особым блеском, но попытаться все же можно было. А потому Чинарский первым делом собирался сделать из дома пару звонков.
Вторая идея выглядела более привлекательной, но требовала и больше времени на свое осуществление. И еще нужно было привести себя в божеский вид. Для этого Чинарский купил по пути разовый станок для бритья, так как его прежний, которым он брился уже пару месяцев, затупился до такой степени, что оставлял на щеках царапины.
К удивлению Чинарского, на лавочке возле подъезда в окружении соседок сидел Антонов. «Еще один Александр», — подумал он, подходя ближе.
Антонов был сильно подшофе и о чем-то весело болтал со старушками.
— Да я работаю, — убеждал он их, — я художник.
— Да разве художники такими бывают? — качала головой Зинаида Прокофьевна, самая болтливая из соседок-пенсионерок во всем доме. — Ты погляди на себя: борода какая-то пегая, волосы не причесаны, куртка вся в пятнах, штанины обмахрились. У тебя хоть жена-то есть?
— Живу с одной. — Антонов сделал неопределенный жест.
— Что же она за тобой не следит-то?
— Да лучше бы не следила, — громко заявил Антонов. — Раз мне штаны постирала, причем все сразу. Мне похмелиться нужно, а выйти не в чем. Не в трусах же идти! — хохотал он. — Меня же первый патруль скрутит. Так в мокрых и пошел. Хорошо, что тепло было, ха-ха.
Честно говоря, Антонов был сейчас совсем некстати. Но Чинарский не забыл, что тот выручил его деньгами. Выручил, практически его не зная.
Заметив Чинарского, Антонов вскочил со скамейки.
— Ну, наконец-то! — вскричал он. — Догнал своего педика?
— Заткнись, дурила, — скривился Чинарский, косясь на старушек, — они же потом разнесут по всему городу.
— Где тебя черти носили? — Антонов не обращал внимания на его замечание.
— Чего приперся? — осадил его Чинарский.
— То есть как? — опешил Антонов. — Одна голова — хорошо, а две — лучше. Мы же маньяка ищем…
— Ладно, пошли. — Чинарский двинулся к подъезду, но вдруг остановился. — На вот, купи чего-нибудь, — вынул он из кармана деньги. — У меня в холодильнике — шаром покати.
— Сделаем, — услужливо кивнул Антонов. — Только ты, Серж, не пропадай, — добавил он уже через плечо.
— Не пропаду, — буркнул Чинарский.
* * *
Не разуваясь, Чинарский вошел в ванную и пустил воду. Вернувшись в прихожую, достал телефонный аппарат, который почему-то стоял под полочкой для обуви, и набрал один знакомый номер.
— Майора Дудуева, — сказал он, когда на том конце сняли трубку.
— Кто это? — Дудуев был у аппарата.
— Чинарский.
— А, это ты, — устало произнес майор. — Не ожидал, честно говоря.
— Да я и сам не ожидал, — сказал Чинарский, — не поможешь найти одну машинешку? «Шестерка» горчичного цвета, — продиктовал он номер машины.
— Зачем это тебе? — поинтересовался Дудуев.
— Потом объясню, — ушел от ответа Чинарский. — Так сделаешь или нет?
— Перезвони минут через десять. — Дудуев бросил трубку.
Чинарский снял с себя всю одежду и кинул на стул. Потом закурил, достал из карманов станок для бритья, записную книжку и карандаш, перенес телефонный аппарат в ванную, установил его на стиральной машине и шагнул в теплую воду. Записную книжку, карандаш и станок бросил рядом с телефонным аппаратом. Докурив сигарету, кинул окурок в раковину, снял трубку и, не вылезая из ванны, набрал номер Дудуева. Тот сообщил ему координаты владельца «шестерки» и снова поинтересовался, для чего это ему нужно.
— Эта сволочь отбила у меня девушку, — соврал Чинарский. — Хочу найти его и застрелить как собаку. Ты же знаешь, мне к этому не привыкать.
— Не пизди, Чинарский, я не верю ни единому твоему слову, — пробурчал обиженно Дудуев.
