— Смотри, смотри, — толкнул он локтем Антонова, не игрока по натуре. — Ну разве не красавец!
Все лошади были как на подбор. Аккуратно подстриженные гривы развевались на ветру, упругие крупы сверкали, отливая охрой, золотом и обсидианом. Холки круто круглились, ноги отбивали грациозно-жесткий ритм. Расстояние сглаживало рельефно выступающие мышцы лошадей, перекатывающиеся под гладкой, натянутой, словно перчатка, кожей. Чинарский не мог выразить словами то магическое плотское и одновременно возвышенное чувство, которое вызывали в нем эти горделиво-прекрасные животные. Стальная упругость мышц и мягкость прикрывающей их кожи отяжеляли его язык и сердце восхищенным молчанием.
Антонов, созерцая гарцующих лошадей, не мог ни одной из них отдать предпочтения. И только опытный глаз Чинарского был способен определить, кто больше достоин восхищения.
Дали старт. Лошади, не теряя грации, понеслись по ипподрому.
Чинарский заурчал, завизжал, заматерился. Так продолжалось до тех пор, пока Аракс первым не пришел к финишу. Чинарскому хватило двух кругов, чтобы пережить целую бурю эмоций и поправить материальное положение. Радостное подначивание уступало место гневной отповеди, та — ехидному зубоскальству, а завершение заезда ознаменовалось вакханалией восторженной брани.
Антонов с легким недоумением поглядывал на приятеля. Его озадаченный вид сменился на благостно-счастливый, лишь когда Чинарский решил сделать небольшой перерыв, с тем чтобы промочить горло. Чинарский предвосхищал удовольствие, которое получит от раков. Один из пластиковых столиков как раз освободился. Взяв по кружке и прихватив ведерко раков в рассоле, они устроились за ним. Находящийся по-прежнему под обаянием победной мощи Аракса Чинарский не заметил, усевшись за стол, что на спинке стула висит бежевый плащ. Вскоре вернулся и хозяин, ходивший за добавкой.
Сделав несколько больших глотков пива, Чинарский сунул в рот сигарету и, неловко взяв спички, выронил коробок. Наклонившись, он так резко повернулся на сиденье, что его лицо уперлось в спинку стула. В нос ему пахнула знакомая болотная затхлость.
— К сожалению, вы заняли мое место, — услышал он над головой интеллигентный тенорок.
Нет, он ничего не услышал. Он унюхал. Такой до боли знакомый запах. Но, может, он ошибся? Может, у него уже пошли валеты? Не сам ли он пропах этой болотной заразой?
Он зажал в руке коробок, продолжая втягивать в себя воздух, перемешанный с запахом жарящегося шашлыка, пива, навоза и свежепримятой травы.
В сотне метров отсюда за трибуной хриплый голос из динамика объявлял результаты только что закончившегося забега, шумели посетители выставки, суетились букмекеры, принимая ставки на очередной забег… Десятки, сотни звуков и запахов перемешались в один клубок. И все же он не мог ошибиться. Выпрямляясь, он еще раз приблизил нос к плащу, висевшему на спинке стула.
— Вы что, не видели, что плащ висит на спинке? — снова возник в ушах тот же голос.
— Плащ? — переспросил Чинарский, поднимая взгляд на этого зануду.
— Плащ, мой плащ. — Очкарик поставил кружку с пивом на стол, ожидая, когда же Чинарский освободит его место.
— Я тебя где-то видел, — внимательно посмотрел на него Чинарский, продолжая сидеть. — Только вот где?
— Навряд ли мы где-нибудь встречались, — передернулся очкарик, приглаживая редкие волосы.
— Как же, как же! — воскликнул Чинарский. — У меня профессиональная память на лица. Я видел тебя в каком-то баре около месяца назад. Не помню его названия…
— Может, вы все-таки освободите мое место? — настойчиво произнес парень. — У меня там плащ висит, я его специально оставил.
— Так это твой? — Чинарский взял плащ со спинки, развернувшись на четверть оборота.
Теперь он смотрел прямо на парня. Ничего особенного. Таких десятки и сотни. Не толстый и не худой, в костюмчике и при «гавриле». (Когда-то Чинарский тоже носил галстук.) На ногах дорогие туфли.
— Да, это мой плащ, — раздувал очкарик ноздри.
— Ты, конечно, извини, но тебе не кажется, что от него несет каким-то дерьмом? — Чинарский поднес плащ к лицу и втянул ноздрями воздух. Теперь он точно знал, что не ошибся.
— Здесь пахнет лошадьми и другими животными. — Парень выхватил плащ и надел его.
— Да ты садись, здесь есть места… Тем более что ты первым занял столик, — снисходительно разрешил Чинарский.
— Покорно благодарю. — Очкарик взял поставленную было на стол кружку пива и хотел уже переместиться за другой столик, но Чинарский поймал его руку.
— Да ладно тебе, садись, — усмехнулся он.
Парень вырвал руку, чуть не расплескав пиво, и уселся за соседний столик, составив компанию немолодой паре, жадно уплетавшей чебуреки.
— Что ты к нему привязался? — удивленно спросил Чинарского Антонов. — Не видишь: он не хочет с нами сидеть!
— А мне он понравился, — растянул губы в довольной ухмылке Чинарский, который не мог поверить в свою удачу. Конечно, имей он возможность, еще бы раз принюхался. Да-а, был бы он таким же франтом, как этот очкарик, тогда бы у него был повод завести с ним более плотное знакомство.
Чинарский щурился на солнце и косился на парня. Тот пил пиво без всякого удовольствия. Оставив в кружке больше половины, он поднялся и пошел к выходу.
«Видно, я испортил ему настроение, — мелькнуло в мозгу Чинарского. — Что ж, будем портить и дальше». Он встал, залез в карман, протянул Антонову двести рублей. Тот с недоумением пялился на него.
— Бери, развлекайся. У меня же, друг, срочное дело! — торжественно объявил он. — Навещу тебя в ближайшие дни в редакции, идет?
— Ты куда? — Антонов повернулся и увидел медленно удалявшегося очкарика. — За этим пидором?
— Он мне приглянулся, — осклабился Чинарский. — Потом объясню.
Если бы он сказал ему, что учуял запах мантауры — той самой, которую маньяк добавил в желе, когда ворожил в квартире Кулагиной, Антонов не сдержался бы — Чинарский был в этом уверен. Антонов бы все испортил!
— Ну а… — раскрыл рот художник.
— Не боись, встретимся. — Взметая клубы пыли, Чинарский зашагал по грунтовой дорожке.
* * *
Он обгонял зазевавшихся на выставочных животных людей. Едва не налетел на цыганского барона Романа, который, гордо выставив обтянутое черной шелковой рубашкой пузо, опекаемый ментами и соплеменниками, дефилировал мимо загонов, направляясь к коновязи, где томились орловские рысаки. Толстенный золотой браслет гремел на толстенной руке барона, придавая цыганской романтике статус жизни, основанной на вполне меркантильных вещах.
— Наше вам с кисточкой, — с ироничным самоуничижением раскланялся с Романом Чинарский.
Тот лишь криво улыбнулся и кичливо приподнял подбородок. До такой мелкой сошки, как Чинарский, барону не было дела.
Чинарский не возражал. Его радовало равнодушие богатых и влиятельных людей к своей скромной особе.
Соблюдая дистанцию, он покинул вслед за парнем ипподром.
Очкарик перешел на другую сторону дороги и тормознул белую «девятку». Та мигом остановилась — «голосующий» внушал почтение.
Чинарский кинулся на противоположную сторону улицы, рискуя погибнуть под колесами машин. Перебежав, он выхватил из кармана сотку и стал размахивать ею в воздухе. Его вид мог отпугнуть любого водилу, и он не придумал ничего лучше, как размахивать вещественным доказательством своей платежеспособности. И все же машины не спешили останавливаться. Белая «девятка» угрожающе быстро таяла вдали, а Чинарский все еще стоял на обочине, подпрыгивая и матерясь. Наконец, едва не толкнув его, с ним рядом затормозил оранжевый «Москвич». За рулем сидел благообразный сосредоточенный пенсионер.
— Слышь, — нагнулся к окошку Чинарский, — подвези, а?
— Куда? — вытянул шею мужик.
— Вон за той белой «девяткой», — через силу улыбнулся Чинарский. — Понимаешь, я такие бабки на ипподроме выиграл, а этот козел — ткнул он пальцем в сторону исчезающей «девятки» — меня кинул.
— Садись. — Пенсионер открыл дверцу, и Чинарский прыгнул на сиденье.
— Полтинника хватит?
— У тебя же сотка в руках, — усмехнулся внимательный пенсионер. — Я и остановился поэтому…
— Хва, дядя, не наглей, — скривился Чинарский. — Полтинника тебе как раз хватит. А не то я пошел…
Чинарский повернулся было к двери.
— Ладно, — кивнул пенсионер и дал газу.
«Девятку» удалось догнать на втором светофоре.
Чинарский развеселился. Он даже сгоряча решил отблагодарить нежадного пенсионера соткой.
— Ну и времена нынче, — качал головой пенсионер, — только успевай поворачиваться.
— Это вы, папаша, верно говорите, — кивал довольный Чинарский. — У меня, можно сказать, такая удача, а какой-то лох кинуть меня решил. И мне теперь приходится за ним гоняться! Ну, я эту гниду на чистую воду выведу!
