Более всего его интересовали гармонии фруктов и трав. Изготавливая отдельный крем, он старался максимально точно подобрать состав коржей для торта. Так, чтобы между кремом и коржами установилась определенная гармония. Крем должен был или усиливать вкусовые качества коржа, дополняя их родственными компонентами, или контрастировать с ним. И тогда корж, приготовленный с добавлением какао, обретал особенное звучание, когда его сладкий вкус оттенял лимонный или вишневый крем. В настоящее время он отдавал предпочтение легким кремам на фруктовой и овощной основе.
Вот и теперь в раковине размораживалась клюква, а на столе стоял фужер с «Шардоне». Сам Александр, в белом фартуке и взбитом чепце, растирал яичные желтки в кастрюле, установленной на горячей водяной бане. Он добавил в кастрюлю сахару и принялся тонкой струйкой вливать вино. Потом он положит в смесь измельченную клюкву, цедру лимона, а под конец вольет желатин.
Пока остывало содержимое кастрюли, Александр приступил к приготовлению другого крема. Он очистил лимон, апельсин, два мандарина и лайм от кожуры, потом от цедры. На огонь поставил кастрюлю, куда влил жидкого меда, добавил сахара, затем положил очищенные цитрусовые. Припорошил тимьяном. Довел до кипения. Добавил полстакана горячего молока и столовую ложку лимонной кислоты.
К вечеру он имел возможность продегустировать приготовленные крема. Первым он остался вполне доволен. Крем получился легким, кисловатым, воздушным и великолепно подходил к сдобным коржам. Клюква охлаждающе свежила жирную молочно-яичную консистенцию. Лимонная цедра придавала тонкий пикантный вкус.
Крем из цитрусовых его разочаровал. Живого вкуса не получилось. Тимьян отяжелял крем своим терпким дыханием.
Александр вывалил содержимое кастрюли в унитаз и стал экспериментировать дальше. Он очистил от кожуры новую порцию цитрусовых и, пропустив их через соковыжималку, разлил сок по нескольким рюмкам. Потом принялся сыпать в рюмки специи — мускатный орех, розмарин, кориандр, шафран, гвоздику, майоран, лепестки розы. Каждую рюмку он затем долго нюхал, пытаясь уловить тонкие вибрации вкусовых гармоний. Не придя ни к какому заключению, он снял и швырнул фартук на стол. На его лбу выступила испарина. Не хватало какой-то важной ноты. Ни одна рюмка его не удовлетворяла.
Он вспомнил о грейпфруте. Оделся, спустился в супермаркет. Грейпфрутов там не оказалось, и он отправился в другой магазин. Там их тоже не было. Разозлившись, Александр пнул носком туфли пустую банку из-под пива. Он чувствовал себя в плену злого рока. Словно кто-то издевался над ним. Демон прошлого? Плевать на торт, он может сосредоточить свои усилия на какой-нибудь экзотической закуске.
Нет, упрямо думал Александр, вышагивая по проспекту, запруженному не догадывающимися о его мучениях людьми. Если он отступит, не состоится красота, не состоится изысканное вкусовое ощущение. Он воскрешал в своей памяти запахи специй, пытаясь найти сочетания между ними и фруктами. То есть мысленно делал то, чем занимались его язык и нос полчаса назад, когда он склонялся над рюмками.
А ведь он намеренно не использовал имбирь. Александр столько экспериментировал с этой специей, ее вкус казался настолько подходящим ко вкусу цитрусовых, что он отверг эту специю, ибо не искал легких путей. Его привлекали задачи посложнее. Имбирь усиливал вкус цитрусовых, привносил в их кислоту каплю пикантной горечи. Он идеально будет сочетаться с медом, уравновешивая его клейкую сладость… Ничего, вздохнул Александр, завтра он купит грейпфрут, добавит в крем имбиря…
* * *
«Все, хватит! — решил утром Чинарский. — Если так пойдет дальше, то ни о каком расследовании не может идти речи».
Антонов храпел рядом на постели.
— Вставай, — толкнул его Чинарский.
Тот с трудом продрал глаза и с недоумением воззрился на Чинарского.
— Чего?
— Подъем, — сухо сказал Чинарский.
— Не ожидал такого приема. — Антонов поднялся и сел на постели.
— Это не от меня зависит. — Чинарский покачал головой. — Нужно дело делать.
Загашник был пуст. А на дворе — воскресенье. Если раздобыть две-три сотки, можно было бы двинуть на ипподром.
Антонов копался в карманах. Обнаружив там немного денег, он просиял.
— На пару банок хватит, — растянул он рот в ухмылке. — Блин. — Он взглянул на часы. — Мне ж в редакцию!
— Пивом голову не обманешь, — резюмировал Чинарский.
Антонов засуетился.
— Надо двигать на ипподром, — зевнул Чинарский, — только нужны деньги. У меня есть одна идейка…
Антонов пожал плечами.
— Пошли. — Чинарский зашел на минуту в ванную.
Когда он вышел в прихожую, Антонов приглаживал перед зеркалом свои пегие волосы.
— Черт, денег как раз в обрез — на пиво. А хотелось бы еще жвачки жевнуть. Если в редакции учуют…
— Да уж. — Чинарский вспомнил холодную леди-секретаршу. — Ты как насчет трех сотен?
— Пас, — невесело усмехнулся Антонов.
— Ну ладно, пошли.
Они вышли из подъезда и наткнулись на бухого дядю Саню. Чинарскому казалось, что тот вообще не заходит домой, а круглосуточно дежурит у забегаловки в поисках средств и компании. Чинарский резко пресек далекоидущие жалобы последнего, сославшись на отсутствие финансов и времени.
— Заеб он меня, — ругнулся Чинарский.
Они без происшествий дошли до Центрального рынка. Чинарский нашел Вальку. Та уже стояла за прилавком. Густо наложенный грим не мог скрыть большого синяка под ее правым глазом. Увидев Чинарского, она сделала недовольное лицо.
— Привет, — улыбнулся он. — Что это с тобой, упала?
— Хва прикалываться, — грубо отозвалась она, — это я из-за тебя пострадала.
— Хахаль приложился?
Заметив, что Чинарский не один, Валька выразила еще большее недовольство. Поджала губы и принялась перекладывать мороженые «ножки Буша».
— Это мой дружан, свой парень, — представил Чинарский Антонова. — Я вот чего… Рублей двести-триста до вечера не одолжишь?
— Откуда! — Валька сделала такую гримасу, словно Чинарский клещами тащил из ее утробы плод.
— Значит, нет? — недоверчиво сощурился Чинарский.
— День только начался, — вздохнула Валька, — а своих денег у меня нет. Да если б и были, не дала бы, — сухо подытожила она.
— Вот ты как, — почесал в затылке Чинарский. — Не понял, чем это я заслужил такое обращение.
— Ничем. Я порядочная женщина…
— В этом я ни минуты не сомневался, — с ехидцей отозвался Чинарский. — Пошли, Саш, — кивнул он Антонову.
Он резко развернулся и двинулся на выход. Антонов — за ним.
— Это катастрофа, — бубнил по дороге Чинарский.
— Ты куда?
— А хрен его знает. Без денег очень трудно сориентироваться.
— Тебе зачем деньги? — с интересом посмотрел на Чинарского Антонов.
— Сегодня — бега, — с тоской ответил Чинарский. — Деньги нужны на ставку.
— А ты умеешь?
— Нюх у меня есть, — гордо сказал Чинарский. — А в этом деле — это самое главное. Так что если найдешь деньги, получишь к обеду все назад да еще с процентами.
Антонов задумался.
— Можно попробовать, — после долгих размышлений ответил он. — Айда со мной в редакцию.
— Пятьдесят на пятьдесят, — растолковывал Чинарский, — все по-честному.
— Никогда не ошибался?
— Ошибался, но большей частью — выигрывал. — В голосе Чинарского чувствовался оптимизм. — Тем и живу!
Он остался дожидаться Антонова на улице. Пока тот утрясал финансовый вопрос, размышлял о том, что может дать ему название специи, которую в случае с Кулагиной употребил маньяк. Ему не удалось ничего узнать об этом растении, кроме того, что оно очень ценное и родина его — далекая Африка или Мадагаскар. Потратив день на поиски и расспросы, он пришел к тому, с чего начал. А именно — к полной неясности. Если поначалу его грела кое-какая надежда, если он рассматривал специю как зацепку, которая могла его куда-то вывести, то теперь краски сгустились. Осколок мертвым грузом покоился в кармане, а он, Чинарский, стоял на залитом светом тротуаре, и все дороги были перед ним открыты.
Он достал последнюю сигарету из пачки, скомкал хрустящий пакетик и выбросил в урну. Конечно, он мог бы все бросить и вернуться к своему полному непредсказуемости и алкоголя существованию, но было что-то, не дававшее ему покоя. Он не спрашивал себя, как поступил бы, если бы не был должен Кулагиной сотку. Его мозг работал лихорадочно и вхолостую. Нужна была точка отсчета, а таковой у него не было.
Порывистый ветер полоснул его по плохо выбритой щеке. День выдался солнечный, но ветреный.
Чинарский поежился и стал медленно раздражаться. Антонов все не появлялся, и вынужденное безделье тяготило его. То ли дело, когда на душе легкость, в кармане — деньги или бутылка шнапса! Но стоять вот так, с больной головой, сухой глоткой и неразберихой в мозгу — это не могло не злить Чинарского.
