Зарина внешнюю тупость моего глубокого вывода.
Она вдруг взвилась с лежака, подброшенная то ли внезапной мыслью, то ли утягивавшим в сон неудобством лежания. Или обычной девчоночьей вожжой под одно место, весьма знакомой мне по закидонам Томы. Босые ступни прошлепали к окну, ладони уперлись в подоконник, и изумительная фигурка, прокрутившись, плюхнулась в центр проема спиной к полю. Мягкий взор устремился на меня, ножки свесились, мило покачиваясь. Безмятежное детство во всей красе – если забыть, что передо мной не маленькая девочка. А забыть никак не получалось, мешали бьющие по глазам обстоятельства.
Моих мучений не видели, Зарина продолжала спокойно раскладывать по полочкам моего мозга казавшуюся неподъемной кучу:
– Войник – он в самой замечательной позиции. В середине возможностей. Все зависит только от него. Хорошего войника присмотрит царевна или даже царисса, средние достанутся войницам, худших подберут мастерицы.
С поля донеслись приглушенные вопли восторга, смех, даже почему-то всплеск. Зарина обернулась.
– Что там? – заерзал я.
Чуть померкшее солнечное личико вновь обратилось ко мне.
– Аглая развлекается. – Зарина не сумела изобразить равнодушие, хотя очень старалась. Плечи сгорбились, носик поморщился. – Так вот. Для мастериц войник – завидная партия, особенно если в мужьях будет царь-войник. Толку от него как от коня молока, то есть как от простого мужика, но… Есть такое слово – престижно.
– Угу. – Меня уже не удивляло, что здесь и такое слово в ходу.
Шум снаружи прекратился. Зарина еще раз обернулась и вздохнула с облегчением.
– Выйдя за царевну, – я поперхнулся от собственноротно (так говорят?) употребленного оборота, но для Зарины все было нормально, – войник становится принцем? Принцы – не сословие, а принимаемый после свадьбы титул?
– Само собой. – Сидевшая в проеме Зарина убедительно развела растопыренными ладошками-силуэтами. – Жена выгнала или овдовел – извини, ты больше не принц.
Ей что-то не понравилось в своем расположении. Наверное, взгляд в темноту. Прекрасно видимая сама, она общалась неизвестно с кем неизвестно где, которого там могло уже не быть, и Зарина решила отвернуться от этого кого-то, которого все равно не видно. Закинув ноги вбок, она взгромоздилась вдоль подоконника, прислонившись спиной к правой части проема. Поднятые ножки уперлись в левую стенку, голова обратилась к сиянию луны, свет от которой рисовал прекрасный образ на полу нашей комнаты.
Чудный силуэт в пустом проеме и почти полное ночное светило на заднем плане… Картина маслом. Поэма.
Пойманная за хвост мысль сообщила, что девушка мне приятна. В том смысле, что не просто симпатична, а чуть более. И даже не чуть.
Гнать такие мысли. Мне нужно искать Малика, спасать Тому, а я…
По крыше медленно прошел дозорный, шаги вызвали хруст потолочных досок. Не досок, конечно, а бревен, полубревен и более мелких деревяшек, из которых собраны строения. Привычные мне доски здесь применяли в крайнем случае, когда нельзя обойтись заменой, ведь столько времени и труда нужно приложить, чтобы вручную бронзовым инструментом выпилить из бревна ОДНУ доску. Кто не верит, пусть попробует.
– Ты была там? – Зарина вновь свесила ноги в комнату, волосы указующе мотнулись назад, на поле.
Решилась, значит. Сейчас пойдут дурацкие слезы и обвинения в попранной дружбе. Семейный скандал. Не дождетесь.
– Не только, – как можно беспечнее отмахнулся я.
Это мое дело. Не ее. Понятно?
Опечаленный лобик склонился вниз. У меня перед глазами почему-то нарисовалось, как Зарина восторгалась красавцами-царберами. Чисто эстетически я понимаю: разве не приятно посмотреть на крепких здоровых мужиков, причем качественно одетых? Но с другой стороны…
Неужели проснулась ревность?
– Царберы – кто они? – само слетело с языка. – И почему они царберы?
Усилием воли Зарина согнала с лица обиду.
– Царская стража. Царбер… в древних сказаниях был такой страж нечеловеческих сил и размеров. Оттуда и пришло.
Плюх! – звук чего-то пролившегося. Словно из окна многоэтажки выплеснули ведро с водой.
– Ой! – Зарина сорвалась с подоконника на пол, заведенные назад руки яростно чесали спину – и сверху, и снизу. Кожу покрывало нечто темное.
Меня подбросило. Первый шаг – к пострадавшей. Кровь? Нет, что-то другое, Зарина цела и невредима.
Второй шаг – к окну. Резкий выпад наружу, взгляд по сторонам.
Кто-то запрыгивал в комнату веселых соседок. Разворачиваясь, я ринулся назад…
Не рассчитал. Мы сшиблись с поднявшейся Зариной до атомного взрыва в мозгу и последующего затмения, сопроводившего всесокрушающую взрывную волну. Зарину отбросило на мой лежак. Меня со стуком приняли не столь мягкие объятия пола. В ушах пели райские птички, перед глазами порхали они же. Верх и низ временно перестали существовать.
Помотав головой для скорейшего схождения фокусировки, я на карачках пополз к выходу. Постепенно приходящий в себя организм, шатаясь, поднялся, руки рванули дверную ручку на себя, и меня вынесло в коридор исключительно слово «надо», иные внутренние ресурсы на этот момент отсутствовали.
Драгоценные секунды потеряны. Вдали во тьме утих шум бегущих ног, а комната соседок оказалась распахнутой настежь. Внутри было пусто. Кто-то знал, что Аглаи и Варвары нет. Впрочем, какие там «кто-то», если вся не спавшая школа наблюдала за ночными развлечениями или слышала их.
Обыск комнаты ничего не дал. Обстановка полностью аналогична нашей, нет ни одной личной вещи. Даже под подушками и лежаками.
Вернувшись, я посмотрел на сидевшую в постели Зарину. Она посмотрела на меня. Во взгляде – ужас непонимания и полная беспомощность.
– Кто? – пролепетала она. – За что?
– Секунду, Солнышко. Сейчас помогу. – К счастью, застывшая в ступоре Зарина не заметила ласкового прозвища, что внезапно вырвалось у меня из глубины души. Нужно быть поаккуратнее, не все, что на уме, должно сваливаться с языка. – Только…
Я еще раз выглянул за подоконник, теперь меня интересовали подробности. Снаружи под окном валялась тарелка, обтекавшая темной маслянистой жидкостью – обычная тарелка с кухни. Рядом тлел обрывок ткани. Если бы злоумышленник успел поднести…
Картинка сложилась. Еще одно покушение. Кто? Зачем? Почему Зарину? Наверное, ее приняли за меня, в их понятии я тоже девочка. Или это проклятье всей нашей комнаты?
И еще сто тысяч «почему».
Я замотал в Зарину в испачканную простыню, на которую она опрокинулась после удара, и заставил подняться.
– Пойдем.
Не сопротивляясь, Зарина беспрекословно дотопала со мной до помывочной. Здесь, среди тазов и чарок ее сознание прояснилось.
– Нарви травы, – кивнула она в дверной проем, что выходил на поле.
– Зачем?
Зарина закатила глаза:
– Тереть!
Ах да, мочалки в привычном мне виде еще не изобретены.
Когда я вернулся, бедовая спутница сидела в тазу. Как только поместилась? Ступни внизу скрючены, коленки торчат в стороны от согнувшейся в три погибели спины, переплетенные на затылке
