— Я понимаю, Энцо мне не заменить никогда, — начал он. — Обещаю, что даже не буду пытаться.
— Звучит как-то странно, — сказала Ливия задумчиво. — Что значит «заменить», как будто одного мужчину можно заменить другим, как сменить лампочку. По-моему, люди скорее на кулинарные рецепты похожи.
— Ливия, — сказал озадаченный Джеймс, — честно, ей-богу, я хочу понять, о чем ты. Но я не понимаю!
Она удивилась: ей казалось, все и так ясно.
— Когда ты меняешь лампочку, тебе, понятно, для замены требуется точно такая. С рецептами иначе. Помнишь, мы ходили на рынок и выбрали тогда рыбу-саблю? Ну вот, а в другой день я, возможно, выбрала бы не ее, а тунца. Но из той и из другой рыбы получаются разные блюда, куда входят разные продукты. В рецепте для тунца нельзя заменить его на рыбу-саблю. И наоборот. Значит, если у тебя рыба-сабля, тебе нужен и другой рецепт. И то хорошо, и это; но по-разному.
— Выходит, Энцо — тунец? — спросил Джеймс, пытаясь разобраться.
— Нет, Энцо — рыба-сабля. Это ты тунец.
— Ах, так! — воскликнул Джеймс несколько разочарованный. — Может, лучше я — рыба-сабля? Тунца я терпеть не могу.
Ливия рассмеялась:
— Иногда ты немножечко на Энцо похож! Он бы тоже не стерпел, если б его назвали тунцом. Он был такой славный. — При воспоминании об Энцо слезы так и брызнули у нее из глаз. — Правда, немного самовлюбленный и не такой умный, как ты…
Джеймс ничего не сказал, просто обвил Ливию рукой: дал ей выплакаться.
— Спасибо тебе, — сказала она чуть погодя, утирая слезы рукавом. — Видишь, я же сказала, что ты умный. Дал мне поплакать, а Энцо всегда злился, если я о ком-нибудь плакала.
На рынке Ливия показала Джеймсу, как выбирать оливковое масло.
— Есть extra vergine, sopraffino vergine, fino vergine vergine,[52] — объяснила она.
— А экстра чистое — отличное?
— Ну да. Чем девственней, тем лучше. — Он уловил чуть заметный вызов. — Слаще. И еще говорят, что масло самого первого отжима слаще всего.
Иногда, когда они вместе готовили, он ее целовал, и поцелуи впитывали запахи ее хлопотливых рук, — душистый холодок мяты или медленно наплывавшую теплоту орегано. И хотя Джеймс был убежден, что эти ласки ей приятны, рано или поздно Ливия все-таки его отталкивала.
— В воде рыбу не жарят, — говорила она загадочно, — или: 'Lu cunzatu quantu basta, cchiù si conza, cchiù si guasta — Не увлекайся приправой — будет перебор.
Глава 31
— Как вам известно, — сказал майор Хеткот, — инициативы дестабилизации закрепления немцев в северной Италии входят в обязанности управления диверсионными подразделениями.
Джеймс кивнул. Он по-прежнему не вполне понимал, зачем его вызвал командир, правда, впервые успокаивало то, что, хотя бы не затем, чтобы отсюда выдворить.
— И, как вам также известно, — с расстановкой произнес майор, — при том, что пенициллина у нас крайне мало, распространение сифилиса становится для наших медиков непреодолимой проблемой. Немцы же, напротив, судя по всему, этой проблемы в таких масштабах не имеют.
Джеймс снова кивнул.
— Диверсионное управление разработало некий план. — Майор вздохнул. — По сценарию — убить двух зайцев. Идея состоит в том, чтобы мы собрали зараженных сифилисом женщин и переправили бы их морем на север за линию фронта. Где, надо полагать, они станут распространять эту заразу среди немецких, а не наших, солдат. Примерно что-то подобное уже предпринималось во Франции.
Джеймс не верил своим ушам. Даже для известных своим цинизмом диверсионных служб, это было слишком.
— Но ведь это же, как сказать… безнравственно! Использовать гражданское население, чтобы оно делало за нас нашу работу. И потом… ведь речь идет… о больных женщинах!
— Ай, да бросьте вы! — раздраженно вскинулся майор. — По-вашему, нравственно зажигательными бомбами сметать города с лица земли? Наводнять страны противника порнографией и черной пропагандой? Идет всеобщая война, Гулд. Поэтому для нас любые средства хороши.
Джеймс смолчал.
— Ну да, наверно, это безнравственно, — пробормотал майор. — Мне лично подобное чертовски не по нутру. Но идея одобрена на самом высшем уровне. Ваша задача организовать задержание искомого женского контингента, только и всего.
— Rastrellamenti, — сказал Джеймс.
— Что-что?
— Так итальянцы называли немецкие мобилизационные команды: rastrellamenti. Они, вероятно, и не ожидают, что их освободители ничем не лучше немцев. — Тут новая мысль кольнула Джеймса: — Отыскав таких девушек, мы, судя по всему, никакой медицинской помощи оказывать им не будем?
— Иначе это погубит весь замысел.
— Даже если те попросят?
Майор колебался с ответом. Отказ в оказании медицинской помощи являлся нарушением Женевской конвенции.
— Ну… будем надеяться, что не попросят. К тому же формально они ведь не участвуют в военных действиях.
— И каким же образом производить отбор?
— Полагаю, из числа тех, кто по документам уличен в проституции.
— Но это значит, в список попадут и невесты некоторых наших солдат. Женщины, не вышедшие за них замуж только потому, что мы не желаем им это позволить.
— Едва ли можно делать поблажки тем, кого уже признали недостойными стать женами наших военнослужащих, — заметил майор. — Послушайте, Гулд, по-моему, вы за частностями не способны разглядеть главного.
— Только разглядев частности, — парировал Джеймс, — можно осознать весь кошмар этого замысла.
Майор кинул на него колючий взгляд.
— Надеюсь, это не означает, что вы отказываетесь выполнять приказ?
— Нет, сэр.
— Рад слышать. — И майор махнул Джеймсу рукой: — Свободен!
Они сидели на крыше Палаццо Сатриано среди нагромождения труб и порушенной красной черепицы. Солнце садилось над заливом. Ливия ощипывала голубя. У Джеймса на колене примостился ручной пулемет. Время от времени, когда новая партия голубей садилась на крышу, он пускал по ним пару очередей. Если везло, новая птица добавлялась к вороху, лежавшему у ног Ливии.
— Я би хотель сидети передни ряда, — старательно выговорила Ливия.
Джеймс пробормотал что-то нечленораздельное.
— Ви не могли би сказати, када пиририв? — И уже по-итальянски спросила: — Что с тобой, Джакомо?
— Ничего.
— Знаешь, — сказала она, — наверно, английский — очень трудный язык. Потому что англичане почти все время стараются молчать.
— Извини, — сказал он. — Трудный день.
Ливия фыркнула.
— Я попал в сложное положение.
— Я тоже, — с нажимом сказала она. — То ты меня целуешь, а через минуту даже говорить со мной не хочешь. Честное слово, очень неприятно.
Он вздохнул:
— Иногда в моей работе… случается такое, что душу воротит.
Ливия отложила голубя, над которым трудилась:
— Что такое, расскажи!
Она выслушала его рассказ молча до самого конца.
— Самые последние опрошенные меня не тревожат, — сказал Джеймс в завершение. — Им я дал разрешение на брак. Хуже дело с более ранними, когда я только прибыл в Неаполь. Любая из тех девушек рискует попасть в список.
— Так ведь ясно же, что надо делать!
— В самом деле?
— Ты должен сделать все, чтоб этих девушек не забрали.
— Послушай, Ливия, но облавы могут происходить и без моего участия.
— Но ведь тебя же спросят, проститутка девушка, которую они поймали, или нет. Придется тебе соврать.
— Но чаще всего по документам видно, что они проститутки. В частности, и по моим. Выходит, и я виновник всего этого бесчинства.
— Документы могут исчезнуть.
— Девушек все равно будут спрашивать, на какие средства они живут. Истину выяснить не составит труда.
— Надо тебе поговорить с Анджело, — решительно сказала Ливия. — Он наверняка подскажет, как поступить.
— С Анджело?
— Он метрдотель в «Зи Терезе».
— Какое он к этому может иметь отношение?
— Джимс, — сказала Ливия, — как ты думаешь, кто дал мне эту работу?
— Разве не я?
— Ты взял меня на работу, — поправила она. — Это совсем другое дело. Я не должна была бы этого тебе говорить, но это Анджело устроил так, чтоб больше претенденток не было. Это Анджело следит, чтоб продуктов у нас всегда было вдоволь. Это Анджело достает все, что я не могу купить на рынке.
— С чего это Анджело так заинтересовался тем, что я ем?
— Мне кажется, — уклончиво сказала Ливия, — как только ты приехал в Неаполь, он сразу заметил, что ты неважно питаешься. А что мужчина, который плоховато питается, и работу свою выполняет средне, это все знают. В последнее время ты явно стал гораздо… э-э-э… толковее во всем разбираться.
— Понял.
— Ну вот, теперь ты рассердился.
— Нет, — сказал Джеймс.
Он и в самом деле не успел рассердиться. Перед ним вдруг забрезжила возможность выхода из этой гнусной ситуации. Ливия права. Не исключено, Анджело как раз тот человек, с которым стоит поговорить.
