Спустя несколько минут, на нашем пути появилась идеальная кандидатура — одинокая мадам среднего возраста. Сергей просто перегородил ей дорогу широко распростёртыми руками и повторил в слух, выученную фразу. Девушка приостановилась и вполне дружелюбно поблагодарила за проявленную к ней симпатию.
— Скажи ей… Я… Мы… Приглашаю её в паб, — поступила директива.
Барышня, улыбаясь, ожидала и наблюдала за нашими переговорами. Я передал ей приглашение. Но та вежливо отказалась, сославшись, что ищет своих приятелей.
На этом и расстались, пожелав, друг другу, весёлого week-end.[36]
А мне предстояло давать подробные объяснения: что ты сказал? А что она ответила? Ты шо, не мог нормально попросить? Я бы на твоём месте… Если бы я мог…
Я уже начал опасаться, что меня скоро просто обвинят в том, что местные женщины не признают и не замечают такого колоритного украинского мачо. В дальнейших походах и попытках я отмалчивался, всё, более самоустраняясь от чужих задач-заморочек. Но моё безразличие также раздражало невостребованного кавалера.
Останавливались в одном переполненном пабе, но выпив по пинте пива и не найдя ничего интересного для себя, пошли далее. Русско-арабо-английские беседы обрели совершенно бестолковые формы и содержание. И вдруг мы снова встретили ту же мадам, и по-прежнему одну. Она тоже узнала нас. Увидя знакомую, Сергей просто обнял её. Она не сопротивлялась.
— Это уже не случайно. Придётся вам присоединиться к нашей компании, — прокомментировал я.
— А куда вы направляетесь? — поинтересовалась она, — и вообще, откуда вы такие?
— Можно зайти в ближайший паб. Там мы всё расскажем, — предложил я.
— Тогда, предлагаю паб «Чикаго», — выразила она согласие, и присоединилась к нашему медленному, нетрезво-хромому уличному шествию.
Травмированный ливийский террорист оживился и подтянулся к общей компании, ему тоже хотелось принять участие в беседе с английской мадам. Услышав, что один из Сергеев указал на него, как на раненного террориста, скрывающегося в Англии, он стал, волнуясь пересказывать ей свою беженскую легенду и выражать благодарность Её Величеству за помощь, которую нашёл на острове. Всё это тут же обращалось в хохму. С юмором у случайной барышни оказалось всё в порядке. Виссам конфузился и требовал прекратить шутки о его связях с Каддафи, упорно не замечал смеха новой знакомой и её правильного понимания шуток. Сергей, мычал, как умел, и требовал словесной помощи для проявления и передачи своей накопившейся любви. Я передавал, его богатство. Она смеялась ещё более. Мачо дулся, и обзывал меня грубо по-русски. Я игнорировал.
Когда прибыли в паб, до закрытия оставалось чуть более часа, свободные столы нашлись. Анна попросила красного вина, а мы по-прежнему — пиво. Принимая участие в наших разговорах ни о чём, она думала о чём-то своём, но на вопросы отвечала охотно и толково. С ней можно было бы спокойно поговорить и немало полезного узнать о городе и прочем, но таковое оказалось совершенно невозможным в сложившейся ситуации. Кто как умел, хотел что-то сообщить ей. Она вежливо слушала и смеялась, пытаясь понять собеседников. Сергею хотелось более всех, но сказать он мог менее всех. Это раздражало его и веселило остальных. У инвалида вдруг проснулось чувство юмора, и он стал обращаться к нам по имени, при этом делая ударение на последний слог Сэр-гэй. Наконец, подгадав удобный момент, он задал свой вопрос:
— А что означают ваши имена? Вы все трое русские гэи?
— К сожалению, Виссам, должен огорчить тебя. Твои сладкие надежды не оправдались. Это просто имена, а не то, на что ты надеялся, и теперь, наконец, осмелился спросить. Но ты можешь обратиться к одному Сер-гэю, кто знает, возможно, он сегодня пойдёт тебе на встречу.
Виссам был так доволен собственным остроумием, что смеялся своему вопросу больше всех. Остальные смеялись с него, несчастного, и радовались, что ему тоже хорошо. Анна отвлеклась от затянувшегося проявления чувств немого собеседника, и взорвалась смехом на наши англо подобные объяснения в любви с Виссамом. Присевшие за соседним столом три девушки невольно оказывались свидетелями наших разговоров и временами посмеивались вместе с нами. Услышав своё имя, и, не поняв причину дружного смеха, любимец украинских женщин, несправедливо обделённый вниманием, хмуро потребовал объяснить, о чём здесь идёт речь.
— Ты любишь Анну, а Виссам, оказывается, любит нас… — ответил я машинально по-английски, и все вокруг, кроме озабоченного, дружно рассмеялись. Пришлось выполнить просьбу и ответить понятно. Но лучше бы я этого не делал.
— Ты шо, вообще уже охренел? Шо за херню ты несёшь? — сделали мне строгий выговор, не найдя абсолютно ничего смешного в подобных шутках.
Некоторые всё же произошли от обезьяны, да не простой, а уже безнадёжно мутированной в советском зоопарке, — подумал я.
Чудная особая атмосфера английского паба субботним вечером, обрела окраску мрачного совкового кафе, в котором украинские пролетарии обмывают получку (когда дают).
Непонятые шутки и совершенно чужой язык начали раздражать земляка. Украинский мачо хотело внимания к себе, однако каждому хотелось говорить и смеяться о том, к чему нетрезвая душа лежала. Его просто игнорировали, и это пробуждало в нём зоологическую ненависть ко всем и всему непонятному. Во всём ему виделся подвох и насмешка именно над ним, — всеми любимом на Украине и невостребованным здесь.
Объявление о закрытии паба, возможно, оказалось очень своевременным, ибо моё откровенное нежелание угождать всем и разъяснять каждую шутку могло привести к ссоре.
Покидая стол, Анна поблагодарила нас за весёлый вечер и на всякий субботний случай по-дружески выписала свой телефон. Во избежание дремучих недоразумений я на двух языках объявил всем участникам, что Анна оставляет нам свой телефон.
Неподалёку от паба она взяла такси и распрощалась.
Возвращались домой уже около полуночи. Пивные пабы закрыты. Нетрезвый народ расходился по домам и ночным клубам. Земляк, на радость соседей, демонстрируя своё нетрезвое недовольство чем-то, с хмурой деловитостью, проверял встречающиеся на улицах банки и бутылки из под алкоголя. Если обнаруживал остатки, — допивал. Мои замечания о возможной неизлечимой заразе, игнорировались и единогласно квалифицировались как занудство и неспособность расслабиться и веселиться. Соседям нравилась такая пьяная удаль украинского товарища, и они, проявляя дружеское понимание и поддержку, указывали ему на замеченные объекты, которые тот проверял и допивал, им на потеху. Пока добрались до дома, у нас собралась немалая коллекция пивных бокалов; пинта и полпинты, вынесенных посетителями из пабов и оставленных на улицах.
В этот вечер я лишний раз убедился, что одному коротать время, если не веселей, то комфортней. А так же, что местная молодёжь говорит между собой на языке, совершенно непонятном мне. Я так же признал, что приучить себя смотреть вправо при переходе проезжей дороги будет легче, чем въехать в современный разговорный слэнг.
В противоположном от центра города направлении, всего в квартале от нашего дома располагалась огромная парковая зона. В хорошую погоду по выходным дням там многолюдно. По асфальтированным дорожкам перемещаются пешеходы, велосипедисты, бегуны и роликовые конькобежцы. Там же и старое большое кладбище с памятниками, уже не только захороненным, а и самой местности и тем, кто жил в этой местности в прошлые века. Ибо на серых каменных плитах и крестах надписи, датированные 17–20-ми веками. Свежестриженная трава — признак заботы живых. Следов вандализма на кладбище, присущих современной Украине, не замечено.
Я обратил внимание на собачек, которых выгуливали в парке. В большинстве своём эти домашние животные не отличались никакой породой, — обычные дворняжки.
Такие, как упрёк людям, стаями бродят по одесским дворам от мусорки к мусорке в поисках съедобного, впрочем, не только собаки…
Этих же, можно вполне считать членами семьи, ибо человеческая забота о них здесь очевидна.
В это солнечное воскресенье я бродил по дорожкам и травяным лужайкам парка, наблюдал отдыхающих и сравнивал их с вчерашними, заседавшими в пабах.
Об англичанах я бы сказал, что они не претендуют на свою исключительность, как американцы, которые вульгарно кричат о своём мировом лидерстве, или французы убеждающие себя и других в своей культурной самобытности. Британцам сейчас нечем особо гордиться, они просто тихо и упрямо держат национальную марку. Покрикивают о чем-то лишь в своих пабах, на стадионах и на улицах, после порции алкоголя…
В понедельник я посетил городскую библиотеку в здании горсовета. Там меня зарегистрировали, как бедного родственника с тяжёлым акцентом, и выдали карточку с абонентским номером, позволяющим брать книги, компакты и пользоваться Интернетом.
