и с интересом рассматривал пляж. Прибрежные кокосовые пальмы вызывали у него неподдельное удивление. В сознании у эльфенка не укладывалось существование растений, отличных от водорослей. Суша явилась ему настоящим откровением.
– Никогда не видел ничего подобного! – очарованно закричал Вильгельм.
– Это малая часть того, от чего нам пришлось отказаться, – произнес Алекс, попрыгал на месте, наслаждаясь наличием под ногами песка, и повернулся спиной к океану вслед за Андреем.
Чтобы пересечь остров и оказаться на южном пляже, пришлось продираться сквозь джунгли. Андрей никогда прежде не бывал в тропических лесах, но с первого взгляда возненавидел непролазные переплетения лиан и засилье змей. Разношерстная ядовитая погань, шипя и маскируясь, так и норовила укусить за неприкрытое место. По мере приближения пляжа, к змеям добавились скорпионы. Андрей и Алексиков шагали с крайней осторожностью, боясь наступить на какую-нибудь живность. Временами им приходилось останавливать Вильгельма, несущегося напролом и не понимающего таящейся в джунглях опасности.
Впрочем, змеями и скорпионами местная фауна не ограничивалась. Над головами с писком и шелестом листьев пикировали с дерева на дерево маленькие пушистые зверьки. За ними с аппетитом наблюдали с земли рыжие бестии, представлявшие собой что-то среднее между лисами и куницами. Издаваемые теми и другими животными звуки частично заглушались пением птиц. Самих пернатых Андрей не видел, но долетавшее щебетание растекалось по ушной раковине медовыми трелями.
– Ты веришь, что она еще ждет, спустя столько лет? – заговорил Андрей, обращаясь к Алексикову.
– Если жива, то ждет, – ответил Алекс. – Ты не представляешь, какая она упрямая. Вот уверен, что сутками сидит на берегу и смотрит на бушующий над гидрополисом океан. Эту бурю, должно быть, видно отсюда.
– Откуда она взялась, эта буря?
– Не знаю. Да и никто не знает. Она была здесь всегда. Какая-то природная аномалия. Может, Демиург что-то пометил на своей личной карте. Однако оно нам на руку. Никому не вздумается разыскивать нас на Бермудах.
– Бермуды? – переспросил Андрей.
Так вот, где спрятались эльфы! Об аномалии Бермудских островов и проклятом треугольнике Стопарин слышал не в первый раз. Темноборческие суда избегали этих мест. По слухам, навигация в здешних широтах сбоила, а вечный шторм отправлял на дно заблудившиеся корабли. Разумеется, заблудившиеся – а кому на трезвую голову вздумается плыть через Бермудский треугольник?
Ответить Алексиков не успел. Последние пальмы джунглей остались позади, и взору путников открылся южный пляж острова. Обнаруженное песчаное побережье принципиально ничем не отличалось от северного пляжа. Но присутствовала одна деталь, различимая силуэтом, красующимся у кромки воды, из-за которой для некоторых существ на этом пляже сходился свет клином. Алексиков ахнул и притронулся к своему лицу. Он не верил своему счастью.
Силуэт эльфийки с традиционно заломленными ушами, стоящей на коленях и омываемой теми же легкими волнами, которые совсем недавно испытывали терпение Андрея, оставлял неизгладимое впечатление. Девушка смотрела на небо и нашептывала молитвы. Эльфийка застыла в такой умиротворенной позе, что казалось, будто она простояла здесь сотню лет, а затем превратилась в покрытую пылью статую и осталась у берега океана навечно. Намоченное волнами платье, подчеркивало ее округлости. Фигура, повторяющая изгибы гитары, слегка наклоненное по направлению к океану тело, отражающиеся на спускающихся до самой талии волосах солнечные лучи. Причины возникновения любовного треугольника с участием Алексикова и Аннато предстали перед Андреем во всей красе.
– Камилла! – позвал Алексиков и бросился навстречу своей возлюбленной с распростертыми объятиями.
Девушка обернулась, и Андрей увидел ее побледневшее лицо. Казалось, отчаявшаяся эльфийка, давно уже не надеявшаяся увидеть кого-нибудь из любимых, вот-вот падет ниц от сердечного приступа. Ее лицо выражало удивление, смешанное с испугом. То ли Камилла не поверила в свое счастье и сочла появившегося на острове возлюбленного за галлюцинацию, то ли действительно испугалась. Вот только чего? Уж не смерти ли мужа от рук любовника? Если так, то испуг более, чем оправдан.
Вильгельм помчался к матери вслед за Алексиковым. Как только Алекс обнял Камиллу, к семейным объятиям присоединился их сын. Все трое сохраняли молчание. Им нужно было столько друг другу сказать! Но именно в такие моменты хочется сохранять молчание. Камилла обняла Алекса и Вильгельма, и по ее щекам покатились слезы.
Следующие события можно объяснить лишь одним – кромешной идеологией, долгие годы проедавшей дыры в эльфийском мышлении. Андрей успел уловить взглядом руку Вильгельма, тянущуюся к своему сапогу, но расстояние, отделявшее его от эльфийской семьи, не позволило помешать случившемуся. Эльфенок вытащил из сапога кортик и воткнул его матери в бок, завопив с такой басовитостью, которую только можно было изобразить несломавшимся детским голосом:
– Осквернительница эльфийского храма! Осквернительница Скрижали Любви! Опозоренная и проклятая! Умри!
Второй удар кортика должен был прийтись Камилле точно в грудь, но Алексиков вовремя подставил руку, и лезвие, пройдя через его ладонь насквозь, не достало до тела эльфийки. Камилла упала навзничь. Побелевшее от неожиданной встречи лицо ужасающе сочеталось с колотой раной.
– Ты тоже умри! – продолжал орать Вильгельм, теперь уже обращаясь к Алексикову. – Смерть осквернителям!
Андрей сомневался, доставать ли ему пистолет. Хорошо было бы пригрозить сорванцу, покушающемуся на родителей. Пригрозить? Да за такое расстреливать надо!
Вот только… Мальчик ли виноват? Или его окружение? Аннато воспитывал Вильгельма с пеленок, и вдалбливал ему в голову идеологические эльфийские постулаты. Неужели никто не подумал, что программируемое в ребенке десятилетиями нельзя исправить за считанные недели? Неужели Алексиков не мог себе представить, что Вильгельм не верит в светлую реформаторскую деятельность биологического отца? Мальчик искусно притворялся послушной тихоней, и этого никто не заметил. Неужели не было скрытых признаков, которые для любящего и внимательного родителя лежали бы на самой поверхности? Или никто не хотел разговаривать с Вильгельмом откровенно? Проще же закрыть ему рот ладонью и закричать: «Знаю! Молчи!»
Андрей возненавидел Алексикова еще больше, чем прежде. Лживый, надменный эльф, не уделявший ребенку должного внимания! Темноборец снова схватился за рукоять пистолета, но вытаскивать его не стал.
К вопросу о выборе стороны. Как выбирать меньшее из двух зол, если в одном случае умрет невинная девушка, а в другом ребенок, неосознанно совершающий ужасающие ошибки?
Возня продолжалась. Вильгельм отчаянно размахивал кортиком, но Алексиков уже повалил его на песок. Эльф вцепился мальчику в горло с намерением сломать шею. Андрей наблюдал, не вмешиваясь.
– Предатели! Ты и твои реформы! Ты нарушаешь баланс в Мидлплэте! Все эльфы должны умереть! – похрипывая, визжал Вилли. – А предатели умирают вне очереди!
Алексиков не отзывался. Зачем объяснять что-либо сумасшедшему, тем более, если решился его убить? Беседовать с девиантным ребенком – все равно, что горохом стучать по стене. Поздно чесать языком! Следовало разговаривать раньше.
– Не надо! – сказала Камилла, и в ее голосе чувствовалось то же умиротворение, которое недавно просматривалось в фигуре и позе.
Алексиков будто не слышал. Он продолжал сдавливать горло
