Ефим не заметил ни холода, ни самого взгляда.
— А кто их спрашивал? К концу вечера все были уже никакие. Можно было и не такое снять.
— И что же ты растерялся? — Инга не пыталась сдержать негодование. — Представляешь, какой был бы кадр! Прямо на первую полосу!
— У нас нет здесь поблизости монастыря? — Ефим напрасно искал поддержки у Тани и у Новикова.
Таня хоть и не была постоянной клиенткой Руслана, но ни с Ингой, ни с Ефимом ссориться не собиралась. А Новиков, явно, был не в восторге от идеи напечатать в газете фотографию двух целующихся мужчин.
— Слушай, Фим, ну правда. Ну пусть даже поставит шеф фотографию. А ты потом попробуй докажи, что свечку не держал. Скажи, тебе это надо?
Подумав, Ефим согласился, что лишние проблемы ему не нужны, и махнул рукой.
«Женщины меня не интересуют».
Неожиданно эта фраза приобрела иное значение и, к своему удивлению, Инга почувствовала легкое разочарование. Хотя потом Адонис говорил что-то о сексе вообще. Значит, все-таки двойник…
Вот только кто из них назначил встречу в «Южном небе». И главное — зачем?
Сиреневые заросли расступались перед Эрнистом. Какая-то неведомая сила влекла его вглубь Леса Прозрений. Красные ворота!
Эрнист вспомнил, куда влечет эта неведомая сила.
Там, за красными воротами, бесчисленные сверкающие радуги.
— Эрнист! Эрнист! — взрывался восторгом сиреневый лес.
Эрнист огляделся вокруг, но не увидел никого, кому они могли бы принадлежать.
Это не были голоса Многоликого Януса. Их нельзя было назвать приятными, но хотелось, чтобы никогда не смолкало это пульсирующее, громогласное «Эрнист, Эрнист…»
Озаренный внезапной догадкой, Эрнист прильнул ухом к одному из деревьев.
«Эрнист, Эрнист», — поднималось от корней к уходящей высоко в сиреневое небо вершине.
Эрнист притянул к себе одну из веточек, усыпанных трехлистными звездочками.
Листья и цветы не источали аромата. Все деревья в лесу были вылеплены из какой-то неживой застывшей массы.
Но это открытие совершенно не опечалило Эрниста, ведь красные ворота уже близко, а там, за ними, огромный сверкающий мир.
Чтобы поскорее оказаться у заветных ворот, Эрнист попытался ускорить шаг, но неведомая сила словно подчиняла себе все движения Эрниста, заставляла попадать в такт пульсирующему «Эрнист, Эрнист…»
Эрнист не заметил, как оказался в разноцветном тумане. Он подступил незаметно, а казалось, будто всегда окутывал Лес Прозрений. Эрнист и не подозревал, что существует столько цветов и оттенков, названия которых были ему неведомы.
Бесчисленные сверкающие радуги пронзили разноцветный туман.
— Эрнист! Эрнист! — пели бесчисленные радуги.
— Эрнист! Эрнист! — воплощались звуки в цвете и цвета в звуках, и хотелось раствориться без остатка в этом пульсирующем сиянии.
— Эрнист! Эрнист! — слепили пронзительно-яркие голоса, и только один из них, серо-голубой, ворвался диссонансом в опьяняющее сияние.
Думай об Избавление.
О каком таком Избавлении?
— Эрнист! Эрнист! — уводили сверкающие голоса глубже и глубже в Лес Прозрений.
Огонь. Огонь, сжигающий изнутри Одинокого Лота. Одинокого Лота…
Странный образ, ворвавшийся в сверкающую эйфорию, уводил куда-то в неуютные дали, за пределы сиреневого леса. Но разве есть что-то за его пределами?
Есть только лес, полный сверкающих радуг и это несмолкающее «Эрнист! Эрнист! Эрнист!»
«Думай об Избавлении», — снова разбил ослепительное сияние радуг серо-голубой луч.
О, навязчивый голос!
Не иначе, как он принадлежит одному из ликов Многоликого Януса!
Эрнист остановился у огромных красных ворот, за которыми мерцали в непроглядной тьме бесчисленные огоньки. Их мягкий свет манил в пустоту.
— Эрнист! Эрнист! — звали голоса из мерцающей бесконечности, обещая Великое Блаженство.
Многоликий Янус. Голосом Муна он просит принести Избавление.
«Скоро я стану тенью, — с радостью подумал Эрнист. — Скоро, скоро Многоликий Янус получит Избавление», — и с умиротворенной улыбкой шагнул за ворота.
— Смотрите! Он не стал Слепцом, — безумствовал Многоликий Янус. — А значит, он не станет тенью!
— Тише, — заглушил гул, наполнивший Долину Скал, голос Муна, звучание которого вдруг обрело необыкновенную силу и ясность. — Кто, кто из вас усомнится в том, что Великое Пророчество исполнится?
Многоликий Янус недоуменно молчал.
Муну было известно, насколько непоколебима вера Многоликого Януса в слова, начертанные на вершине Скалы Пророчеств.
— Верно, верно говоришь, Слепец Мун, — поддержал вернувшегося из Долины Теней Слепец Дин. — А если Пророчество неизбежно исполнится, не все ли равно, КАК оно исполнился.
— Верно, верно, — согласился, зашумел Многоликий Янус. — Ступай же, Эрнист, обратно в Лес Прозрений и принеси нам Избавление.
— Ах, Эрнист, если бы возможно было войти в Лес Прозрений вдвоем, я бы отправился вместе с тобой, — вздохнут Мун.
— И я! И я! — отозвались еще несколько голосов.
— Лот. Мун. Аксис. — Эрнист перебрал все имена Многоликого Януса, которых оказалось так много, что солнце успело трижды погаснуть и снова озарить Долину Скал. — Я буду счастлив вашим Избавлением.
— Мы никогда не забудем тебя, Эрнист.
Эрнист отвернулся, чтобы не видеть бесчисленных мерцающих слезинок Многоликого Януса и зашагал к Лесу Прозрений.
— Думай об Избавлении! — настиг Эрниста уже в сиреневом лесу голос Муна.
Бесчисленные мерцающие огни… Их свет испепеляет, но это уже не важно. Вернее, именно это, только это и важно, ведь…
— Эрнист! Эрнист! — раздавалось в вышине.
… ведь когда Вечно Юный станет тенью…
— Эрнист! Эрнист! Эрнист!
Ни у одного из ликов Многоликого Януса нет такого прекрасного голоса.
Эрнист оглянулся вокруг, но не увидел ничего, кроме зарослей сирени, источавших свежий аромат в ласкающую прохладу Леса Прозрений.
Озаренный внезапной догадкой, Эрнист прильнул ухом к стволу одного из сиреневых деревьев.
— Эрнист! Эрнист! — пела каждая клеточка вечно цветущего растения.
Лучи! Сверкающие лучи! Эрнист жаждал снова испытать ту всепоглощающую эйфорию, какую дарил пульсирующий свет.
Но впереди, Эрнист знал, гораздо большее блаженство.
— Эрнист, Эрнист, — теплым ветром голоса касались, обволакивали Эрниста.
Сиреневый лес оставался тем же, но что-то неуловимо вокруг изменилось.
Эрнист не сразу понял, что именно стало другим.
Теперь сиреневый лес наполнился смехом, таким счастливым и беззаботным, какой никогда не оживлял Долину Скал.
Эрнист невольно начал смеяться, таким заразительным был этот смех, как и голоса, принадлежавшие каким-то невидимым существам.
Эрнист прильнул ухом к стволу вечно-цветущего сиреневого растения, но деревья молчали.
— Эрнист! Эрнист! Эрнист!
Голоса показались Эрнисту знакомыми. Вернее, это был один и тот же голос, который почему-то звучал со всех сторон, сливаясь в стройное многоголосие.
Эрнист! Эрнист! Эрнист! Эрнист! Эрнист! Эрнист! Эрнист!
— Эрнист! — повторил Эрнист, и узнал во всех наполняющих сиреневый лес голосах свой собственный голос.
Сиреневых звездочек больше не было на деревьях.
Сиреневый лес больше не был пуст. Как будто у Многоликого Януса стало в тысячи крат больше ликов, и все это были лики Эрниста. Бесчисленное множество отражений. Их было так много, что Эрнист не мог выхватить из толпы чье-то одно лицо. И все они плыли вокруг Эрниста, уводя вглубь сиреневого леса, и одним, самым прекрасным во вселенной голосом, звали:
— Эрнист! Эрнист!
Мысли путались, уступая место многоликому хаосу.
Эти лики много прекраснее ликов Многоликого Януса.
Многоликий Янус! Эта мысль вырвала Эрниста из Хаоса.
«Я должен как можно скорее стать тенью и прекратить страдания Многоликого Януса», — Эрнист пытался ускорить шаг, но все его движения словно были подчинены какой-то невидимой силе.
