решение, и теперь в свою очередь Павел пробежал по документу. Закончив, он заговорил в трубку:
– Так, новая вводная, есть фигурант. Леха, подержи его, что бы не свалил.
– Давай, – ответил Алексей, принимая таджика. Затем сунул фотографию ему в нос: – знаешь его?
Таджик сначала мотнул головой, но присмотрелся, узнал ссохшегося наркомана, и резко закивал, бубня при этом свою тарабарщину.
– А может знаешь, где его найти? – добавил Алексей, особенно ни на что не надеясь. Но к его удивлению Таджик затрещал еще более активно, указывая рукой на стену за открытой дверью.
– Там же нет никого… – непонимающе проговорил Алексей, но Павел снова оторвался от трубки и произнес:
– Другой подъезд?
Таджик не просто кивал, а теперь уже тянул за рукав Алексея на выход из квартиры.
– У Куприянова в связях друг есть, живет в соседнем подъезде, – коротко бросил Павел, снова принявшись слушать что–то в трубке, и лишь тут понял, что зря. Алексей толкнул вперед таджика, коротко рявкнув:
– Показывай. Хотя я и так примерно знаю эту квартиру, – и пошел быстрым шагом вслед за азиатом на выход, уже у лифта процедив сквозь зубы: – Убью суку!
Испуганный дворник ему перечить не пытался.
– Чернов, стой! Твою мать, вдвоем, без оружия – опасно! Жди, наши уже едут! Это приказ! – кричал Павел, к тому же понимая, что оставлять место преступления, тем более такого, нельзя. Но Алексей его не слушал, звук захлопнувшихся дверей лифта это только подтвердил. Поняв всю бесполезность криков, он только глубоко вздохнул, и продолжил разговор с начальником совершенно спокойным тоном: – Михалыч, если Чернов его там не грохнет, то у нас будет чистое раскрытие убийства. Да как я его остановлю? Если грохнет, что ж, значит, вместо плохого парня в тюрьму отправится хороший. А какие варианты? Как бы там ни было, вы там переводчика с таджикского языка пока найдите. Тряхнем управу, таджика найдем в любом случае, даже если он сейчас свалит, это не проблема… А что Куприянова? Ей уже все равно… Точно она, Чернов ее опознал. Хорошо, или не хорошо это, потом решим. Короче, гражданка Куприянова пусть уж в одиночестве подождет, с нее теперь не убудет, я пошел следом, хрен ли мне остается тут делать. Так не бросать же его там одного! Вы тоже постарайтесь побыстрее, – закончил разговор Павел, особенно ни на что не надеясь. Группа поддержки в любом случае точно не успеет.
Между тем, дворник привел Алексея к квартире на третьем этаже соседнего подъезда, и испугано покосился на него.
– Пока свободен, жди на улице, – резко бросил Алексей.
Даже если таджик и не понял точного значения сказанного, он его почувствовал интуитивно и поспешил удалиться вниз по лестнице. Алексей осмотрел бегло дверь. Обычная, деревянная, открывается вовнутрь. Формальный замок а–ля восьмидесятые. Не долго думая, с небольшого разбега, Алексей ударил ногой в область замка. Не рассчитанная на такие нагрузки древесина не выдержала, дверь хрустнула, распахиваясь вовнутрь. В нос ударил резкий, зловонный кислотный запах, заслезились глаза, Алексей несколько раз чихнул, стараясь привыкнуть. Оказывается, в квартире Куприяновых концентрация этого запаха была еще приемлемой, если вообще считать его наличие нормальным. Навстречу к Алексею из единственной комнаты выглянул худой парень, равнодушно посмотрел на болтавшуюся на завесах дверь с вывернутым замком, и абсолютно буднично, немного гундося, спросил:
– Ты чего хулиганишь? – и расплылся в улыбке.
– Ширнулись уже, твари! – взревел Алексей, лишь в последний момент переориентировавший траекторию своего кулака с лица на грудь, просто опасаясь, что тот не переживет прямого в голову. Тем не менее, энергии удара для худого наркомана оказалось достаточно, что бы он отлетел назад в комнату, споткнулся о лежавшее на полу тело и упал на пол. Желания вставать у него не возникло.
Алексей вошел следом в комнату, и осмотрелся. Два человека на ветхом диванчике. На полу, вдоль стены, лежало еще несколько тел. В различных позах, неопрятно одетые и все худые, бледные. У распахнутого на все возможные створки окна на древней табуретке стояла электрическая нагревательная плитка с кастрюлей на ней. Рядом валялись пустые бутылки надписью «Растворитель» на этикетках, ополовиненная бутылка с уксусной эссенцией, закопченная ложка, грязный кусок марли, пластиковая бутылка из–под газировки, отрезанная по горлышко, тоже со следами какого–то вещества на дне. И небольшой инсулиновый шприц с короткой иглой, явно использованный, со следами крови на поршне. Причем, других шприцов рядом видно не было, то есть вся компания скорее всего довольствовалась одним. Алексей заглянул в кастрюлю. В ней обнаружилась непонятная однородная масса коричного цвета, с темными разводами на стенках. И именно она служила источником едкого запаха. Она же служила причиной распахнутого настежь окна, и всю эту компанию не останавливал даже легкий морозец на улице. Впрочем, естественной вентиляции явно было недостаточно.
Не церемонясь, Алексей принялся ногами переворачивать тела на спину, выискивая Мишу Куприянова. Наконец, перевернув очередное ватное тело, он увидел знакомые черты. За проведенные в изоляторе пару месяцев на казенных харчах, без инъекций всякой дряни и под худо–бедным, но все же присмотром врачей, Миша даже поправился. По крайней мере, выглядеть стал свежее, лучше чем в сентябре, когда они с Пашей его туда определили. Так что, какой бы странной не казалась изначально просьба Лидии Павловны, определенный смысл в ней все же был. Ему бы теперь в больницу, но…
Перед глазами снова встала картина с телом его матери на полу, и всю жалость как ветром сдуло. Алексей тяжело задышал, закипая, его наполнила злость, желание мести, он схватил левой рукой Мишу за свитер на груди, приподнял, притянул к себе, занес кулак для удара…
Болтающееся, совершенно безвольное ватное тело. Словно кукла. Не оказывающая никакого сопротивления. Мирно улыбающаяся чему–то там в своих наркоманских грезах. Алексей никогда в жизни не бил беззащитных. Потому засомневался и сейчас. Да и чего будет стоить его месть, если его противник просто не поймет что к чему?
– Давай, прибьешь ты его, и сам сядешь, – раздался голос Павла за спиной. – А он и так уже не жилец. Ходячий труп. И стоит он того?
Конечно, Павел был прав. И Алексей понимал это. Чувство безысходности накатывало лавиной, потому он отпустил тело Миши на пол, засадил своим кулачищем в стену так, что та зашаталось, и взревел в голос. А затем повернулся к Паше:
– Паша, – проговорил он, чуть слышно. – Это же мы убили ее. Понимаешь? Мы.
– Кого? – настороженно отозвался Павел.
– Маму его. Лидию Павловну. Когда его закрыли.
– Нет Леха, – спокойно, но с железными нотками в голосе, ответил Павел. – Не мы.
– А кто? Ведь убивает не только тот, кто ножку от стола в руки взял. Но еще и тот, кто надоумил…
– Послушай меня. Его не мы надоумили.
