водостойкая.
Когда я выхожу, Николас стоит перед большим арочным окном. Я подхожу, чтобы тоже выглянуть туда, и чувствую, что слегка задыхаюсь.
– Отсюда видно монастырь.
– Тебя это интересует?
Конечно, интересует, и Николас знает, почему. Он улыбается, терпеливо ожидая, когда я закидаю его вопросами.
– Красивый вид, только и всего.
Он смеется низким горловым смехом.
– Ты тоже прекрасно выглядишь.
– Спасибо. – Кровь теплом разливается по венам от его комплимента. Возможно, именно поэтому вампиры сначала соблазняют своих жертв – это все равно, что у людей кипятить воду для чая. Я стараюсь не принимать слова Николаса близко к сердцу, но мои щеки, должно быть, порозовели.
Я замечаю, что он тоже переоделся в мягкие брюки карамельного цвета и тонкую белую льняную рубашку, которая облегает смуглое тело.
– Ты тоже прекрасно выглядишь.
На этот раз его смех громкий, лающий и заразительный. Я непроизвольно улыбаюсь.
– Ты готова? – спрашивает он.
– К чему?
– К чему угодно.
Глава 12
Он – вегетарианец. Меньше всего ему хотелось бы отведать живое существо, или выпить кровь, или съесть мясо.
Чем мы заняты в тени
«К чему угодно» в итоге оказалось ужином в старейшем ресторане Соединенных Штатов – «Antoine’s». Все окна в здании светятся, создавая такую теплую и гостеприимную атмосферу, что напряжение слегка отпускает меня. Николас неспешно идет рядом, засунув руки в карманы, но перед входом в ресторан останавливается и предлагает мне руку.
– Это место заслуживает того, чтобы войти в него торжественно, – говорит он.
– Как скажешь. – Я без колебаний хватаю его под локоть. Николас улыбается моей готовности согласиться и открывает нам дверь.
Я тут же понимаю, почему он попросил меня переодеться в другое платье. Заведение потрясающее – высокие белые потолки и белые балки, обрамленные неяркими круглыми светильниками. Свет, исходящий от золотых люстр с того же цвета шарами, придает золотистый оттенок хрустящим скатертям. Благодаря роскошным деревянным стульям помещение не выглядит слишком стерильно. Здесь все прекрасно, и фойе полно посетителей, которые вполголоса переговариваются в ожидании, когда их усадят за столики.
– Нам предстоит долгое ожидание, – бормочу я.
Николас с усмешкой бросает на меня взгляд, подмигивает и ведет мимо очереди, кивнув метрдотелю.
– Здесь нет ни одного свободного столика.
– Здесь четырнадцать залов – одно из преимуществ этого заведения.
Мы переступаем порог и попадаем в следующий просторный зал. Он оформлен в темных тонах, с деревянным потолком и ржаво-красными стенами, отделанными деревянными панелями. Это больше напоминает гигантский паб, чем модный ресторан, и я немного расслабляюсь.
– Этот зал мне нравится больше, – признаюсь я.
– Да, но это еще не все. – Николас похлопывает меня по руке, лежащей на сгибе его локтя, а затем оставляет свои пальцы поверх моих. Держу пари, со стороны мы всем кажемся влюбленной парой из-за того, как Николас улыбается мне, как блестят от возбуждения его глаза. Я уже представляю, как он входит в мой дом и знакомится с родителями. Николас наверняка понравится им обоим: маме – потому что он сдержанный и лощеный, а папе – потому что он нравится мне. Но папа обязательно спросит, куда подевался Генри. По-моему, он больше меня переживал из-за нашего разрыва.
Но это хорошо, что мне нравится Николас. Если он выпьет мою кровь, а я его, мы будем связаны навсегда… хотя насколько глубоко, я точно не знаю.
Подумываю спросить об этом у Николаса, но не хочу, чтобы он подумал, будто я не готова или сомневаюсь в своем желании стать вампиром. Не имеет значения, что нужно мне. Единственное, что сейчас имеет значение, – это потребности папы.
Я держу рот на замке и представляю, как свернулась калачиком на белом диване рядом с Николасом и читаю потрепанный сборник произведений Эдгара Аллана По – вероятно, первое издание, ведь мы располагаем временем и деньгами, чтобы найти его, и оба потягиваем из бокалов красное вино.
Но, конечно, это было бы не вино, не так ли?
Мысль о том, что придется пить кровь, разрушает мою фантазию.
Я сосредотачиваюсь на холодных пальцах Николаса.
Мы пересекаем зал, и он открывает массивную белую дверь с золотой отделкой, приглашая меня пройти дальше.
– Ого! – Из классического обеденного зала для богачей я попала в модный клуб, а оттуда – прямо в одну из комнат Версаля. Стены насыщенного изумрудного цвета украшены золотой лепниной в виде короны и отделанными золотом прямоугольниками с зубчатыми краями. Эти роскошные детали, на которые готовы тратить время и деньги только по-настоящему богатые люди, придают помещению соответствующую атмосферу.
Длинный стол, за которым поместится человек тридцать, занимает центр комнаты. Я шагаю по роскошному бордовому ковру, чтобы полюбоваться встроенными в стены стеклянными витринами, где выставлены золотые скипетры и короны.
– Эта комната украшена реликвиями Марди Гра, – поясняет Николас.
Я киваю. Пока не могу заставить себя заговорить.
Николас наблюдает за мной, пока я мысленно слежу за каждой деталью. Я хочу нарисовать, как изгибаются потолок и углы комнаты. Тоска пульсирует в пальцах. Я хочу жить в мире без острых углов, но это не мой мир, я не смогу сделать его наброски. Никто не смог бы нарисовать это, не испытывая радости. Я отрываю пальцы от отделки, которую гладила, пока ходила кругами по комнате.
– Что не так? – спрашивает Николас.
Я стараюсь не кривиться: не хочу, чтобы он видел во мне хоть малейший след печали. Мне нужно быть похожей на эту комнату – красивой, величественной и такой, чтобы меня хотелось сохранить.
– Здесь великолепно. – Я колеблюсь, а затем продолжаю: – Хочется вновь начать рисовать.
Это ложь. Сейчас я не хочу ничего рисовать, но на долю секунды такое желание и правда возникало. Для меня рисование – это всегда желание, запечатлеть что-то. Не обязательно красивое – скорее, все, что вызывает эмоции, хорошие или плохие.
Я стараюсь больше не испытывать желаний. В любом случае у меня есть только одно – но как можно нарисовать желание обмануть смерть?
– Ты рисуешь?
– Раньше рисовала.
Николас некоторое время молчит, и я внутренне готовлюсь к дальнейшим расспросам, но тут входит официант с меню и тем самым спасает меня.
Николас жестом указывает на стулья.
– Где бы вы хотели сесть, мадемуазель?
– А с нами больше никого не будет?
Он с легкой улыбкой качает головой.
Я обвожу взглядом свободные места, и это кажется таким расточительством. Кто-то еще мог бы сидеть здесь и наслаждаться этим, но мы единолично захватили все пространство. Но я не должна думать об этом. Мне нужно просто раствориться в
