Вот и сейчас живые острые глаза цепко впились в Быстрова, и с этой минуты он безраздельно находился в их власти.
Получив приглашение сесть, он утонул в мягком кресле, стоявшем возле стола. «Удобно», - подумал и как будто начал успокаиваться. Теперь он видел лишь полное лицо, высокий лоб, две резкие черточки на переносице и сильные челюсти, сжимавшие мундштук трубки с изображением львиной головы.
Душенов вынул из ящика стола папиросы и протянул:
- Вы курите? Прошу. Москвичи в подарок прислали, а я трубку люблю, к табаку привык.
Быстров взял папиросу, закурил, но чувствовал себя по-прежнему не твердо.
- Значит, в Испании побывали?
- Так точно!
- Ну что там? Читаешь в газетах, вроде крепко дерутся, а вместе с тем республиканцы сдают один город за другим. Чем же это объяснить?
- Положение там сложное… Америка, Англия и Франция наложили эмбарго на ввоз оружия. А без оружия что без рук…
- Да-а-а… - Командующий покачал головой. - Мы от них слишком далеко, к тому же единственный путь сообщения морем. Должно быть, не поспеваем обеспечивать.
- В том-то и беда, - подтвердил Быстров и начал рассказывать, как день ото дня все труднее прорываться в Испанию нашим транспортам с оружием.
Флагман откинулся на спинку кресла и не спускал с Быстрова своих умных, изучающих глаз. Неожиданно он резко встал и прошелся к двери.
- Мне кажется, дело не только в растянутости коммуникаций. На мой взгляд, там нет единства - главного условия для победы. Кое-кто сознательно закрывает глаза на то, что фашизм встает на ноги. Если его не уничтожить сегодня, завтра он принесет миру неисчислимые бедствия.
- Это тоже справедливо, - подтвердил Быстров. - Республиканскому правительству не хватает решимости очистить армию от демагогов и предателей.
Отвлекшись от общего положения, командующий расспрашивал о морских операциях, его интересовало, как республиканский флот совершал прорыв на соединение со своими главными силами? Почему так быстро сдали Малагу? При каких обстоятельствах был потоплен мятежный крейсер «Балеарис»?
Эти события Быстрову были хорошо известны, а во время атаки на фашистский крейсер он находился на борту атаковавшего миноносца.
- Испания только прелюдия. Я убежден, в ближайшем будущем придется и нам иметь дело с немецкими фашистами. Называют другого потенциального противника, а мне кажется, - они, - жестко произнес командующий. - И только они! Их доктрина известна - план генерала Гофмана, война с нами, захват Москвы, Ленинграда, удары на север и на юг.
Быстров согласился:
- Пленные в Испании так и говорили: покончим здесь, а потом на восток.
Флагман поднялся, глянул в окно, о чем-то задумался; вернувшись, сел в кресло и медленно произнес:
- Не кажется ли вам, товарищ Быстров, что мы можем кое-что взять из испанского опыта?
- Очень многое. Взаимодействие флота с авиацией, оперативные готовности…
- Вам надо хорошенько об этом подумать и дать свои соображения.
Взяв в руки личное дело Быстрова, лежавшее на столе, флагман перелистывал страницу за страницей, вдруг остановился и поднял глаза на Быстрова:
- Хотели бы остаться в штабе флота или на корабль?
- Конечно, на корабль!
- Такое решение мне нравится. Определенно нравится! - с удовольствием повторил флагман и тут же сник, задумался, рассуждал как бы про себя: - Правда, должность командира корабля пока предложить не могу, а старпомом вас поставить вроде неудобно.
Он смотрел на Быстрова вопросительно.
- Почему неудобно?! Очень даже удобно… Послужу и старпомом. Дальше будет видно.
- В таком случае быть посему! - Флагман поднялся и очень уважительно пожал ему руку…
- На кораблях всегда интереснее, чем в штабе… Тем более сейчас… У стенки не стоим. Плаваем. Не зря флотом стали называться. Северным флотом! - весомо подчеркнул он, подвел Быстрова к карте, занимавшей почти всю стену, провел ладонью по синеве от Мурманска к Карскому морю, Новой Земле и дальше, к самому Северному полюсу. - Вот каков наш морской театр. Видите? Глазами не охватишь. А уж условия… Только у нас и оморячиться. Северный театр особый. В случае войны горячо придется. Правда, покамест мы бедны. Да, да, бедны, - повторил он. - Мало кораблей. Особенно подводных лодок. Морская авиация в зародыше. Надо строить и строить. Программа намечена большая. Не знаю, успеем ли?
Слушая увлеченный рассказ командующего, можно было понять, что жизнь флота - это его жизнь…
- Служить вам на эсминце, - продолжал он. - Командир там капитан второго ранга Говорков, отличный человек. Со старшим помощником ему не повезло. Грубиян, матерщинник попался. Такому нельзя доверять воспитание. Готовить флот к войне - прежде всего готовить людей. Они должны понимать нас без окриков и понуканий. Старпом, сами знаете, главный двигатель корабельной службы. Значит, пока вы старший помощник командира, а дальше посмотрим. Флот у нас молодой, народ дружный. Люди с боевым опытом нужны.
Он глубоко затянулся и не спеша выпустил клубы дыма.
В кабинет бесшумно вошел адъютант и доложил:
- К вам инспектор из Москвы.
- Просите.
И он снова протянул руку Быстрову, давая понять, что визит окончен.
- Так вам ясно, - служить на эсминце старшим помощником командира. А дальше посмотрим…
Быстров вышел из кабинета в добром настроении. Спускаясь по ступеням гранитной лестницы, он слушал глухое эхо своих шагов. Ярко светило солнце. Безбрежная синева неба и длинные гряды невысоких сопок отражались в зеркале вод Екатерининской гавани. Не верилось, что это и есть Заполярье. Картина, открывавшаяся его взору, напоминала горное озеро где-то в швейцарских Альпах…
Доверие
Холодное полярное солнце заглянуло в окна домика командующего. Жена Душенова долго лежала неподвижно, нежась под косыми лучами, потом откинула одеяло, просунула ноги в теплые комнатные туфли и проскользнула в столовую. На диване, раскинувшись, безмятежно спал Юрка. Она задержалась, прислушиваясь к его дыханию, укрыла длинные мальчишеские ноги. Взгляд ее скольнул по фотографиям, висевшим над диваном. Совсем еще молодой Костя стоит во весь рост в матросской форме, опоясанный пулеметными лентами. Таким она увидела своего будущего мужа в Петрограде в глухую октябрьскую ночь 1917 года, когда он был избран секретарем судового комитета «Авроры». Ее отец - рабочий Балтийского завода, вместе с матросским патрулем обходил улицы Васильевского острова. Леля принесла ему в комендатуру хлеба и печеной картошки. Робко поставив корзинку на стол, собиралась уходить. Но длинный белокурый матрос удержал ее за руку: «Погоди, не торопись, поешь вместе с нами».
Леля поспешила снять платок, чтобы отец не отослал ее домой, и села к столу. Две толстые светло-русые косы упали на спину. Душенов восхищенно охнул. После отец посмеивался над ней: «Ты неспроста сняла платок, решила задурить голову матросу». И правда, в тот раз он не столько был занят едой, сколько рассматривал девушку. Так они и познакомились. Костя зачастил в деревянный домик на Гаванской улице.
С тех пор они неразлучны. Вместе скитались по Южному фронту, жили в Баку, Севастополе, Одессе и наконец вернулись в Ленинград. Но, увы, ненадолго - пока Костя учился в Военно-морской академии. И снова в путь-дорогу, по флотам, по далеким необжитым районам, везде, где только создавались новые военно-морские базы. Работали на субботниках, мерзли в нетопленных домах, болели цингой. Все было, через все прошли…
Как бы поздно ни возвращался Душенов, Леля не спит, ждет, греет чай. Стоит ей только взглянуть в глаза мужу - она уже знает, как он прожил день и что у него на душе.
Сегодня ей хотелось создать в доме обстановку небольшой торжественности. Она испекла пироги и, плотно укрыв их, включила радио. Дом наполнился звуками песен. Это не было в диковинку, каждый революционный праздник - а их не мало в году - в Полярном не переставая звучала музыка и песни. Правда, праздников, как этот, еще не бывало во всей стране, и особенно в семье Душеновых. Шутка ли сказать: первые выборы в Верховный Совет СССР! И отец семейства выдвинут в депутаты!
Присев на кровать, Леля потрепала густую шевелюру мужа:
- Вставай, товарищ кандидат. Люди там голосуют, а он спит, сурок.
Душенов открыл глаза, недовольно поморщился: лицо его было бледным, глаза смотрели болезненно. Леля встревожилась:
- Что с тобой, Костя?
- Плохо спалось - только и всего. - Душенов погладил руку жены, и она успокоилась.
- Ну еще бы, такой день…
Если бы знала она, что причиной его возбужденного состояния был вовсе не этот день, такой счастливый в его жизни. Душенов редко посвящал жену в свои служебные дела. Слишком мало времени оставалось у них на семейные разговоры. В Москве, в Наркомате обороны, работали до двух-трех ночи, вот и здесь, на Севере, приходилось сидеть у телефона, ожидая звонков от начальства. К утру, усталый, он возвращался домой, а в девять утра надо было спешить обратно в штаб флота, на корабли, на строительство…
