После славной победы в войне 1812 года странная склонность Александра к мистике усилилась. Он как-то признался одному лютеранскому пастору: «Пожар Москвы пролил свет в мою душу, а Божье проникновение в заледеневшее сердце наполнило его теплом и верой, которых я никогда ранее не чувствовал. Я обязан своей надеждой на искупление грехов тому, что Бог спас Европу от гибели.» Александр пересек всю Европу, следуя за наступавшей российской армией, и это было похоже на паломничество. Он ежедневно читал Библию, посетил моравских братьев в Ливонии и Саксонии, специально съездил в Лондон, чтобы встретиться там с квакерами, и пригласил их приехать в Санкт-Петербург.
Русские войска вступили в Париж как победители и освободители. 31 марта 1814 года под ликующие возгласы толпы Александр въехал на белом коне во французскую столицу. Он гарцевал на Елисейских полях, сопровождаемый казаками и офицерами в белой военной форме.
Пасхальная литургия для русской армии была отслужена на Place de la Concorde[26], на том самом месте, где был обезглавлен Людовик XVI. Казаков разместили на Монмартре, и французы до сих пор рассказывают, что слово bistro происходит от русского слова «быстро».
В Париже у русских офицеров зародилась страсть к занятиям политикой и обсуждению конституционных идей. Это создавало благоприятную почву для сближения их с французскими масонами. Они обсуждали права человека, говорили о свободе, равенстве, братстве.
В 1815 году Александр подпал под влияние известной в Европе прорицательницы — баронессы Крюденер. По ее совету он убеждал Священный Союз строить политику крупнейших европейских держав на принципах непреходящих христианских ценностей. После заключения альянса монархи Европы стали свидетелями парада 107-тысячного русско-французского войска около города Chalons.
По возвращении в декабре 1815 года в Россию Александр становился все более беспокойным. Он постоянно путешествовал, предприняв за девять лет четырнадцать поездок по России и четыре за границу. Казалось, что бремя ответственности монарха все более тяготит его. Император заводил разговоры об отречении, а его взгляды становились все более консервативными. Наконец, в 1825 году Александр вместе со своей супругой отправился к Азовскому морю. В небольшом городке Таганроге после таинственного посещения монастыря, предпринятого в одиночестве, у Александра началась лихорадка, и 19 ноября он скончался. Смерть его таит загадку. И в наши дни все еще жива легенда, что Александр не умер, а лишь инсценировал свою смерть. Утверждают, что он отправился в Сибирь и прожил там остаток дней своих как старец. Это одна из интригующих тайн российской истории, которую до сих пор не удалось раскрыть.
* * *
Неподалеку от Царского Села, в двадцати семи километрах от Санкт-Петербурга, стоит Павловский дворец, вобравший в себя всю красоту этой великой эпохи войны и мира, времени славных российских побед, когда вся Европа приветствовала русских как освободителей и их влияние достигло апогея.
Дворец расположен в обширном парке, занимающем более шестисот гектаров, с серебристыми березами и огромными темными елями. По колышущимся под дуновением ветерка лугам разбросаны островки полевых цветов. Спрятанные в уголках парка безмятежные пруды отражают проплывающие над ними облака. Павловск особенно красив осенью, когда на фоне желтых листьев берез и темной зелени елей особенно выделяются желто-белый, украшенный колоннами дворец, изящные неоклассические храмы и павильоны.
В течение сорока трех лет, с 1782 по 1825 год, все выдающиеся архитекторы Санкт-Петербурга принимали участие в создании этого дворца, его великолепных интерьеров и парка. Несмотря на то, что во дворце производились переделки и он серьезно пострадал от пожара в 1803 году, плеяда архитекторов, начиная с Камерона, и пришедшие за ним Кваренги, Бренна, Гонзаго, Воронихин и Росси, сумели создать удивительно цельный и гармоничный ансамбль. Его архитектурный стиль изящно соединил утонченность искусства конца восемнадцатого века с буйным расцветом элегантного неоклассицизма первых лет девятнадцатого столетия, во всей полноте выразив идеи русского декоративного искусства и представления той великой эпохи о красоте.
Обрадованная рождением первого внука, Александра, Екатерина Великая подарила сыну Павлу и его восемнадцатилетней супруге Марии Федоровне земельные угодья. Там они построили два летних дома, названных Паульлюст и Мариенталь. А несколько лет спустя, в 1782 году, Екатерина поручила своему любимому архитектору Чарльзу Камерону возвести дворец и оформить его внутреннее убранство. Дворец хранит печать гения шотландского зодчего; это ему принадлежит проект центрального здания и двух раскинувшихся крыльями одноэтажных галерей, построенных в 1782–1786 годах. Камерон, тонко чувствовавший античное искусство, заказывал статуи в Италии, а мебель в Париже. Замечательным французским мебельщикам Анри Жакобу и его сыну было поручено изготовление шестнадцати гарнитуров, всего более двухсот предметов мебельного убранства. Они выполнялись по подробным указаниям и эскизам, посылаемым из России, и предназначались специально для тех помещений и тех мест, куда их следовало расставить. Например, диваны должны были точно соответствовать форме и размерам полукруглых ниш. Гармоничность интерьеров русских дворцов во многом объясняется обычаем создавать мебель, предназначенную для определенных залов, по рисункам выдающихся архитекторов.
Во время строительства дворца Мария Федоровна вникала во все мелочи. Она и сама вытачивала изделия из слоновой кости, работала с янтарем, и твердо знала, каким она хотела видеть убранство интерьеров. Она не ладила с Камероном; Мария Федоровна не соглашалась с тем, что казалось ей устаревшими принципами. В конце концов Камерон получил отставку, а его место заняли другие архитекторы, осуществлявшие основные замыслы и проекты Камерона, но при этом вносившие нечто свое. Поскольку Павел отдавал предпочтение Гатчине, именно Мария Федоровна со временем стала уделять больше внимания продолжавшимся в Павловске работам. После смерти Павла она охотно жила здесь, это был ее дворец, ее труд и художественный интерес всей ее жизни. И только за три года до смерти Марии Федоровны создание ансамбля было завершено.
Дворец превратился в сокровищницу художественных творений талантливых русских мастеровых. Русские плотники превзошли самих себя в изготовлении кроватей, стульев, буфетов и шкафов. Архитекторы вносили в эти изделия свои щедрые идеи декоративного убранства, вызолотив и украсив мебель инкрустацией, бронзой, мрамором и полудрагоценными камнями.
Русские мастера испокон веков отличались умением искусно обрабатывать дерево, и с учетом их необыкновенных способностей были спроектированы замечательные наборные паркеты с использованием целой палитры редких пород деревьев — амаранта, сандалового, красного и пальмового дерева. Для каждого зала разрабатывался свой оригинальный рисунок. Петергофская фабрика славилась искусством гранения хрусталя, и мастера по изготовлению светильников создали проекты люстр разнообразных размеров и форм, в виде фонарей и чаш. Стержни некоторых люстр сделаны из прозрачного рубинового или синего стекла, и кажется, будто их очертания исчезают в радуге, появляющейся при игре миндалевидных хрустальных подвесок. Другие светильники выполнены из серебра или стекла, оправленного золоченой бронзой, украшены хрустальными ландышами и зелеными эмалевыми листьями.
Для Павловска были приобретены несколько предметов редкой мебели, изготовленной из стали тульскими оружейниками, чье искусство в обработке металла в восемнадцатом-девятнадцатом веках было широко известно в Европе. Тульские мастера прославились задолго до основания первых русских заводов. Город Тула, находящийся в 180 километрах к югу от Москвы, со своим похожим на крепость кремлем был ключевым пунктом обороны на границе Московии, а кузнецы жили в отдельной его слободе. Уже в шестнадцатом веке тульские кузнецы славились своими художественными изделиями, а в восемнадцатом веке они начали выпускать богато декорированные охотничьи ружья, и Екатерина II часто дарила такие ружья отличившимся иностранцам.
Тульские мастеровые добились удивительных успехов. Нагревая металл в специальных горнах, они получали оттенки отожженной стали от темно-зеленого до сиреневатого, светло-голубого и розового. Синий цвет особенно эффектно выглядел в сочетании со светлыми тонами необработанной стали, а для достижения тонких цветовых эффектов добавляли позолоченные или бронзовые декоративные детали.
В конце восемнадцатого и в девятнадцатом веке эти искусные мастера по металлу изготавливали разнообразные предметы роскоши и даже мебель. В Туле производили замечательные самовары. Платья украшали бусинками и блестками из сверкающей стали. Ограненные стальные ювелирные изделия великолепно имитировали блеск драгоценных камней. Они выполнялись различной формы — сферические и продолговатые, и разных размеров, некоторые величиной с бусинку, использовались для окантовки. Поверхность деталей шлифовалась, становилась гладкой и блестящей, как зеркало. Тульские мастера были столь знамениты, что Николай Лесков в 1881 году написал о них свой широко известный рассказ. Он поведал о том, как английские мастера, желая показать свое превосходство в работе по металлу, изготовили и отправили в Россию стальную блоху, а тульский оружейник, левша, сумел превзойти заокеанских искусников; он умудрился подковать эту стальную блоху.
