- Хорошо. Тогда не имеет смысла дальше говорить об этом. Я надеюсь, у нас больше нет друг от друга секретов.
- Ничего, страшнее тайны подарка к рождеству, - бледно улыбнулась Нарцисса.
* * *
К рождеству мистер Рэмсей, наш новый семейный врач, уложил её в постель и запретил даже спускаться к обеду. Так что традиционный рождественский приём в этом году пришлось отменить, чему я был только рад.
В детстве я, как и положено благовоспитанному мальчику из хорошей семьи, до дрожи обожал этот праздник со всей его атрибутикой: запахом ёлки и пряников, шелестящей упаковочной бумагой для подарков и нетерпеливым ожиданием чуда. Но с чудом не задалось. Мама заболела как раз под рождество, и наш прежний семейный врач не смог даже поставить диагноз. А приглашённая знаменитость с континента прибыла слишком поздно.
«Неизвестное проклятие, - не слишком убедительно лепетал потом европейский профессор, - ничего нельзя было сделать». Отец ему не верил, а стало быть, и я тоже. Но это уже не имело никакого значения.
Однако традиция рождественских приёмов в Малфой-мэноре была слишком устоявшейся. Устояла она и перед смертью хозяйки дома. А вот болезнь другой миссис Малфой заставила обычай на этот раз сдать свои позиции.
Отец предпочёл на рождество отправиться куда-то «по делам», как он туманно выразился. Я надеялся, что эти дела включают в себя какую-нибудь симпатичную особу, которая способна сделать жизнь лорда Малфоя светлее и насыщеннее. В последнее время я не так близко общался с отцом, как прежде, однако отметил, что он стал чаще проводить досуг вне стен поместья, и это позволяло предполагать, что мои надежды не лишены оснований.
Я же, как и полагается примерному супругу, остался у постели Нарциссы. Не бросать же её было скучать в одиночестве. Ей и так было совсем не весело проводить день за днём в четырёх стенах. Да ещё в праздник.
Ну, хотя бы праздничный ужин у нас был роскошным. Тодди постарался побаловать нас отменными блюдами, хотя и переоценил, по своему обыкновению, размеры наших желудков.
С развлечениями дело обстояло не так хорошо. Но Нарси радовалась уже тому, что я сижу рядом с ней, держу её за руку и рассказываю любые глупости, приходящие мне в голову: мелкие происшествия в Министерстве, случайные встречи на Диагон-аллее, новый наряд миссис Прюэтт; а вот мода во Франции, говорят, возвращается к покрою мантий, который был популярен тридцать лет назад - ну, ты видела на колдофото, обуженный рукав и вот здесь складки…
Потом мы обменялись небольшими коробочками с подарками. Нарси подарила мне зачарованное перо, способное записывать текст под диктовку почерком владельца, а я ей - подвеску-амулет, защищающую от многих тёмных заклятий. Вещица, конечно, одноразовая, но кто может знать, когда пригодится. От непростительных не сбережёт, а от тайных недоброжелателей помочь может. И если бы у моей матери в своё время оказалась на груди подобная вещь, возможно, всё сложилось бы иначе.
Наш тихий праздник продолжался немногим дольше полуночи, а потом, повинуясь распорядку, предписанному суровым доктором, пришлось лечь спать. Интимная близость на время лечения Нарси была безоговорочно запрещена. И всё, чем мне приходилось довольствоваться в темноте спальни, - это фантазии, как бы мы могли провести эту ночь с Лестрейнджем, если бы я согласился на его предложение.
Бешеный секс в гостиной, нежный и неторопливый - в спальне, минет вместо «доброе утро»… Укус чуть ниже затылка, сильные ладони, разводящие мои бёдра и - чёрт, от этого я готов был сходить с ума! - педантичный и настойчивый язык меж моих ягодиц. Долго, именно столько, сколько мне хочется, доводящий меня до полной потери всяческого стыда и остатков гордости.
Мне пришлось дождаться ровного размеренного дыхания Нарциссы прежде, чем сунуть руку за резинку пижамных штанов.
Какая несуразность - мастурбировать в супружеской постели на воспоминания о любовнике. Пожалуй, стоит завтра с утра отправить сову Рабастану. А ещё послать Тио проветрить комнаты, затопить камин и поменять простыни…
Глава сорок пятая. Рабастан.
Отец умер в начале марта.
Матери не стало ещё раньше, два года назад. Рабастан и Родольфус тогда старались не оставлять отца одного. Дома постоянно кто-то был, ходил, разговаривал, хлопал дверьми и скрипел половицами.
А по ночам Рабастан отогревался о Люциуса, до боли впиваясь пальцами в его плечи, оставляя синяки, которые поутру приходилось сводить.
Люк и теперь стоял неподалёку. Настолько, чтобы, обернувшись, Рабастан сразу мог отыскать его глазами, но не так близко, чтобы это бросалось в глаза.
На небольшом семейном кладбище было сыро, грязно и холодно. Рабастан понимал, что это - последнее его прощание с отцом. Сейчас закроют крышку гроба, а следующая встреча будет уже там, за гранью. И всё равно, ему хотелось, чтобы всё это скорее закончилось. Чтобы поскорее досказали слова, забросали деревянный ящик с телом тяжёлыми бесформенными комьями земли и оставили в покое. Ведь отца здесь уже нет, а его телу совершено не нужно ничего этого - речей, цветов, прощаний… И все, кто здесь присутствует, делают это не для Родольфуса Лестрейнджа-старшего, а для себя. И ради приличий.
Ну, может быть, кроме Люциуса. Он, скорее всего, сегодня пришёл сюда ради Рабастана.
Старший Малфой тоже был здесь. Он был довольно хорошо знаком с отцом Рабастана и Родольфуса, что было естественно в столь узком кругу, хотя близкой дружбы или деловых контактов между ними не было. Строгая чёрная мантия, белые лилии в руках. Лорд Абраксас, как всегда, безупречен…
Рабастан отстранённо удивился, что такие мысли лезут ему в голову в этот час. И опять оглянулся на Люциуса. Тот встретил его взгляд и слегка наклонил голову: я здесь, всё порядке.
Ну, пусть не в порядке. К этому придётся ещё долго и тяжело привыкать. Но всё-таки, когда похороны закончатся и все разойдутся по домам, Рабастан будет не один. С ним будет тот, кому можно сжать руку и к кому прижаться губами. Кто нальёт ему горячего чаю или выдержанного виски. Кто обнимет ночью и не уберёт руку до самого рассвета. Он ведь останется?..
Скорее всего. Нарциссы с ними нет. Вероятно, снова какие-то проблемы со здоровьем, иначе это было бы совсем неучтиво. Свёкор сестры, конечно, не самый близкий родственник, но и никак не посторонний.
Беллатрикс, конечно, была здесь. Стояла рядом с мужем, и выражение её лица под густой вуалью разобрать было невозможно. Рабастан сомневался, что это была глубокая скорбь, разве что сдержанная печаль.
Чуть поодаль стояло старшее поколение Блэков: Друэлла и Сигнус, Вальбурга и Орион. Многие чистокровные маги Британии пришли проститься с Родольфусом Лестрейнджем-старшим. Само собой, кроме тех, кого было не принято принимать в приличных домах, вроде Молли Прюэтт или Андромеды Блэк. Этих, кстати, если и упоминали, то лишь под девичьими фамилиями, словно не желая признавать их нелепые замужества.
А старший сын Вальбурги, говорят, сбежал из дома и порвал все связи с семьёй. Видимо, решил, что нашёл что-то более дорогое для себя, чем родители, брат и сонм предков.
Идиот… Рабастан опять тоскливо уставился на гроб, уже закрытый тяжёлой крышкой. Перевёл взгляд на брата. Лицо Руди опять было невыразительным и безучастным. Даже Рабастан не мог определить, что скрывается за ним.
Отец тоже был таким - никогда не угадаешь, о чём он думает сейчас. Невозможно было предсказать, когда он взорвётся бранью, узнав об очередных проказах сыновей, а когда равнодушно пожмёт плечами. А в последние годы он и вовсе был молчаливым и незаметным, как тень. Видимо, он гораздо лучше сыновей понимал, куда завели их шалости на этот раз.
Его кабинет. Любимое кресло, трубка, табакерка. Коллекция старинных монет. Это всё, что осталось. И ещё воспоминания.
От этого было не то, чтобы особенно горько, но как-то пусто и гулко внутри.
Во многих семьях было принято заказывать магические портреты, сохранявшие отпечаток души после смерти изображённого на картине волшебника. Но Лестрейнджи не признавали подобных портретов, называя их бессовестными фальшивками. Возможно, была на то причина - какая-нибудь сумасшедшая бабка, призывавшая громы и молнии на головы своих недостойных потомков. Неважно. Главное, что портретной галереи в Лестрейндж-холле не было.
Ещё немного. Могилу засыпали землёй, укрыли цветами. Люциус, проходя мимо, осторожно коснулся ладонью плеча Рабастана.
Скоро всё закончится.
* * *
Однако кончилось всё не так, как ожидал Рабастан.
Когда большинство гостей покинули Лестрейндж-холл и оставалось подождать всего минут десять, Люциус неслышно подошёл к нему со спины.
- Мне нужно идти, Басти, - негромко сказал он почти на ухо Рабастану.
Тот обернулся. Что значит - идти? Он разве не понимает?..
- Я думал, ты останешься, - других слов у него просто не нашлось.
