— Отдохни ты, побудь с нами, — уговаривала мама, завязывая узлами подсохшую ботву лука. — Выйдешь, как написано в заявлении.
Конечно, днём раньше, днём позже, ничего бы не изменило, неприятности бы меня дождались, но у меня же ничего не осталось, кроме чёртовой работы — я рвалась чем-то заняться, нести пользу, поэтому поехала.
На столе стояла пустая ваза из-под цветов, я соскучилась по своим девчонкам из бухгалтерии, тянуло с кем-нибудь поболтать. Я подхватила вазу и пошла в свой бывший офис.
Меня встретила гробовая тишина. Едва я вошла, все разговоры стихли, а проходившая мимо младший бухгалтер, конечно, сделав вид, что нечаянно, толкнула меня кормой.
— А аккуратнее никак? — обернулась я ей вслед.
Остальные уткнулись в бумаги и мониторы, сделав вид, что ничего не заметили.
— Я кому-то наступила на больную мозоль? — вполголоса спросила я у Василисы, моей соседки по рабочему месту, ставя вазу на свой бывший стол, теперь захламлённый — его использовали как свалку бумаг. — Меня не было почти три недели, что я могла натворить?
Она выразительно показала на кабинет Боженьки — та сидела заплаканная, и листая бумаги, шмыгала носом и комкала в руке платок.
— А что с ней? — присела я на краешек стула, поближе к Ваське.
— Говорят, — наклонившись, зашептала она, — Жулебов предложил ей уволиться.
— Почему?
Она многозначительно посмотрела на мою грудь.
— Из-за меня? — выпучила я глаза.
— Ну у вас же с ним шуры-муры, а до этого с ней были такие же. Зачем ему тут старая пассия. Он на ёе место новую поставит.
— Так у меня сейчас совсем другая должность.
— Какая? — усмехнулась Василиса.
— Я… — пыталась я вспомнить замысловатое название.
— Её специально и придумали для тебя, Крис. Руководитель какого-то там временно созданного департамента.
— Так это значит только одно: что должность в любой момент благополучно ликвидируют и я останусь ни с чем.
… если откажусь, — добавила я про себя.
Жулебов не дурак — придумал красиво и поводок наматывал на руку крепко.
— Или тебя оставят, а Боженьку уволят. Ты сейчас выше по должности, понимаешь?
— Нет, не понимаю, — честно призналась я.
Как не понимала, если ходят такие сплетни, то, кто бы ни настраивал против меня, эти куры в бухгалтерии своей головой думать совсем не умеют? Если я стану главным бухгалтером, ту, которая зацепила меня кормой, я уволю первой. Или завалю работой, которая ей совсем не понравится.
Недальновидненько как-то, хмыкнула и пошла в свой кабинет, преодолев соблазн зайти к Ларисе Михайловне, точнее, предвидя, что она меня просто выставит.
Я встала и пошла к себе, не став ни оправдываться, ни объясняться.
Мне проще спросить у Жулебова, что за хрень происходит, если бы я хотела это знать.
Тем более он звонил, пока я была в больнице. Несколько раз присылал цветы. Один раз приезжал. Я вышла буквально на пару минут, надеясь, увидит меня не накрашенную, измученную, у постели другого мужика, и сам поймёт — я не его вариант.
Но он оказался непрошибаем, воистину, как чёрствый пряник.
Не знаю, чем я была обязана, что не увидела его первым. Катерина сказала, его сегодня не будет. Я с облегчением выдохнула и пошла работать, но, как оказалось, рано радовалась.
— А где мне найти Кристину Валерьевну? — услышала я голос, что надеялась никогда больше в своей жизни не слышать.
Подняла голову от бумаг, которыми уже успела обложиться, и… онемела.
— Вот так встреча, — напротив меня стоял довольный Кирилл Владимирович.
— Действительно, неожиданно, — сняла я очки со специальными линзами (в них не так уставали глаза) и уставилась на него.
А этот козёл, что должен бы гнить в тюрьме или, как минимум, сидеть без работы под забором, теперь задавал мне вопросы, на которые я была обязана отвечать. Или не обязана, но должность финансового директора в любом случае была выше моей, а значит, я должна ему подчиняться.
— Нет, я не занималась этими контрагентами, — откинувшись к спинке стула, сверлила я его взглядом. Таким топят корабли, но он был явно из того материала, что не тонет. — Это вам может сказать только главный бухгалтер… Нет, последний кредитный договор тоже подписывала не я, — выдавала я однотипные ответы, стараясь не слишком язвить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он гаденько улыбнулся, скользнув по мне глазами, словно липкими пальцами:
— Хм… Чувствую, мы продолжим. То, что не закончили, — и вышел. И что имел ввиду: разговор, или то, что мы не закончили в его квартире — я бы не взялась гадать.
— А он хорошенький, да? — следом за ним проскользнула в мой кабинет Тася.
— Только убог, как тыквенный латте. Жена, маленький ребёнок.
— Да?! — округлила она глаза. — А он предложил мне вечерком куда-нибудь сходить.
— Не вздумай. И сильно насчёт его красивых глаз не обольщайся.
— В смысле он… — покрутила она пальцами, подбирая приличное слово.
— В смысле вы с ним как художественная гимнастика и футбол. Ты выходишь на поле чисто ленточками помахать, а он — конкретно забить гол. Так понятнее?
Она кивнула, а потом обернулась уже в дверях.
— А если я не против, ты же меня не осудишь? В смысле не с ним, а вообще. Просто я встречаюсь сейчас с женатым мужиком, — прикусила она губу.
— М-да, мужика выбрать тяжелее, чем арбуз: хвостик посмотреть нельзя, по голове постучать нельзя. А я тебе не мать, — усмехнулась я. — Сбрось мне последние данные программы и встречайся с кем хочешь.
А ведь до этого я считала естественным, что женатый мужик — это тупиковый вариант. Одноразово, временно, недостойно. Безнравственно, блин. Но сейчас почувствовала себя монашкой.
Так и сказал Кирилл Владимирович, когда заявился в мой кабинет в тот же вечер.
— Детка, не строй из себя монашку, — наклонился он через стол.
В офисе никого не было — вечером мало кто задерживался на работе, только такие полоумные, а может, одинокие, как я, у кого осталась в жизни одна работа.
С ужасом глядя, как он закрывает дверь и задёргивает штору, я встала, стараясь не паниковать, но на всякий случай присматривая, что есть вокруг потяжелее.
Даже прошлый раз мне не было так страшно: со мной был Миро̀, у меня был включён телефон.
Сейчас мне надеяться было не на кого. И Кирилл, чтоб его, Владимирович уже знал: если подойдёт ближе и потеряет бдительность, получит коленом в пах.
Дальше всё произошло так быстро, что уже некогда было думать.
Он схватил меня за волосы, толкнул грудью на стол. И был такой злой и такой сильный, что, когда дёрнул за блузку, пуговицы с неё разлетелись по полу, как горох.
— Тебя посадят, тварь, — прошипела я. — И посадят надолго.
— Тебе никто не поверит. Но попробуй только вякни, сука, и тебя уволят. Или ты забыла, где мы с тобой познакомились и как? — пригвоздил он меня к столу одной рукой, а второй стал задирать юбку, расстёгивать ширинку.
Я именно этого и ждала.
Со всей силы наступила ему на ногу каблуком, а когда он взвыл от боли — вывернулась и шарахнула его наотмашь по роже дыроколом.
Почти выбежала. Уже открыла дверь, уже протиснулась наружу и… врезалась в Пряника.
— Кристина? — удивился он.
Пару секунд, как заворожённый, смотрел на мою расстёгнутую блузку, бельё, вздымающуюся грудь, а потом наконец оторвался, повернул голову.
— Кирилл?
Тот зажимал рукой ушибленную скулу.
— Какая-то психованная девка, — смотрел он на Пряника невинными глазами. — Нормально же спросил, по работе. — Чего перепугалась? Вмазала дыроколом. Выскочила, как потерпевшая. Ты это, прости за кофточку, — обратился он ко мне. — Я машинально схватил, когда ты убегать стала.
Пряник смотрел то на меня, державшей руками на груди блузку, то на нового финансового директора. Тот, не дав Стёпе одуматься, засмеялся, обращаясь ко мне:
— Чёрт, ну извини, я правда не хотел ничего плохого. Увидел, что ты одна сидишь, подумал, что не один я такой идиот, зашёл поболтать. Думал, кофе попьём. Вон, конфеты принёс, — показал он на оставленную как специально на столе коробку.
