и сжали. Стиснули с такой силой, словно никогда не хотели отпускать.
Олеся протяжно хрипло застонала. Закусила губу, пытаясь сдержать этот самый потрясающий порочный звук на свете.
Габор совершенно обезумел. Перестал себя контролировать. Перестал осознавать, где он. Важна была только Олеся. Рядом с ним. Его женщина.
Он согнул пальцы внутри нее. Олеся тут же дернулась, насаживаясь на него еще сильнее. Он мог смотреть на нее вечно. Как она стонет от наслаждения и не находит себе места в ожидании оргазма.
Что-то темное и страшное, что всегда жило в его душе, начало подниматься из самых глубин. Чернота хлынула наружу, вытесняя все человеческое, сметая рамки и границы. Габор чувствовал, что становится самим собой, настоящим – рядом с этой необыкновенной женщиной.
Он снова согнул пальцы внутри Олеси и слегка потянул на себя. Она громко протяжно застонала, поддаваясь ему навстречу. Ее тугие мышцы сжимали его с невероятной силой. Так, что он с трудом мог двигать ими. Но ему хотелось, чтобы так же она сжимала его язык, удерживая внутри себя. А потом и член, выжимая до капли всю сперму, которая в нем была и которую он мог ей дать.
От мыслей об этом член едва не взорвался. Габор был уверен, что яйца лопнут от попытки сдержать поток семени, который рвался в Олесю.
Обезумев, он наклонился к ее уху и с трудом прошептал:
– Скоро я растрахаю твое узкое отверстие так, что тебе будет мало трех пальцев. Постоянно будешь умолять меня вставлять в тебя все больше и больше.
Олеся всхлипнула и почти упала на него, прижимаясь лбом к его груди. Ее горячее дыхание опалило сквозь рубашку кожу и прошлось по ней жестокой пыткой. Когда она подняла дрожащие пальцы и вцепилась в ткань, он испытал огромное желание исполнить свою угрозу прямо сейчас.
Олеся снова удивила его. Рванула в стороны полы рубашки. Стук пуговиц по полу звучал музыкой. Габор и сам не смог сдержать тяжелого жадного стона, когда она потерлась носом о его грудь. В следующую секунду ее горячий язык прочертил обжигающе влажную дорожку до сосков. Проклятье! Олеся прикусила его зубами и потянула. Он и не думал, что подобная ласка может сделать его практически невменяемым. Олеся несколько раз ударила языком по соску, пока ее горячие пальцы скользили к поясу его брюк.
Она вычертила какой-то узор на его животе, и мышцы содрогнулись прямо под ее ладонями.
В отместку за то, что творит с ним, Габор начал неторопливо двигать внутри нее пальцами, полностью покидая ее лоно и снова входя мучительно медленным движением.
Ее щеки окрашивал яркий румянец, а глаза лихорадочно блестели. Ему досталась самая красивая женщина изо всех миров, сколько бы их не существовало.
Олеся двигала бедрами, пытаясь задать собственный темп, потиралась о его пальцы, но Габор не собирался давать ей такое желанное освобождение. Нет, он подведет ее к той грани, где она будет согласна на все. Где напряжение будет причинять боль. И где она сама захочет этой боли, лишь бы он позволил ей кончить.
Он хотел, чтобы она всецело принадлежало ему. Зависела от него. Чтобы ее желание было таким же неконтролируемым и диким, неутолимым, как и его.
Она тихонько хныкнула:
– Быстрее…
Габор отрицательно мотнул головой и совсем убрал пальцы.
– Ты должна это заслужить… – Не в силах сопротивляться, он поднес влажные пальцы к губам.
Глядя Олесе прямо в глаза, тщательно слизнул каждую капельку ее соков. Охренеть… Он и не осознавал, какой влажной она была. Шелковистая смазка покрывала даже его ладонь. А ее вкус… Как только они окажутся в кровати, он усадит ее себе на лицо и оттрахает языком так, что она затопит его рот. Вылижет ее всю до суха.
Габор поднес ладонь к ее кубам.
– Хочешь знать, какая ты на вкус? Оближи. – Это был приказ. И то, с какой готовностью и покорностью она начала его выполнять, едва не заставило его кончить.
Габор не знал, какими усилиями ему удается сдерживаться. Только мысль о том, что он хочет погрузиться глубоко в нее и залить ее семенем, помогала контролировать безумный огонь, охвативший все тело и разум.
Олеся несмело коснулась языком его ладони, собирая собственную влагу. Ее ресницы подрагивали, отбрасывая тени на щеки и заставляя его задерживать дыхание от такой невинной красоты. Он чувствовал себя совратителем. Но поделать ничего не мог.
Олеся слизнула влагу, покраснев еще больше, пощекотала языком центр его ладони. Искушение… Каким же искушением она была!
Габор сжал волосы на ее затылке и потянул, заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза.
– Нравится?
Она неуверенно кивнула.
Он снова приказал, окончательно сходя с ума от ощущения своей власти над ней:
– Вслух!
– Д-да-а-а…
Она принадлежит только ему. Он уничтожит любого, кто захочет ее отобрать. Будь то демон или человек. Неважно. Лучше никому не стоять у него на пути.
– А теперь представь, каково это будет ощущаться на вкус – когда твоя смазка смешается с моей спермой.
Жар на ее щеках и шее мог обжечь. Габор кожей чувствовал исходящее от нее пламя. Несмотря на то, что между ними происходило, на те безумства, что они разделили, он стойко ощущал, что совращает невинную и неопытную девушку. Ее отчаянный румянец говорил об этом. Но он не мог устоять и отказать себе в этом.
Искусить? Нет. Запачкать ее собой. Замарать. Покрыть своим семенем, растянуть членом, расцарапать щетиной. Отметить всеми возможными и невозможными способами.
Голос Олеси прерывался и дрожал, когда она вдруг спросила:
– Как ты это сделаешь? Как… смешаешь н-нашу влагу? – Каждое слово давалась ей с таким трудом. Но он чувствовал: она хочет всего этого.
Пробравшись под ее рубашку и сжав упругую грудь, Габор пообещал:
– Узнаешь. В нашу брачную ночь. Помнишь, я говорил, что здесь она обладает особым смыслом?
Олеся лишь кивнула, а он захватил набухший тугой сосок между пальцев и снова сжал ее грудь, оказывая давление на все доступные точки. Габор помнил, как Олесе нравились ласки груди, как она едва ли не кончала от них. Он заставит ее кончить от этого. Скоро. Ей понравится. Так, что она будет кричать, оглушая своими криками всю крепость. Пусть знают, что она стонет от его ласк, что принадлежит ему и только ему!
– Мы будем делать то, что навечно скрепит нас с тобой. Это будет так грязно, что, каждый раз вспоминая, ты будешь сгорать от стыда. Это будет наш секрет. Который ты станешь хранить, и бояться, что однажды кто-то может узнать. Когда ты начнешь вспоминать об этом, то всегда будешь оглядываться, боясь, что другие могут понять, о чем ты думаешь… – Габор устроил большой палец на вершинке ее соска и надавил, ловля губами протяжный Олесин стон. – Но никому и в голову не
