Я позвонил и услышал голос старика:
— Да, да!
Я толкнул дверь, помню, она открывалась внутрь, когда я висел на ней.
Старик стоял посреди комнаты, опираясь на свою палку.
— Вы меня не помните? — спросил я, держа в одной руке букет цветов, а в другой диплом чемпиона.
— Постой, постой, — сказал он, — как же, как же…
Я протянул ему букет, и он смутился.
— Какая прелесть, — сказал он, — дивный букет, сынок…
В комнате еще был мальчонка лет шести с кошкой в руках, он пел странные куплеты на мотив песни из кинофильма «Цирк»:
Пикованные слоны,Пиковый барсе-о-нок.Слон пико-о-ванный,Барсик пи-кова-а-нный!
— Мой внук, — сказал старик, — молодежь отправилась в кино, а ребенка — деду. Я с ним и забавляюсь. Не думал, что заглянешь, да еще с цветами… Помнится, я тебя еще из школы вытурил, не так ли?
— Совершенно верно, — сказал я обрадованно, — значит, вы меня вспомнили?
— А как же! Помню, отлично помню. Красочные газеты, метровые листы, премии на конкурсах… Но трудно было ожидать, что ты ко мне заявишься, сынок, невозможно было ожидать…
— Шел мимо, вот и завернул.
— Это отлично, отлично, что завернул, не знаю, чем тебя угостить…
— Мне ничего не надо, я без всякого заглянул.
— Я понимаю: без всякого, понимаю, помнится, ты водкой увлекался… В детстве маленько баловался, так?
— Ну, зачем же вспоминать, Хачик Грантович…
— Ну, я пошутил.
— Хороший сегодня денек, — сказал я.
— О да!
— Кто у вас теперь стенгазеты рисует? — спросил я.
Он махнул рукой.
— Художественная часть пошла на убыль. Завал с художественной частью, сынок. Часто вспоминал, где, думаю, сейчас наш художник пропадает, учиться не хотел…
— И я вас вспоминаю. Вот бы, думаю, Хачик Грантович мне преподавал…
— Значит, учишься?
— А как же!
— Значит, у тебя все в порядке? Я рад. Рассказывай, рассказывай. Рисуешь?
— Сейчас я не тем занят. Сейчас у меня задача другая.
— Между нами, — сказал старик, — зачем ты мне букет принес? С какой стати? Что у тебя на уме, выкладывай. Нет ли здесь подвоха?
— Подвоха?
— Может, мне цветы притащил за то, что я тебя из школы вытурил?
— Любой бы меня вытурил. Я очень даже понимаю, что любой бы меня исключил на вашем месте.
— Зачем же цветы? Что у тебя в руке?
Я протянул ему диплом чемпиона и сказал:
— Хотел вам показать. Побил всех подчистую ваш бывший ученик.
Мне давно хотелось похвалиться своей победой, и он оказался первый. Он ничего не понял, смотрел то на меня, то на диплом.
— Кого побил? — спросил он.
— Всех, всех, читайте. Об этом там написано. Внимательно читайте. Ну, прочли?
— Сейчас мы найдем очки, — сказал он, недоверчиво на меня поглядывая.
Малыш представил кошку:
— Барс.
— А почему он пикован? — спросил я.
— Как почему? Потому что он пиковый! Пикованный! Неужели не понятно? Сам придумал! Больше я ничего не могу сказать.
Пиковый Барс, обыкновенная кошка, выскочил у него из рук и помчался в соседнюю комнату, а внук за ним.
Старик надел очки, прочел диплом, поднял на меня глаза.
— Прочли? — спросил я. — Все прочли?
— Ты?! — сказал он, снимая очки.
— Чемпион родного города, — сказал я.
Он спросил почти шепотом:
— Между нами: ты? Побил всех…
— Ну, не всех…
— А ты сказал: всех.
— В своем весе, разумеется, в масштабе города…
— Ну, это я понимаю. — Он даже обиделся. — Ты думаешь, я ничего не понимаю? Я сам боролся в юности, ты мне не веришь, пощупай мускулы! Я отлично боролся, пока мне не оторвало ногу в войну… — Он хлопнул по искусственной ноге палкой. — Я знаешь как тебя терпел? Педсовет настаивает: исключить, а я упрашиваю: пока, товарищи, повременим, потормошите его, может, разойдется, поспрашивайте, подход найдите. Я-то уж тебя тормошил на посмешище классу. И ничего, вытягивал. С трудом вытягивал. Навстречу шел художественному таланту, да ты это чувствовал, между нами. Помнишь, ты мне детство Маяковского рассказывал? Начал так: «Маяковский в детстве залезал в кувшины и оттуда читал своей сестре стихи». Я — вопрос: «А почему он туда залезал?» — «Потому что резонанс был хороший», — ты мне отвечаешь. «Верно, — говорю, — очень даже верно и точно». Вот до чего доходило! Тройку-то хочется поставить, но вроде бы за один такой ответ неудобно и кощунственно. Не думай, что я тебя за стенгазеты держал, не в них дело…
Мы посмеялись, вспомнили, сколько раз он меня домой отсылал, он все помнил, редкий старик. Один, говорит, в поле не воин, а то бы он меня и на третий год оставил, педсовет решал. Жалко, говорит, было со мной расставаться, несмотря на все мои сплошные единицы. Безумно рад, что я сейчас за ум взялся, в вечерку поступил: рано или поздно, говорит, все равно это должно было произойти, учеников он знает как пять пальцев…
— Значит, ты пришел ко мне, сынок, я все понял… Значит, я хороший человек, не так ли? Между нами, я хороший человек?
— Что за вопрос!
— Нет, нет, я к слову, видишь ли… некоторые считают, что я нехороший человек, ну, это я так…
— Кто считает?
— А мало ли, находятся такие. Мало ли кто что считает, верно я говорю?
— Наверное, верно.
— Тебе мой совет: не всех слушай. Ты понял? Не всех. Кое-кого. Кого сам считаешь, того и слушай, вот что я тебе скажу, сынок. А впрочем, ты-то наверняка вообще ничего не слушаешь. Зря я тебе советы подаю. Директор школы подает ужасные советы своему ученику, кошмар! Ты, между прочим, меня тоже не очень слушай. Потому что я запреподавался, между нами. Тебе сколько лет?
— Шестнадцать.
— Между нами, как ты все-таки выиграл этот диплом, сложная ведь штука, а?
— Немножко сложная.
— Ха, немножко, ты не дури, ты знаешь, с кем разговариваешь? С директором школы, со стариком. Нечего дурить, и отвечай: как тебе удалось выиграть, сынок?!
Я не знал, как ему ответить на такой вопрос, и сказал:
— Я бил под дых, Хачик Грантович, вот сюда. Всех бил под дых…
Я показал на нем, как это делается, и он замахнулся на меня палкой:
— Но, но, не смей!
— Троих под дых, — сказал я, — просто удалось.
— Прелесть! — сказал он. — Троих под дых! Это очень здорово! Отлично! Между нами, стоит дать под дых одному товарищу, я бы тебе был премного благодарен, сынок. Я шучу, между нами. Ба! Про угощение-то я забыл!..
От угощения я отказался, спешил домой. Я взял у старика диплом и сунул за пазуху.
Пел про Барса пикованного внук директора.
— Нужно отобрать у него кошку, — сказал я, — она его крепко царапает.
— Да, кошку следует отобрать, — сказал старик, — брось кошку!
Внук кошку не бросил.
— Вот на вид ты кажешься дурашливым, — сказал мне старик, прищурившись, — «чего» да «что» все время. Будто бы непонятливый на первый взгляд. А выходит? Один диплом у тебя уже имеется и еще будет.
Мы попрощались, старик растрогался, вышел со мной на улицу, но я его отослал назад: как бы не простудился.
По этой аллее шагал я каждый день в школу, бесцельно занимать место у окна. Старик в меня верил, поэтому я к нему и зашел. А разве не верил в меня Азимов? Только так. Чемпион родного города…
Он поставит цветы в вазу, поднимется у него настроение, этого мне и хотелось. Трудно понять, с какой стати Ирка подскочила ко мне в цирке в узком проходе на пути в раздевалку и сунула этот букет. Тут уж я ее, конечно, поцеловал, елки-палки. Не думал я ее увидеть, давно с ней все покончено, и опять появляется на горизонте, елки-палки.
Я вспомнил внука с кошкой и запел:
Слон пико-о-ванный,Барсик пи-ко-ва-нный!
23— Где ты так долго пропадал? — открыл мне отец. — Физкульт-привет! — Он был чем-то возбужден.
Я вошел в комнату.
— Знаем, знаем, — сказала мама, — видели!
— Мы видели, — сказал отец. — Ты нас не приглашал, но мы там были.
— Он еще улыбается! — сказала мать. — Я чуть не закричала, чтобы прекратили драчку…
— Она действительно чуть не закричала, — сказал отец.
— Во-во, — сказал я, — от нее можно ожидать.
— Не устраивайте шума! — сказал отец. — Я, признаться, в восторге! Я видел все своими глазами, и я в восторге!
— Не смей ему этого говорить, ты с ума сошел!
— А я в восторге, — повторил отец. — Ему трудно пришлось, это верно, а кому не трудно приходится в наше время? Я много пережил, но финал феноменальный…
— А по-моему, ужасно, — сказала мать.
— Мы поздравляем тебя, — сказал отец, не обращая на нее внимания. Он протянул мне руку торжественно, как в кино на официальном приеме.
