Одна моя хорошая знакомая, прочитав мои умозаключения, очень крепко возмутилась. Привожу прямым текстом: «Ну, брехня же! И потом, ну так устроено, что муж – добытчик, а мерило добычи – деньги. То, что содержат алкашей – сплошь, но и прощают тоже. Русская баба как раз сама и находит оправдание пьянству мужа. Послевоенные говорили: «он воевал», следующие – много работать пришлось, наше поколение – быт, мещанство заело, я у своего мужа вообще деньги не брала, что он мне и пенял потом: «Тебе никогда ничего не было надо, а мужчина должен напрягаться, а иначе – скука, а со скуки – водка» Баба отвечает за детей. Если мать пьёт – детям – хана, если отец – кошмар, но не смертельно. Короче, спиваются те, кто может себе это позволить, безответственные эгоисты. Ведь ты заначку делаешь не для приобретения детской одежды, к примеру, а на опохмел. Ты попробуй написать правду о том, как на самом деле живут и что чувствуют люди, живущие рядом с алкашом. Максимальная степень душевного комфорта достигается абсолютно примитивно – папа трезвый, УРА! А деньги мы сами заработаем…»
Вот так вот, есть и такое мнение. И всё же я настаиваю, что пьянство, измены, футбол – простит, слабоватость в постели и ту простит, но если у вас карманы пусты и долго пусты – всё, «гуляй Вася, жуй опилки». Но, как говорится, эта тема для дискуссий.
Мне же дискуссировать некогда, надо рассказывать дальше.
Всё в этом мире когда-нибудь заканчивается, вот и моей безбедной, полуворовской, вечнопьяной, сытой мясокомбинатовской жизни однажды пришёл конец. И это даже символично, что крах моего относительного благополучия пришёлся на 91-ый год. В конце года рухнет Советский Союз, а вместе с ним под откос полетит жизнь миллионов его граждан. Так что можно сказать, что я жил в унисон со своей страной.
Первые сигналы о том, что жизнь скоро кардинально изменится мы, работники ППСа, получили ещё зимой 91-ого. На нас был совершён банальный бандитский наезд. Как-то в самый обычный рабочий день к проходной подъехали крутые ребятишки на четырёх машинах и так «чисто-так-конкретно» нам всё «указали и доказали». Ну, типа мы – барыги, а потому должны платить за «крышу». «По понятиям» так выходило. Типа.
Грузчики «холодильника» были тоже ребятками не хилыми и «на понял-понял» их развести было не так просто. Но когда двоим из первой смены проломили головы, пыл у наших заводил куда-то испарился, и скрепя зубами было решено, что надо платить.
Тогда эта новость, конечно же, взбудоражила общественность ППСа, кому же охота расставаться с кровно заработанными. Но и только-то. Но вот теперь я понимаю, что это был звоночек. Жизнь говорила нам: «Всё ребятки, шара кончилась». Социализм с его «родимыми пятнами» - я имею в виду несунов - умер. Наступала пора капитализма со всеми его соответствующими атрибутами, и рэкетом в том числе. Хватит тащить, что под руку попадётся, мол «всё кругом народное, всё кругом ничьё», пора учится деньги зарабатывать, в том числе и отбирая эти самые деньги у других. А как же, капитализм! Человек человеку – волк.
По-научному говоря, тихий спокойный Нижний вступал в эпоху «первичного накопления капитала». Пришло время коммерции, а с ней и время «бандитов». «Лихие 90-ые» – стояли на пороге, и били копытами.
Я ещё где-то с полгода проработал на ППСе, но потом произошло то, что и должно было – и это я теперь отчётливо понимаю – произойти.
Сан Саныч свалился мне как снег на голову. Позвонил эдаким бодрячком, скороговоркой проинформировал, что прибыл после скитаний по морям и океанам в родные пенаты, и тоном нетерпящим никаких возражений сообщил, что будет ждать меня ровно в 12 дня около нашего любимого пивбара. Я даже не успел сказать, что «Скобу» уже полгода как закрыли на ремонт. В телефонной трубке раздались короткие гудки, а я стал прикидывать, сколько у меня наличности.
Последнее время этот вопрос стал очень актуальным. Дела на мясокомбинате шли хреново. Нас урезали с шабашкой – колхозники стали неохотно возить скот на бойню, конкретно пасли менты – последние судороги социалистического планового хозяйства, а тут ещё этот наезд бандитов. После того как они отмудохали двоих парней из первой смены, сомнения в вопросе «платить или не платить» отпали как-то сами собой. В общем, с деньгами была беда, только-только хватало на выпивку. Мы даже перестали таскаться по ресторанам, а ограничивались скромным выпивоном в каких-то мутных двориках или прямо в шинках. Правда, шинкари уже неохотно меняли водку на мясо, требуя живых денег. От всех этих неприятностей пить я стал ещё больше, как впрочем, и все мои коллеги по бизнесу. Обстановка в раздевалке рабочих холодильника становилась с каждым днём всё хуже и хуже, во время пересменки уже не слышалось весёлых разговоров и подколок, мужики с первой смены как-то недружелюбно на нас поглядывали, считая, что нам, во второй, вечерами легче шабашить. Нередко происходили стычки, и даже воровство шабашки друг у друга. А тут ещё эта проблема с куревом. Как-то уж больно не хотелось отказываться от дорогих сигарет с фильтром и переходить на пролетарскую «приму». Короче говоря, здесь на ППСе, в воздухе висела тревога, вполне осязаемая – особенно ощущалась она по нашим, не таким как всегда полным, карманам, - тревога. Как впрочем, и во всей стране в 91-ом году. Вспомните-ка!
На рандеву с мореплавателем я не опоздал. Мы обнялись, похлопали друг друга по плечам и крепко пожали друг другу руки. Потом погоревали по поводу закрывшейся на неопределённый срок «Скобы», перешли улицу и встали в очередь к мангалу, на котором жарились с виду аппетитные шашлыки. В том, что надо как следует отметить встречу, мы даже не сомневались.
- Ну, что всё воруем мясо, помаленьку? – Саныч хитро улыбался.
- А куда деваться-то, - я развёл руками. - Ну, а как капиталисты? Загнивают потихоньку?
- По крайней мере, сигареты у них в продаже есть.
- Да-да…А у нас тут полная жопа нарисовалась. Нам выдают на комбинате по пять пачек «Магны» и по десять – «примы», я меняю у мужиков свою «приму» на сигареты с фильтром. Некоторые говорят, бычки собирают. На остановке сигарету невозможно прикурить, сразу пара-тройка просят оставить! Довели страну, блядь!
- А что и на толкучке нет?!
- С моими теперешними доходами на барахолку больно-то не поездишь!
Саныч достал пачку «Марльборо», мы закурили и тут же несколько мужиков повернули к нам головы, почувствовав аромат вирджинского табака.
- А что на комбинате всё так плохо? – я уже ввёл друга в курс дела, не вдаваясь в подробности.
- Да пока кое-как держимся, - я неопределённо пожал плечами, - на водку хватает.
- А здесь, кстати, по-моему, ничего кроме «Каберне» нет, а? – Саныч вытянул шею, стараясь заглянуть за спины впередистоящих.
- Ну, и хорошо, - я не утерпел и отдал наполовину выкуренную сигарету одному из соседей с просящими глазами, - а то мне на смену скоро, да и водки я не хочу. Выпьем по чуть-чуть, под шашлычок.
- Ну, если по чуть-чуть…
Вскоре до нас дошла очередь, мы взяли две из плотной фольги тарелочки с шашлыком, два бумажных стаканчика и две бутылки темно-красного сухого вина. Расставленные невдалеке от мангала столики никто не убирал, и мы, не мудрствуя лукаво, скинули объедки прямо на землю, впрочем, так же поступали и все вокруг. Вино было ужасно противное, но с подгоревшим сверху и сырым внутри шашлыком шло неплохо. Есть приходилось руками, вилок хозяева мангала почему-то не предлагали, зато из динамиков раздолбанного кассетника, который стоял на пустом винном ящике, неслась неизменная в тот год «Ламбада». Видно небритые кавказцы, устроившие этот немудреный пикничок почти в центре города, считали, что их труднопереваемый шашлык будет лучше усваиваться под зажигательную бразильскую музыку.
Выпив по бутылки вина, мы взяли ещё. Недоеденный шашлык остывал на фигурных тарелочках, мы уже просто пили. Саныч, как всегда после принятого на грудь определённого количества спиртного, разговорился. Он жаловался на те трудности, которые пришлось преодолеть, чтобы получить место на зафрахтованном судне, на то, как сокращают плавсостав и как пришлось приложить максимум усилий, чтобы не оказаться среди выкинутых на берег, на то, что не платят зарплату морякам. В общем, картину он нарисовал безрадостную, но я всё равно ему завидовал. Завидовал, и с каждой минутой мне всё больше не хотелось ехать на работу, одевать заскорузлую от крови робу, совать нож за голенище сапога и заходить в промёрзлый коридор холодильного цеха. Как не книжно это звучит, но от рассказов Саныча на меня повеяло свежим ветром перемен, я натурально почувствовал запах какой-то другой жизни, отличающийся от вони гниющих отходов на заднем дворе ППСа и аромата навоза в загонах, приготовленного на убой, скота.
Ну, да, скажите вы, понимаем – песни Вити Цоя, нашумевший фильм «АССА»… И слушал, и смотрел, но особо всё это на меня не действовало. Возраст уже ни тот был. Просто пришло время что-то менять, наверное.
