- Ему же в загранку ходить. Как без Комсомола то? - объяснил Леонидыч комсомольскому собранию нашего ледокола. Все радостно проголосовали «за», и потребовали, чтобы я проставился по такому случаю.
Потом механик принялся обучать меня хитростям профессии, от его каждодневных уроков меня спасло только то, что мы пошли ломать льды. В «ходу» были совсем другие заботы и у меня, и у меха. Но как видно затею сделать из меня настоящего специалиста Леонидыч не похерил, и вот ему пришла очередная задумка, отвести меня на комиссию, чтобы я получил диплом третьего штурмана-третьего помощника механика, то есть получил бы самый первый командирский чин. Я изобразил неописуемую радость, не обижать же старика.
- Мне бы тогда надо подготовиться, а то ведь многое забыл, - я решил подыграть.
- Конечно, конечно, - механик принял мои слова за чистую монету. - Я дам тебе книги, будешь на вахте заниматься.
- А как же покраска, - спросил я, не веря своему счастью.
- Покраску отставить, и без тебя есть кому, - механик посмотрел на Шурика суетившемуся тут неподалёку.
Потом механик долго и увлечённо расписывал передо мной мои же дальнейшие перспективы, я поддакивал, а сам с волнением думал о компашке, скрывающейся в моей каюте, а конкретно о поварихе. Наконец Леонидыч устал и отправился к себе в каюту, а я опрометью бросился в свою.
- Где Тома? – первым делом поинтересовался я, когда вошёл и поварихи не увидал.
- А за ней какой-то пацан зашёл, и увёл её, - ответил друг заплетающимся языком. Пока меня ждали, ребята явно не теряли времени и оприходовали ещё одну бутылку. Жена и подруга успели одеться, но у обеих уже были такие пьянущие физиономии, что я чётко понял, что пора располагаться на ночлег. Я сказал другу, чтобы он хватал растекающуюся подружку в охапку, и что я сейчас устрою их в другой каюте. Потом я с большим трудом и осторожностью подвёл парочку, где не понятно кто кого держал, к каюте Шурика, прислонил их к стенке, а сам метнулся в машину за хозяином помещения. Когда мы с Шуриком подошли мои друзья уже чуть ли не трахались. Подружка только высунула свою раскрасневшуюся мордочку из-за плеча друга, и широко улыбаясь обалдевшему Шурику, поздоровалась почему-то с кавказским акцентом:
- Дбрый вэчэр! – еле проговорила эта русско-еврейская девочка. Шурик быстро отпер дверь, сунул ключи мне в руку и почти бегом рванул в машинное отделение. Я объяснил другу, что где находится, и как что включается и вышел из каюты. Не успев сделать и двух шагов, я услышал крики девушки - ребята взяли с места в карьер.
Мы с женой в тот вечер тоже провели отличную ночь. Все наши ссоры и размолвки забылись, мы снова как бы очутились в студенческой общаге, хотя тамошние скрипучие койки и в подмётки не годились упругому матрасу шикарной кровати в моей каюте. Даа...чёрт возьми, с удовольствием вспоминаю ту ночь, жена говорит, что не помнит, но я знаю, что это не так. А я всё время напоминаю ей одну пикантную подробность. Дело в том, что туалета у меня в каюте не было, а так как я очень боялся, что выйдя из убежища мы сможем нарваться на кого-нибудь из начальства, то для того чтобы сделать пи-пи приходился пользоваться умывальником. Мне-то сами понимаете, особого труда не составляло помочиться в раковину. А вот чтобы то же самое сделала жена, приходилось подставлять ей стул, она забиралась на него с ногами, и садилась на умывальник, как на унитаз. Помню, нас очень это веселило и заводило.
На следующий день, рано утром, торопясь, стараясь успеть до прихода сменяющей нас с Шуриком вахты, я разбудил друга, его пассию, жену и быстренько выпроводил их на берег. Потом заглянул к поварихе и убедился, что Тома не ушла в запой. Очень вовремя вчера на судно вернулся наш третий механик - вот ему на смену меня и готовил Леонидыч, - бывший любовником нашей бедовой поварихи, и утащил её спать. Тоже надо полагать после хорошего секса Тома проснулась как огурчик, и уже с раннего утра гремела посудой на камбузе. В эту ночь старина ледокол приютил и осчастливил три пары – ему было не жалко, он большой и железный.
Как только весной мы пришли в свой затон, неугомонный Леонидыч договорился о комиссии, и я ничего, так и не выучив и не раскрыв за навигацию ни одной умной книги попёрся сдавать экзамен. Там я с треском провалился. Трое суровых мужчин в форме и с множеством шевронов на рукавах кителей долго качали головами, о чём-то шептались, выслушивая мой бред, а потом велели подождать в коридоре и позвать к ним моего наставника. Минут через двадцать красный как рак Леонидыч выскочил из комнаты, где заседала комиссия, и не глядя мне в глаза, сказал, чтобы я бежал в магазин и купил литр водки и чего-нибудь закусить. Вечером того же дня механик вернулся на ледокол и протянул мне красные корочки. Так я получил рабочий диплом.
На следующий день после моего позора на комиссии, механик оказавшись в машинном отделении со мной один на один как-то устало вздохнул и сказал, не обращаясь ко мне конкретно и даже не глядя в мою сторону:
- Эх, мне бы твои годы! Сидел бы я тут, на этом корыте! – Леонидыч ещё раз вздохнул, присел на лавку и закурил свой «Беломор».
Я тоже достал сигарету и стал ждать продолжения.
- Вот ты, вроде бы неглупый парень, - это уже было сказано лично мне, - язык без костей, высшее образование имеешь. Какого хрена ты на этом сраном ледоколе делаешь, а?
- Работаю…
- Да хера ты работаешь. На фиг тебе всё это не сдалось, - механик покачал головой. - Я же вижу. Не флотский ты человек.
- Ну, почему…
- Да, ладно! – Леонидыч махнул рукой. - Правильно. Не хрен тут делать. Флот – это для стариков и для дураков. Беги отсюда парень! Беги пока не спился, и тебя это болото не засосало!
Я немного опешил от таких заявлений и просто молчал. Механик затушил папиросу, ещё раз махнул рукой, и тяжело поднявшись с лавочки, вышёл из машины.
Я стал думать над его словами, и через пару недель отнёс в управление базы флота заявление на увольнение по собственному желанию. Старших надо слушать, иногда. Так толком и не начавшись, закончилась моя флотская карьера. А на полученные отпускные я купил новый холодильник.
И опять встал вопрос: куда бедному крестьянину, то бишь инженеру-механику, податься? Ну, «страна неограниченных возможностей», вот он я – на, бери! Но почему-то, ни кто так и не рванул тащить меня в светлое капиталистическое будущее. Странно, не правда ли?
август 1989-июль 1991г.г.
Случай в нашей жизни решает многое. Однажды мы выпивали у Сан Саныча. Помните, тот, который учил меня одеколон пить и водку чесноком закусывать. Вспомнили? Его жена, и все соседи по общежитию артистов оперного театра, были на гастролях. Выпиваем, значит, мы в гордом одиночестве, и тут Саныч мне и говорит: можно устроиться на мясокомбинат грузчиком, есть местечко. Платят мало, но кусок мяса всегда, мол, будешь иметь. В подтверждение сказанному Саня указал на аппетитные кусочки жареной свинины, которыми мы закусывали. Сам-то он уже работал в этом «царстве вырезки и филейки». Я долго не раздумывал и буквально на следующий день был отведён «папой Сашей» на бойню. В смысле работать, конечно.
Вот оно государство в государстве! «Тайга – закон, медведь – хозяин». Работа была тяжёлая, грязная, но живая, а потому интересная. А какие вокруг типажи! Весь «личный состав» холодильника ходил прямо-таки в униформе. Поясняю: кирзовые сапоги (за голенищем нож, о предназначении которого я узнал в первый же день), на тело одевался сначала белый халат (ну, естественно уже не белый, а бурый от крови), далее рабочие брюки и куртка (также заскорузлые от крови), а поверх синий халат, подпоясанный (внимание!) офицерским ремнём. О назначение ремня, именно офицерского, позже. На голове белый колпак, тоже весь в кровяных подтёках. Но и это ещё не всё. Картину завершал обязательный золотой крест на цепочке толщиною в полпальца, который покоился на распахнутой зимой и летом груди. Густой запах спиртного был везде, пили все и всегда. Начиналось питие с утра и продолжалось до вечера, до конца смены. Мужики все были здоровущие, поэтому конкретно пьяных казалось, и не было. Просто все находились в лёгком подпитие, но видели бы вы дозы выпитого за смену, ужаснулись бы! Мне сразу всё очень понравилось, люблю простоту в общении, когда нет интеллигентских заморочек и все вещи называют своими именами. А особенно понравилась «шабашка» в конце каждой смены.
Давайте не будем лицемерами, все прекрасно знали, что на мясокомбинатах воровали и воровали все, от грузчиков до начальства. Только одни воровали мясом, рискуя каждый день попасться в руки агентов ОБХСС (помните, надеюсь такую организацию), или просто патрульных ментов, а другие - бумагами, т. е. «живыми» деньгами, извините, в технологию не вдавался. Так вот «шабашка» - это мясо, которое ты должен украсть. Украсть официально. Я серьёзно. Нам, грузчикам холодильника, после каждой смены выделяли «задок» на двоих, а это килограммов 12-15 филейного мяса, а остальное надо было «нарезать» (вот для чего ножи за голенищем!) самому в течение смены, и желательно не попадаясь на глаза начальству и приёмосдатчицам. Куда ты потом денешь это мясо, никого не волновало. «Твои проблемы» - как сейчас модно говорить (кстати, ненавижу эту фразу!).
