Деньги я, конечно, от бабушки получил, хоть и мизерные, и считал этот инцидент исчерпанным, но Марина хотела меня сама отблагодарить. А что она могла мне предложить, кроме себя? И она предложила. Она мне призналась в любви.
Конечно, я не стал ей рассказывать, что я для нее просто дельфин, которым замещают белого медведя. Ее медведь-то никуда от этого замещения не делся!
Идем мы с ней по узкой, мрачной Галерной улице. Впереди на голубом небе огромные, как динозавры, краны Адмиралтейского завода. Тихо вымирают. Их атомные подлодки стали никому не нужны. Пока. Мыслеобраз-то их живет… Идея-то их осталась…
Марина молчит. И уже у самого нашего обшарпанного особняка останавливается. И спрашивает вдруг:
— А разве любовь не тропинка?
Я закурил, чтобы придумать ответ. И придумал:
— Конечно, тропинка… Но в другую сторону…
В этот вечер Марина было прекрасна. Шутила, острила. На лекции подзуживала меня своими замечаниями. Вся группа от неожиданности молчала… А после занятий она ушла с Пойнтером…
На следующем занятии они уже сидели рядом. Сидели и о чем-то шептались затаенно. Не обращая на меня никакого внимания. А я?… Я только радовался. Как — почему?… Ведь если она действительно нашла свою тропинку, то тропинка эта может ее от жуткой двери очень далеко увести. А ведь это тоже выход. Где-то далеко эта дверь, конечно, останется. Но чем дальше ты от нее, тем для тебя безопаснее. Единственное, что смущало меня, — ее выбор. Сможет ли довольный собой циничный Пойнтер стать для нее надежной тропинкой? Это единственное, что меня волновало. И я решил с ним по-мужски поговорить. Но не успел…
Смотри! Свет так и горит. По коридору кто-то шлепает. Может, уже и не слушают нас? И Бог с ними. Мне уже посторонние стимулы ни к чему. Я и так завелся. И заканчиваю уже.
Да… Поговорить с Пойнтером я не успел. На следующее занятие они не пришли. И еще на одно, кажется. Или на два, не помню. Я был занят. Я писал статью про мои фотографии для журнала «Природа».
Был такой почти диссидентский научный журнал. Позволял себе разную ахинею печатать. Но зря я старался. Меня и в «Природе» не напечатали. Одно дело, когда ахинею человек из головы придумывает, а другое, когда он свою ахинею фотографиями подтверждает. На пленке Шосткинского завода. даже они напечатать не могли.
Как — почему? Они только недавно решились напечатать «солнцепоклонника» Чижевского. О том, что вспышки на Солнце влияют на земные инфаркты и инсульты. А тут какой-то невидимый мыслеобраз, рожденный в горячечном мозгу алкоголика, да еще зафиксированный на пленку. В статье я доказывал, что эта «мыслекрыса» не погибает даже со смертью алкаша. Она живет своей особой жизнью. И может еще очень многих людей покусать. Иногда до смерти. В общем, полная ахинея.
Ладно. Не пришли они, значит, на занятие. Раз или два, не помню. А потом приходит Пойнтер. Один. А ее нет. Пойнтер на себя не похож. Дворняга беспородная. Весь семинар сидит поджавши хвост. Мальчишки все мрачные. Обе девчонки из группы многозначительно перемигиваются. Я делаю вид, что ничего не замечаю. После семинара Пойнтер подходит ко мне. Он очень хочет со мной поговорить. Он раздавлен. Его опозорили! Он не знает, что ему делать. Закрываемся мы в пустой аудитории. И он начинает свой страшный рассказ.
Лирику я опускаю. Их прогулочки вдоль весенней Невы. Их сидения допоздна. То у загадочных сфинксов, то в мокром Соловьевском садике. Его возрастающую с каждым днем стойку на зеленоглазую мы тоже опускаем. На третий день она разрешила себя поцеловать. На радостях они идут в ее любимое кафе-мороженое на набережной. У памятника заблудившемуся капитану Ивану Федоровичу Крузенштерну.
Точно! Теперь оно называется ресторан «Фрегат». Там мы с тобой и познакомились, Первозванный. Мир тесен. В кафе они едят любимое ее черносмородиновое мороженое, слушают заезженный маг. Пол Анка поет дня нее любимую песню: «Только ты, девчонка рыжая…» Напоследок они выпивают по бокалу полусладкого шампанского. Довольные и счастливые, выходят в весеннюю ночь. На улице благодать. Расставаться не хочется. Марина вдруг говорит Пойнтеру, что мама Света уехала на дачу. И приглашает Пойнтера к себе домой. Послушать любимую музыку. Ну зачем же еще? В такой чудесный вечер…
Марина открывает дверь своим ключом, они входят в узкий коридор какой-то коммунальной квартиры. Заходят в комнату…
Дальше совсем коротко. Телеграфно, как говорится. В полумраке они кайфуют. У мамы, оказывается, спрятана к празднику бутылка хорошего вина. Португальского портвейна. Очень был модный тогда портвейн. С веселыми дедушками на этикетке. Они пьют чудесное вино, танцуют. В Пойнтере все больше играет его охотничья сущность. Он целует Марину в шею. Она робко сопротивляется. Пойнтер хватает дичь…
А дальше… Пойнтер клянется, что дальше он ничего не помнит. Утром он просыпается в той же комнате. На грязной двуспальной кровати. А рядом с ним — храпит незнакомая пьяная баба. Голый Пойнтер в ужасе. Он хочет тихо уйти. Но не находит одежды. Просыпается баба. И грубо требует с него денег за проведенную ночь. Угрожает. Если он не заплатит, она позовет своих «котов». И Пойнтер заплакал от злости. Не в той комнате, конечно, а у меня в аудитории. Пойнтер заплатил этой грязной бабе все свои деньги. Их не хватило. Пришлось отдать ей пыжиковую шапку. Баба требовала тариф за всю ночь. А пыжик тогда солидно стоил.
Пойнтер плакал. Обзывал зеленоглазую разными нехорошими словами. Предположил, что Марина сутенерша. Она доставляет своей маме-проститутке клиентов… Ха-ха… Это он так про мою любовь Светлану Филипповну.
Пойнтер клялся отомстить Марине. От мести я его отговорил. Пожурил его за вульгарный материализм. Кто же так нажирается в присутствии дамы? Пойнтер клялся, что выпил всего пару рюмок портвейна с веселыми дедушками. От них отключиться он не мог. Доказывал, что в портвейн что-то было подмешано. И во всем обвинял Марину.
Пришлось ему доказать, что если это не ее комната, она могла и не знать, что портвейн «балованый».
— А зачем она меня в чужую квартиру привела? — рычал Пойнтер.— Она же сказала, мы пойдем к ней домой! Что мама на даче!…
Пришлось ему объяснить, что он ей очень понравился. К себе домой вести его было никак нельзя. У нее очень строгая мама. Вот она и придумала этот трюк с квартирой. Взяла ключ у подруги часа на два. Ведь она же не приглашала его на всю ночь. И случилось страшное, как говорится… Пойнтер отключился. Марина пыталась его разбудить. Но не смогла. И в ужасе убежала. Ночью вернулась хозяйка комнаты. Что было дальше, только Богу известно. И хозяйке. Но Марина-то тут при чем?
Пойнтер сидел надувшись. Но ему очень понравилась моя версия. Больше всего ему понравилось, что из-за него Марина пошла на такое. Ведь если бы не этот «балованый» портвейн с веселыми дедушками, к которому Марина никакого отношения не имеет, все бы получилось как надо. Как он привык. В конце разговора Пойнтер совсем успокоился. И обнаглел. Попросил меня, чтобы я узнал настоящий адрес Марины…
Тогда я очень редко ругался матом. Потому что, как известно, питие определяет бытие. Но на Пойнтере я сорвался. От души. И не на него вовсе. На себя. На себя…
Потому что меня-то эта дешевая детективная версия никак не устраивала. Я-то отлично понял, что Марина виновата во всем. Она заманила Пойнтера в ловушку, напоила сонной отравой и уложила в постель к дешевой проститутке.
Зачем? Она отомстила.
Кому? Конечно, не Пойнтеру. Он-то перед ней был ни в чем не виноват.
Мне? Ты думаешь, она мне отомстила, Первозванный? За мой циничный профессиональный разговор? За тропинку не в ту сторону? За отказ от нее?
Ты не прав, Первозванный. Она мстила тому, первому! Я уже догадывался, кто скрывается за ее изумрудной дверью. Догадывался! И я решил довести лечение до конца.
Статью свою я отправил в Москву в редакцию «Природы». Ожидал всемирного триумфа. Чувствовал себя счастливее Колумба, открывшего лишний континент. Не зря его назвали Вест-Индией. Так сказать, «лишней Индией». А я открывал человечеству целый мир! Новый мир! Сулящий невиданные возможности…
Ладно, ладно… Окрыленный предстоящим триумфом, упаси Бог, не моим, триумфом всего прозревшего человечества, я с удовольствием взялся за болезнь зеленоглазой Марины. Чтобы увидеть свой маленький триумф в зеленых глазах мамы Светы.
Нет, Марину я не видел. Да мне она была пока и ни к чему. Сама бы она никогда не открыла мне свое чудовище.
Я нашел ее соседа по даче. Помнишь, Светлана Филипповна рассказывала о чудесном мальчике, который ради Марины отказался от отдыха на золотых калифорнийских пляжах. И которого она тоже опозорила. Я нашел этого бывшего мальчика. И узнал, что опозорила она его точно таким же способом. Подложила румяного красавца к той же грязной проститутке.
Зачем она это делала? Все очень просто, Андрюша. Тут действует тот же закон замещения. Чудовищу своему она отомстить не может. И она мстит ему через замещенные жертвы. Я нашел ее подругу-одноклассницу. Ту, что жила в коммунальной квартире. И давала ей свой ключ. Девочка оказалась скромной и тихой. Единственной дочерью мамы-библиотекарши. Она и познакомила Марину с соседкой-проституткой. У Марины родился грандиозный план мести своему чудовищу.
