Машина рванула с места. Алик и Андрюша откинулись на спину сиденья. За БМВ ушел и «чероки». По широкой сосновой аллее полетели к белеющим вдали воротам КП.
Чен сказал в трубку:
— Мигалку зажги!
Андрюша обернулся. Сзади на крыше «чероки» закрутилась синяя милицейская мигалка.
Чен не отнимал трубку от уха:
— Первый пост!
Белые ворота впереди расползлись в стороны. Водитель включил сирену. Попрощался с охраной. Охранник выскочил из застекленной будки. Взял под козырек. Чен буркнул в трубку:
— Первый, забудь ментовские привычки. Хозяин приехал. Он этого не любит!
Смущенный охранник скрылся в будке. Задвинулись белые ворота.
Алик оглянулся в последний, как ему казалось, раз на огромный странный белый дом. Увидел на крыше дома полосатую сферу антенны спутниковой связи, круглые чашки антенн релейки и еще какие-то непонятные металлические фермы, затянутые сеткой проводов. Над плоской крышей дома-лайнера кружились чайки. Казалось, это не машина уезжала, а дом-лайнер плавно отплывал от них. Да не пассажирский лайнер, а огромный научно-исследовательский корабль.
Андрюша положил на колени желтый пакет и только тут ощутил в нем тяжесть ТТ. И обрадовался, что дедушка Петрович не подвел. Снабдил их оружием на дорогу.
— Ты пожуй, Андрюша. Я тебе кое-что поесть собрал, — сказал Алик.
Андрюша поднял с пола белый пакет. В пакете были две банки пива «Хольстен», бутерброды в пластмассовой коробочке. Андрюша открыл банку. Протянул ее Алику.
— Я уже, — отодвинул от себя банку Алик, — я уже сыт…
— По горло, — засмеялся, не поворачиваясь к ним, Чен. — Ты ешь, служивый. А Саша Ольшанский тебе задачу расскажет. А я послушаю. И проверю, хорошо ли он нас понял.
Андрюша сжимал в руке банку пива. Глядел на наглый прилизанный затылок Чена, показал Алику пакет с ТТ. Положил ему пакет на колени, чтобы и он ощутил тяжесть пистолета. Алик понял, кивнул на заднее стекло. В двух метрах от них сверкал никелированный бампер джипа.
Чен оценил их паузу и повернул зеркало заднего вида к себе. В зеркале блеснули его черные прищуренные глаза.
— Давай, Ольшанский, рассказывай. По порядку. Я слушаю.
Алик осторожно тронул коленом Андрюшу:
— Ешь. А я рассказывать буду.
Андрюша достал из коробочки бутерброд с ростбифом. Жадно откусил. Запил пивом. Чен через зеркальце пристально следил за ними.
— Ну, рассказывай. Я жду.
Алик не спеша закурил сигарету:
— Андрюша, Марина опять заболела. Мне пришлось раскрыться…
Чен резко повернулся к нему:
— Тебя бы и так раскрыли, на первом же допросе, по твоей отметине на груди.— И Чен ткнул пальцем в грудь Алику.
Алик убрал его руку:
— Не хамите, юноша. Не было бы никакого допроса.
Чен засмеялся:
— Хочешь к генералу? Поехали на Литейный! Подохнешь там, как подопытный кролик.
Андрюша посмотрел на Алика. Алик улыбался Чену:
— Зачем пугать нас, юноша, — мы с Георгием Аркадьевичем договорились, что он нас отпускает на все четыре стороны.— Алик подмигнул Андрюше.— Нас отпускают, Андрюша. Это главное.
— А взамен? — напомнил ему Чен. — Что ты должен сделать взамен?
— Я должен вылечить Марину.
— Сначала найти ее, — уточнил жестко Чен, — и доставить нам.
— Найти ее. Вылечить. И отдать им, — согласился Алик.
— Вот теперь все четко, — похвалил его Чен. — Найти, вылечить и отдать.
Андрюша резко толкнул Алика коленом.
— Другого выхода нет. Я все сделаю сам. А ты свободен, Андрюша.
Чен хмуро улыбнулся Андрюше:
— Мы же еще не доиграли с тобой, служивый. Еще полтора раунда за мной. Правда?
4
Храм
Дождь кончился как по мановению волшебной палочки. Бывают на Васильевском такие чудеса. Где-то на той стороне Невы, у Адмиралтейства или у Гостиного, хлещет ливень, а на Васильевском острове в промоине грозовых туч сверкает веселое солнце. Чаще, конечно, наоборот: на той стороне золотится на солнце Исаакий, сверкает адмиралтейский шпиль, а на острове гнутся под ветром старые тополя на Большом, хлещет дождь, сверкают молнии.
Алик с Андрюшей сидели на скамеечке на бульваре между Шестой и Седьмой линиями. Алик раскинул руки по спинке скамейки. Подставил солнцу бледное лицо. Андрюша смотрел вслед удаляющемуся в сторону Большого проспекта белому джипу:
— Странно…
— Что странного? — жмурился на солнце Алик.
— Высадили нас и уехали…
— Я условие поставил, чтобы мне не мешали… Чтобы не следили за мной…
Андрюша оглянулся:
— Думаешь, не следят? Странно…
Алик протянул Андрюше руку:
— Второе мое условие, Первозванный, — чтобы они отпустили тебя. С Мариной я сам разберусь. Тут уж ты мне ничем не поможешь… Спасибо за все, Андрюша… До встречи.
Андрюша резко откинул протянутую руку, улыбнулся нехорошо:
— Тут уже не в тебе дело, Алик. Слышал, что этот чмошник сказал? «Еще полтора раунда за мной!» Как я могу уйти? Что он обо мне подумает? Я верну ему долг.
Алик опять раскинул руки вдоль скамейки. Задумался, щурясь на солнце.
— А ты знаешь, где сейчас Марина? — вернул его на землю Андрюша.
— Конечно. В доме с совами. Который я просил тебя запомнить.
— Чего же мы сидим? Идем узнаем, что с ней.
— Прежде чем к ней идти, мы должны осмыслить то, что поняли только сейчас.
— А что мы поняли?
Алик достал сигареты. Закурил.
— То, что Капитан Джо отпустил ее специально. От него бы она не убежала.
Андрюша растерялся:
— Он сам ее отпустил? Зачем?
— Он поступил очень разумно. Этот парень достойный противник. Он знает, что насильно, из-под палки, я лечить ее не буду. Он отпускает ее на свободу. Чтобы она сама попросила меня об этом.
— И ты ее вылечишь?
Алик улыбнулся и развел руками:
— А что мне остается делать, Первозванный? Тем более «папа» обещает мне за это сто тысяч. Ровно столько, сколько нам надо на «фанеру».
— Слушай, — сурово напомнил ему Андрюша, — мы же решили замочить Капитана Джо.
Алик вздохнул. Положил ногу на ногу.
— Это слишком радикально. А я все-таки психолог. Сначала я должен с ним встретиться. И все у него выяснить.
— Чего выяснять! — заволновался Андрюша. — С ним и так все ясно — козел!
— Не горячись, — успокоил его Алик, — он же нашел ее… Он же вернулся… Может, он ее любит? Разве за это убивают?
— Давай, выясняй! — махнул рукой Андрюша. — Лечи Марину, получай свои сто тысяч! Строй ероплан! И улетай отсюда к едреной матери! Лечи ее для бандита!
— Успокойся, Первозванный, — улыбался Алик,— я не буду ее лечить, пока не встречусь с ним.
— А где ты с ним встретишься, где?!
— Да здесь, на Васильевском. — Алик оглянулся сначала в сторону Среднего, потом в сторону Большого. — Уверен, он нас уже ищет.
Мимо них прошел загорелый парень в вытертой кожаной косухе. Совершенно седой. Над седой головой, как нимб, торчала черная пружина наушников. Парень улыбался, подергивал шеей в такт музыке.
Алик внимательно посмотрел ему вслед.
— Знакомый? — спросил его Андрюша.
— Наверно, — пожал плечами Алик, — нашего поколения в Питере почти не осталось. Перевешались, спились, на лишний континент разъехались. Мы с ним всенепременно встречались в какой-нибудь компании. Очень вовремя я свою маечку скинул.
— Маечка-то при чем? — не понял Андрюша.
Алик показал пальцем на уходящего:
— Ты посмотри на этого седого могиканина в джинсах. Атавизм. Кошмар!
Парень в вытертой косухе остановился и оглянулся на них. Алик сделал вид, что уронил пепел на колени. Стал тщательно их отряхивать. Загорелый улыбнулся, громко просвистел начало «Морского патруля» Глена Миллера. И пошел к Среднему, подергивая плечом под неслышную музыку.
— Кошмар, — поморщился Алик, — в этом седом безумце я узнаю себя. Кошмар!
Андрюша не понимал, зачем Алик так завелся на загорелого, и вернул его к теме:
— Ты серьезно им хочешь Марину отдать?
— От нее будет зависеть.
— В больнице она сказала, что она тебе должна что-то?…
— А я ей сказал, что она со мной за все рассчиталась.
— За что она тебе должна?
Алик всем своим видом показывал, что разговор этот ему неприятен.
— Я же тебе ночью рассказывал. Я ее вылечил. И не взял с нее ничего. С нее лично… По теории психоанализа так делать нельзя ни в коем случае. Обязательно нужно взять.
— Что же ты не взял?
Алик почти с ненавистью посмотрел на Андрюшу:
— Она предложила мне себя… Разве я мог принять такой щедрый дар?
— А если она в тебя по-настоящему влюбилась?
Алик рассмеялся:
— Вот именно, «если»… Я бы всю жизнь мучился, Первозванный. Всю жизнь решал, что это — настоящая любовь или плата за лечение. Я бы этого не вынес. Пошли, Первозванный.
Они пошли к Большому проспекту. Слева за тощими мокрыми деревцами мелькнул шпиль небольшой желтой церкви. Алик остановился.
— Мой любимый храм,— представил он церковь, как человека.
