— У меня лопнули два ведра.
— Марк, какие ведра? Ты сколько выпил?
— На мой вес сущий пустяк. У меня лопнули два ведра. Не знаю, сука, из чего они их делают, но там не просто ручка порвалась, там дно шмякнулось. Блин, а у нас ведер-то дома и нет. Или есть?
— Марк, может ты чего-нибудь паленого выпил? Где ты был?
— На обезьяну смотрел. Шучу, я ее не видел. Оля запретила. Говорит только вдвоем. Ладно, раз ничего нет, пойдем так заносить, — все что мне хочется сказать, это то, что Озеров шмякнулся головой по дороге домой. А может и вправду упал, вот и несет какую-то чушь про ведра? Марк берет меня за руку и ведет к двери. На ходу надеваю тапки и спускаюсь вместе с ним вниз. Как там говорят-у меня отвисла челюсть? Кажется, теперь я понимаю это выражение на сто процентов. На лестнице действительно лежат два пластмассовых белых ведра, у одно из которых отвалилось дно, а второе с виду целое, но с оторванной ручкой. А в них лежат белые розы и те самые гипсофилы…
Глава 30
Какая-то часть меня определенно ликует. Это все для меня, значит простил! Кто вообще покупает столько роз?
— Марк, это все мне? — наклоняюсь и беру одну розу в руки. — Зачем так много?
— Вообще-то это не для тебя. Завтра поминки.
— Какие поминки?! — приподнимаюсь и облокачиваюсь о стену.
— Обычные среднестатистические поминки по холостяцкой жизни.
— Дурак! Так нельзя шутить!
— Ладно, ладно, давай забирать их отсюда. А то соседи еще увидят, позор позорный, — стоит и взъерошивает волосы руками, при этом почему-то улыбается.
— Марк, — подхожу к нему ближе и вместо того, чтобы треснуть за «поминки», обнимаю его. Так крепко, что слышу его сердцебиение. Озеров обнимает меня в ответ одной рукой, а второй убирает мои волосы.
— Мы можем, конечно, стоять и здесь. Поговорить, потом заняться экстремальным сексом на перилах и прочее, но мне кажется, дома будет лучше. Нет?
— Да, — сама отцепляю от него руки и вновь наклоняюсь к цветам. — Озеров, да ты романтик. Обалдеть, — пытаюсь взять розы в руки, но выходит это с трудом. Их реально слишком много, к тому же все-таки в определенных местах они колючие.
— Давай, Марина Евгеньевна, не халтурь, все поднимай, — слышу над ухом голос Марка, который также, как и я, пытается взять вторую охапку роз с гипсофилами.
Через минуту мы уже стоим дома с ошалелыми лицами, думая куда деть цветы. Так ничего и не придумав, Марк кладет их на диван, и я вместе с ним. Озеров оглядывается по сторонам, сначала обращает свой взгляд на столик с остывшим ужином, затем переводит его на цветы, при этом ухмыляясь вслух, а заканчивает осмотр моей скромной персоной. Черт, почему сейчас в голове нет ни единой мысли, еще минуту назад хотелось так много сказать, а сейчас как будто язык проглотила. Марк рывком притягивает меня к себе, подхватывает на руки и усаживает на кухонный стол.
— Да здравствует панкреатит.
— Что?!
— Наготовила вредной и вкусной еды, вот что. Надела платье… Значит ждала меня.
— Ждала. Я думала ты уже не придешь.
— А я, что ты уйдешь, — обхватываю его лицо двумя руками и начинаю гладить его щеки. — Я был не прав, но вовсе не потому что так сказал. Мое мнение насчет твоей матери не изменилось. А вот то, что за столько времени я так и не сказал тебе того, что ты возможно хотела услышать, да, в этом я лажанул. Забавно, но мне всегда казалось это таким очевидным. И ты, как самая умная девочка из всех, которые были в моей жизни, должна была это понимать. Не знаю какими ты меня зельями опоила. Наверняка что-то было в тех первых кексах, а может просто заклинания какие-нибудь читала, хрен тебя знает.
— Ну ты и дурак, Озеров, — не могу скрыть смех.
— В общем, как бы там ни было, я люблю тебя. Никогда бы не подумал, что так будет, но это так. Вселенского счастья не обещаю. Как и отсутствия проблем и ссор. Но сделаю все, чтобы нам было хорошо вместе, а так как это возможно-обещаю. Наверное, у нас у обоих неправильные понятия в голове, уж так получилось, ты без отца, я без матери, изменить свое сознание сейчас уже не получится. Но я хочу, чтобы ты жила как обычная и нормальная, подчеркиваю нормальная девушка, — кладет свои руки на мои ладони.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нормальной быть не получится. Точнее нормальными. Мне кажется, это не про нас, — сама притягиваю его к себе и целую в губы, зарываясь пальцами в его волосы. — Я тебя люблю, Озеров, очень-очень. Ты только не вспоминай те слова, пожалуйста. Я не хотела их говорить, так получилось.
— Не буду. И ты меня прости. С понедельника ты увольняешься с работы и это не обсуждается. Еще наработаешься будучи врачом, — отстраняется от меня и достает из кармана кольцо. — Ты не поверишь, но на бархатную коробочку мне не хватило на карте денег. Я подумал, что все же кольцо важнее, а коробочка-это так, для выпендрежа. Правильно? — сглатываю и не могу до конца осознать, что сейчас происходит. Марк берет мою руку и надевает кольцо на безымянный палец. — Нравится?
— Нравится.
— Вообще-то я ожидал как минимум восторгов. Что ты за девушка такая? — наигранно удивляется Марк.
— Я восторгаюсь внутри себя. Ты мне что, замуж предлагаешь?
— А что, непонятно? Ну ты, блин, Марина тормозина. Поженимся в конце августа. Или в сентябре, в общем как хочешь. Потом устроим десятидневный трахательный марафон, в смысле свадебное путешествие. Через два года нужен обязательно деть. Ты как раз закончишь ординатуру, поработаешь чуть-чуть, и разочаруешься в реалиях нашей медицины окончательно. А я открою к этому времени нашу с тобой клинику, и тебе будет куда возвращаться после декрета.
— Деть?
— Ну да, деть. Оно же дите. После того, как разочаруешься в медицине, я тебя благополучно обрюхачу.
— Ты такой романтичный, Озеров. В жизни бы не подумала.
— Сам себе удивляюсь, — задирает мое платье, ведет руками вверх по моим бедрам, при этом нежно целуя в губы. Обхватываю его шею и притягиваю к себе сильнее, сама углубляя наш поцелуй. Марк раздвигает мои ноги и устраивается между них. Проводит пальцами по трусикам, касаясь сквозь ткань клитора, а я не выдерживаю и стону ему в губы. Слышу, как расстегивает ширинку, приспускает штаны с боксерами, и вот уже и мои трусики отодвигаются в сторону. Он тут же в меня входит-резко, ненасытно, так, что из груди вырывается непроизвольный крик. Не останавливаясь ни на секунду двигается во мне, наращивая темп. Не знаю сколько это продолжается, но я буквально плавлюсь в его руках, от бессилия кусаю его за плечо и растворяюсь в удовольствии. Марк от меня не отстает и через считанные секунды кончает. Громко дышит мне в шею, проводит по ней языком, как будто пробуя меня на вкус, резко подхватывает меня под попу и куда-то несет…
***
На часах полпервого ночи, но вместо того, чтобы спать, я упорно смотрю на Марка, вырисовывая очередные узоры на его идеальном теле. Кто бы мог подумать, что такой ужасный день станет началом новой жизни. С ума сойти, я стану женой! У меня будет своя собственная семья. Семья…
— Марк, а ты не боишься, что на тебя могут пожаловаться? Я имею в виду Влада. Ты когда ушел, я пошла к ним в палату и сказала, что у нас есть камеры и по ним видно, что он силой затащил меня в палату. Мне кажется, он только этого и добивался, в смысле того, чтобы спровоцировать тебя. Хотя мама сказала, что они не будут жаловаться. Но мне все равно страшно, — Марк приподнимается и смотрит на меня совсем не так, как это было полчаса назад. Он зол и это видно даже невооруженным глазом. Взъерошивает волосы и садится на кровать, поворачиваясь ко мне спиной.
— Значит так, Марина. Говорю один раз, и чтобы было понятно. Ты больше не заходишь к нему в палату и не разговариваешь с ним ни о чем. Это понятно?
— Понятно. Не злись. Я просто не хочу, чтобы у тебя были из-за этого проблемы, — привстаю с кровати и обнимаю его сзади.
— Я с этим сам разберусь. Заведующей об этом инциденте я уже рассказал, так что этого гондона вести будет она.
