— Это хорошо. А если…
— А без если.
— А где ты был полдня? Я ждала тебя, но ты не вернулся к концу рабочего дня. И я уехала.
— Сначала у заведующей, потом в реанимации, а закончил поездкой к отцу.
— Ты забыл телефон на работе?
— Нет.
— А почему тогда не брал трубку?
— Вообще-то я был обижен, — усмехается Марк.
— Ааа. Ну это меняет дело. Ну не злись, иди сюда, — тяну его обратно на кровать и ложусь рядом.
— Можно еще вопрос, ты сказал про свою клинику. Что ты имел в виду?
— А это? Ну так я ж у тебя завидный жених. С богатеньким папой, а если серьезно, то у меня уже более десяти лет лежат деньги, подаренные мне отцом после окончания университета как раз на клинику. Отец понял, что я все же не вольюсь в его бизнес и сделал мне такой подарок, но я не хотел ими пользоваться, мне хватало моего заработка, а теперь семья, дети, почему бы и не воспользоваться. Так что теперь у нас будет своя клиника. А сейчас давай спать что ли. Завтра, точнее уже сегодня, пойдем смотреть на обезьяну. Еще надо переспать с мыслью, что я теперь в кандалах.
— Шути сколько влезет. И прекрати называть ребенка обезьяной.
— Я подумаю. А теперь спать.
***
Всю пятницу, несмотря на приятные события, я ходила как на иголках. Но к счастью, о том, что случилось в палате никто не судачил. Марк вообще был крайне спокоен. Обошлось и ладно. А вот маму я случайно встретила в коридоре, когда мы уходили с работы. Удивительно то, что она даже не посмотрела на меня, не говоря уже о том, чтобы поздороваться или просто кивнуть. Настроение было напрочь испорчено. Нет, я не собиралась вести с ней светские беседы, звонить и говорить, но вот так, как будто мы незнакомцы-это чертовски обидно. Наверное, день был бы окончательно испорчен, если бы мы не поехали смотреть на ребенка. Тут уж во мне что-то защемило. Таня оказалась вовсе никакой не обезьяной, пухлощекая девочка в повязке с большим цветком на голове и умопомрачительными ножками. Вот уж не подумала бы, что чужой по сути ребенок вызовет во мне столько эмоций.
— Оля, она такая лапочка. Можно взять на руки?
— Конечно, — берет ее из люльки и подает ее мне.
— Просто прелесть.
— А, по-моему, у нее кривые ноги, — вставляет свои пять копеек Марк. — Но на обезьяну уже не похожа.
— Марк! Оля, не обращай на него внимания, он шутит.
— Да я привыкла. Жуть как хочется посмотреть, как ты, Марк, будешь называть свою дочь обезьяной.
— Тю, у меня будет сын. Марина наколдует, да, Мариша?
— Нет. Говорят, в этом вопросе главенствующую роль выполняют мужчины, так что сам разберешься.
— Желаю тебе, Марк, чтобы у тебя родилась дочка, да, Мишенька?
— Определенно. Пусть даже будут однояйцевые девочки близнецы. Это чтобы тебе хватило разнообразия в девчачьем мире.
— Мне и так хватит, типун вам на язык. А у меня будет сын. Точно вам говорю.
Не знаю, что там про точно, но мне тоже всегда хотелось мальчика. Может потому что отца не было. Не знаю. Только вот глядя на эту щекастую крошку, вдруг захотелось такую же спокойную девочку. Но как только я подумала о том, что она удивительно спокойна для младенца, Танюша начала активно кричать. Успокоилась она на удивление быстро, только не у меня на руках, а у своего папы. Последняя мысль, которая посетила меня, глядя на эту картинку, да, я определенно не против дочки.
***
Не знаю, может меня окружают одни ведьмы, но поженились мы действительно в сентябре, как сказала Оля. Свадьба была по моим меркам скромная, с минимальным количеством гостей. Марининой матери на ней не было, они вообще после того случая ни разу не общались. Переживала ли Марина по этому поводу- безусловно да, правда вида не подавала, но это и так было понятно. Свои слова-не общаться с матерью до тех пор, пока она не расстанется с этим гондоном, она выполнила.
Наверное, если бы не Оля, Марина бы и вовсе не захотела устраивать свадьбу, но у Ляли есть уникальный дар убеждать людей. В итоге белоснежное платье, парочка дебильных конкурсов и голуби, обделавшие костюм, благо не мой, а моего отца. Ну как говорит Оля-к деньгам. Пусть умножает капитал. Видимо с помощью голубей нас и отправили в свадебное путешествие
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не знаю, как другие, я принимаю такие подарки без зазрения совести. Моя совесть вообще сейчас очень глубоко спит где-то внутри. Я во всех смыслах этого слова кайфую, глядя на бескрайние острова и Марину, о чем-то беседующую с какой-то длинноносой бабой. Удивительная штука жизнь, еще год назад я считал Марину мягко говоря замухрышкой, а сейчас наслаждаюсь, глядя на ее хмурящееся лицо от палящего солнца, простыми движениями ее ног, которые что-то вырисовывают на песке, веснушками, которые активно засыпали ее лицо. Ну давай уже, прощайся с длинноносой и иди ко мне. Раз, два, три. А вот и засеменила ко мне. Ну наконец-то.
— Я забыла тебе кое-что подарить, — усаживаясь на шезлонг, с улыбкой произносит Марина. Берет пляжную сумку и достает оттуда пластмассовый розовый молоток. — Это тебе. Когда им ударяешь обо что-то, он пищит.
— Ты бухнула, когда я отвернулся?
— Неа, — улыбается Марина и ударяет мне им по лбу. Да, действительно пищит. — Всякий раз, когда ты будешь пялиться на какую-нибудь бабу, будешь получать им по лбу. Будем в магазине-все равно получишь по лбу. Будешь глазеть в самолете на стюардессу-тоже по лбу. В общем всегда и везде.
— Я ни на кого не пялился!
— Пялился. Я тебя предупредила. Кстати, в больнице тоже буду бить. Не хочешь позориться — не пялься.
— Я и не собирался. И смотрел я только что на тебя.
— Да?
— Да!
— Ну тогда прости, — секунда и снова удар.
— А это за что?
— Для профилактики, любимый.
Эпилог
Три года спустя
— Марк, Марк. Ну, Марк, — черт, зная, что это очередной Маринин загон, мне надо бы притвориться спящим.
— Мариша, сейчас три ночи. Ты не забыла? Или у тебя очередные ложные схватки?
— Нет у меня никаких схваток, ты мне это всегда будешь припоминать?
— Если бы это было один раз-нет. Но это было трижды за последнюю неделю, так что дай поспать, если ничего важного или тебе плохо?
— Мне хорошо.
— Тогда спи, родная. Хорошо?
— Хорошо, — пододвигаюсь к Марине и обнимаю ее немаленьких размеров живот. Секунд пять, и я понимаю, что подо мной мокро.
— Это что? — включаю ночник.
— Воды отошли, видимо.
— Ты с ума сошла? Почему молчишь?
— Ну это же не схватки и мне вполне хорошо.
— Совсем мозг поплыл? — вскакиваю с кровати и начинаю на ходу одеваться.
— Да мне хорошо, правда. Странно, что совсем не больно. Может ты примешь роды сам у нас дома?
— Точно что-то с мозгом, — кое-как накидываю на нее одежду и тяну на выход.
— Все нормально, я сама дойду. Подожди, молоток забыла.
— Ты точно кукукнулась.
— Да нет, это чтобы вымещать зло в процессе родов. Тебя ударю или себя, ну чтобы отвлечься. Принеси, пожалуйста, он на полке в ванной.
Я тоже видать недалеко ушел, раз иду за дебильным игрушечным молотком. Через полчаса мы уже были в нашей клинике. Молотком меня шандарахнули раз сто, но видимо Марине это несильно помогло, из ее уст я услышал то, чего в принципе не слышал за все время нашего знакомства. Да, роды безусловно расширяют словарный запас.
— Все, Марк, теперь иди, — тяжело дыша произносит Марина. — Дальше я сама, видеть это тебе не обязательно. Иди.
— Ты руку мою не отпустила.
— Ой, все, иди.
— Может я лучше останусь?
— Нет! Иди Оле позвони, она просила ей сказать. У нее там какой-то ритуал на роды, — О, Господи. Только ничего не произноси вслух, Озеров. Только не вслух.
— Позвоню. Люблю тебя.
— И я. Все, брысь, Озеров. Ой…
***
Странные ощущения, нарезать круги, при этом чувствовать себя каким-то гостем. Я ведь врач, почему я не могу быть в палате? Абсурд какой-то. Жуть как не хотелось звонить Оле, но почему-то совесть не позволила, ведь Марина попросила же. Честно говоря, я вообще не слушал что там щебечет Оля в трубку, пока не услышал, «скоро ваша лялька появится на свет».
