держать при себе охрану. Кинжал тогда попал герцогу острием прямо в грудь, но, к
счастью, под бархатным камзолом на нем в тот день была надета тонкая кольчуга, и
кинжал не причинил вреда. Покушавшегося удалось изловить, и в подземельях замка
Бульон он сознался, что был нанят родственниками Рудольфа Швабского, когда-то
павшего от руки Готфрида. Имелись веские основания полагать, что покушение
вскоре может повториться, и теперь оруженосцы герцога в людных местах носили с
собой даже заряженные арбалеты. Правда, сейчас арбалетов у братьев Турнейских не
было.
Справа и слева от Готфрида шли двое стареющих, но все еще могучих рыцарей:
барон Рембот Кротонский и барон Бернар де Сент-Вале. Первый являлся коннетаблем
при дворе герцога, а второй — сенешалем. Герцог о чем-то негромко разговаривал с
ними. Это были самые надежные и проверенные временем люди из его придворного
окружения, и герцог мог полностью доверять этим двоим: оба они служили еще его
дяде, Готфриду Горбатому.
Процессия неумолимо приближалась, коридор был достаточно освещен
факелами, и де Пейн имел возможность хорошо рассмотреть герцога Нижней
Лотарингии. Герцог был русоволосым и носил небольшую бородку, а взгляд его
светлых серо-голубых глаз казался сосредоточенным, но не тяжелым, а скорее
внимательным. Воля и ум чувствовались в этих глазах. Говорили, что герцог похож
лицом на своего предка Карла Великого, наверное, так оно и было.
Чем ближе подходили лотарингцы, тем сильнее билось сердце Гуго де Пейна. В
сравнении с этими высокими сильными светловолосыми людьми в роскошных черных
одеждах, расшитых орлами и лебедями, он чувствовал себя в своем суконном зеленом
плаще, местами выпачканном дорожной грязью, каким-то ничтожным, жалким и
очень смешным. Он совсем уже растерялся, когда еще издали герцог вдруг
неожиданно воскликнул, обращаясь к Гуго де Сент-Омеру:
— Ба! А вот и наш славнейший Гугон! Воистину, вот только сейчас я сказал
Бернару, что зря он не позвал тебя на эту вечернюю встречу с графами Блуасскими,
так вот он ты. Как раз вовремя. Присоединяйся! — И Герцог сделал приглашающий
жест правой рукой. И тут же, остановившись, он той же рукой указал на де Пейна.
— А это кто тут с тобой? Раньше я его не видел, но, клянусь, он немного
похож на тебя самого! — Сказал герцог.
— Это мой племянник, шампанский рыцарь из Пейна. Его тоже зовут Гуго, как
и меня.
— Я и не знал, что у тебя в Шампани остался племянник.
— Я не видел его целых двадцать лет, и вот сегодня я встретился с ним снова.
— Что ж, он славный малый, — сказал герцог, внимательно осмотрев де Пейна
с ног до головы проницательным и немного колючим взглядом. В это же время и все
сопровождающие герцога стали внимательно разглядывать шампанского рыцаря, и в
мыслях своих от стыда он уже не знал куда деваться, но все же смотрел лотарингцам в
глаза прямо и с гордо поднятой головой.
— Да он то славный, но попал вот в историю… — Начал де Сент-Омер.
— Вы идите, а мы с Гугоном сейчас догоним, — сказал герцог своим
сопровождающим и те, все четверо, пошли без него вперед по коридору.
— Так что за история? — Спросил герцог. И Гуго де Сент-Омер, не стесняясь
в выражениях о тупости графа Стефана де Блуа, быстро пересказал герцогу суть дела.
— Скверно. Но не волнуйся, мы что-нибудь придумаем. А сейчас пошли. —
Сказал герцог де Сент-Омеру. И они вместе отправились к остальным: двое баронов и
двое телохранителей-оруженосцев ожидали своего герцога шагах в пятнадцати
дальше по коридору.
Через полминуты Гуго де Пейн остался один. Некоторое время он постоял в
нерешительности, размышляя над тем, что ему следует сделать сейчас, потом решил
выйти на воздух. В дворцовом саду было прохладно, хотя и безветренно. Ночь
вступала в свои права, на ясном небе в окружении звезд висела половинка луны. От
пруда тянуло сыростью. Пахло еще не подсохшей весенней землей. Со стороны
86
графских покоев слышалась грустная песня местного слегка гнусавого трувера о
каком-то геройски погибшем рыцаре.
Кутаясь в свой зеленый плащ, Гуго просто брел по аллее, слушая довольно
заунывный мотив труверской песни. Молодой рыцарь думал о том, что надо было бы
начинать упражняться с булавой и заранее готовить лошадь, доспехи и оружие к
послезавтрашнему поединку, но, почему-то, ему ничего этого делать не хотелось.
Быть может, сегодня предпоследний вечер его жизни, а он потратит его на какую-то
суету! Тем более, что к поединку можно подготовиться и завтра, и даже послезавтра,
встав пораньше утром: турнир начнется не раньше, чем проснутся графы, а они,
особенно Стефан, любят поспать, тем более, после бурной праздничной ночи. Вряд ли
эти властители станут воздерживаться от обильных еды и питья, и ни Великий Пост,
ни Страстная Пятница им не указ. Рассуждая подобным образом, Гуго и не заметил,
как ноги сами вывели его к небольшой часовне, расположенной в дальнем углу
дворцового сада. Дверь была приоткрыта, внутри горели огоньки свеч, и де Пейн
вошел внутрь.
В тишине часовни, возле небольшого алтаря, перед роскошной, византийской
работы, иконой поклонения волхвов стоял аббат Мори. Гуго прошел к алтарю и встал
рядом с ним. Но священнослужитель не обратил на молодого человека ни малейшего
внимания. Глаза аббата были широко открыты, он смотрел на икону, но казалось, что
взгляд его, проходя насквозь, теряется где-то далеко. Так бывает, когда человек
смотрит через окно вдаль. Ладони аббата были сложены перед грудью в характерном
жесте молящегося, но он не произносил никаких слов, а, напротив, стоял тихо, как
безмолвное мраморное изваяние. И молодому рыцарю даже показалось на миг, что
священник не дышит.
—Ты удивлен, почему я молюсь, не произнося слов? Но не обязательны слова,
если молитва исходит от сердца. — Не меняя своей позы и, по-прежнему, глядя сквозь
икону, негромко произнес аббат, отвечая на мысль молодого рыцаря, так, словно бы
слышал ее.
—Здравствуйте, ваше высокопреосвященство. — Тихо поздоровался де Пейн.
—Здравствуй, Гуго. Перед Господом все равны, и потому, можешь не упоминать
титулы в Божьем доме, ибо они суета есть. — Произнес аббат, затем негромко
спросил:
—Что привело тебя, добрый юноша, в этот поздний час в храм Божий?
