отказать, и пробормотал: «да, конечно».
— А я подарю вам свой самый большой вышитый платок! — Воскликнула, не
скрывая своей радости, девушка, не обращая никакого внимания на сдвинутые брови
отца.
Незаметно за разговорами пролетело время. Соборный колокол уже давно
прозвонил к вечере, когда Гуго начал прощаться. Дамы остались за драпировками, а
дядя вышел его проводить.
Глава 9. На исповеди
Когда они спустились в длинную дворцовую галерею первого этажа, дядя
строго сказал де Пейну:
— Не придавай значения болтовне моей дочки, племянник. Я видел, как ты
смущался под ее взглядом, но учти, она помолвлена с бароном Вальдемаром
Гессенским, и с твоей стороны было бы опрометчиво ухлестывать за ней.
— Я и не собираюсь, — угрюмо сказал Гуго, опустив глаза, и рассказал дяде
про гибель в горящем замке Кристины де Селери, и о предстоящем судебном
поединке, который граф Стефан Блуа решил сделать первым номером турнира.
— Что же ты до сих пор молчал! — Воскликнул Гуго де Сент-Омер. — Нужно
немедленно идти к герцогу!
— Почему к герцогу? Ваш герцог здесь совсем не при чем.
— Он не имеет отношения к твоей тяжбе, но ведь весь турнир устраивается
для него. И он может помочь хотя бы отложить этот нелепый поединок. Или, он
может переговорить с графом Гуго и убедить того изменить решение брата. Как
правитель Шампани Гуго де Блуа имеет такое право, тем более, что преступления
Бертрана де Бовуар происходили на землях Шампани, а на суде сам граф Шампанский
не присутствовал.
— Бросьте, дядя. Участь моя, думаю, уже решена. Глупо, конечно, получилось
с этим разбойником. Выходит, для меня было бы гораздо лучше прирезать его тогда
прямо на месте, около домика кузнеца, а я, как последний дурак, понадеялся на
справедливый суд графа.
— Ты поступил по чести, племянник.
— Единственное, на что я теперь надеюсь, так это на то, что перед боем с меня
не потребуют отстегнуть меч и кинжал. Булавой я владею неважно, но уж мечом и
кинжалом сумею за себя постоять.
— И все же, ты недооцениваешь герцога. Это не какой-нибудь тебе
зажравшийся граф Стефан. Готфрид, прежде всего, рыцарь в высшей степени
доблестный, благородный и справедливый, потому я и служу ему верой и правдой
столько лет. И не думай, что я при его дворе мало значу. Ты же видел драгоценности
моих женщин и мой замечательный ковер? Так вот, я приобрел все это на службе у
герцога. Открою тебе один секрет. Вот, видишь это красное пятно на моей левой руке?
В детстве я играл на кухне, и кухарка случайно обварила меня кипятком. Она снимала
котелок с огня, а я как раз пробегал мимо и чуть не сбил ее с ног. Мне тогда было
шесть лет. Кипящая вода попала мне на руку, и я орал так, что сбежался весь замок.
Несчастную кухарку засекли насмерть, а я от боли долго не мог толком ничего
объяснить. После того случая на левой руке у меня на всю жизнь осталось это пятно.
Так вот, с тех пор я стал очень чувствительным ко всему. К еде, к вину, к людям, к
погоде. Ко всему, понимаешь? Не знаю, как объяснить тебе это, но я могу определить
доброе угощение или нет, могу предугадать перемену погоды, могу чувствовать даже
плохие и хорошие намерения людей. Думаю, эти способности я унаследовал от своей
бабки со стороны матери. Говорят, что она была колдунья и могла останавливать
кровь из ран заговорами.
— А при чем же здесь тогда ваше пятно на руке, дядя?
— Именно после того, как оно появилось, я и начал все чувствовать. Теперь,
если что-то нехорошо, оно краснеет и начинает зудеть. И герцог очень доверяет мне.
Он вверяет мне свою жизнь. Где бы и чем бы ни угощали Готфрида, я пробую все
угощения первым и только потом разрешаю или нет подавать ему, смотря по тому, как
ведет себя мое пятно и по разным другим ощущениям. Думаю, тебе все это трудно
понять, но знай, что я у герцога не только разливаю вино и пробую пищу. Я спасаю
его от врагов.
— И что же, у герцога много врагов?
— Хватает. Во-первых, почти все немецкие бароны Швабии и Саксонии,
которых он приструнил вместе с императором, во-вторых, хоть он и помирился с
папой римским, многие епископы, против которых он воевал, до сих пор жаждут
мести, да и еще толпа всяких недоброжелателей помельче. Так что, если бы не я,
герцога могло бы уже не быть на этом свете. И он это хорошо знает. Герцог ценит мои
услуги. А я не хочу, снова обретя племянника через двадцать лет, потерять его
навсегда уже завтра из-за дурацкого умысла какого-то тупоголового графа. Уверен,
что герцог мне не откажет и постарается помочь.
— Нет, дядя. Спасибо, конечно, за ваше желание помочь мне, но, боюсь, будут
затронуты правила рыцарской чести. С моей стороны жаловаться на брата своего
сюзерена немыслимо никому, кроме как, разве что, самому сюзерену. Но вряд ли из-за
меня братья станут ссориться. Да я и не хочу этого. – Обреченно произнес Гуго де
Пейн.
— И все же, я настаиваю на разговоре с герцогом. Впрочем, вот он и сам сюда
идет.
По широкому, освещенному факелами, коридору шли несколько человек. Даже
издали Готфрида Бульонского невозможно было не узнать по сверкающей
бриллиантами герцогской короне. Перед предстоящей вечерней встречей с графами де
Блуа, одет он был торжественно, и все знаки его герцогского достоинства были при
нем. Шел герцог широким шагом, спина его была прямая, левой рукой он
придерживал меч в черных с золотом ножнах. Это был любимый клинок Готфрида.
Великолепный старинный меч особой выделки, выкованный, как говорили, еще
Нибелунгами, один из мечей, принадлежавших когда-то самому Карлу Великому.
Наброшенный на плечи красивый плащ из темно-синего бархата с небольшим белым
лебедем, искусно вышитым над сердцем серебряными нитями, развевался за спиной
Готфрида от быстрой ходьбы.
На шаг позади за герцогом следовали его неизменные оруженосцы и
телохранители братья-близнецы Летальд и Энгельберт Турнейские. Оба широкие в
плечах и огромного роста, чуть ли не на целую голову выше самого Готфрида. Они
были почти что при полном вооружении, только без шлемов. После недавнего
покушения на жизнь герцога в Кельне, когда наемник, подосланный его кровными
врагами, метнул отравленный кинжал из толпы, Готфрид вынужден был постоянно
держать при себе охрану. Кинжал тогда попал герцогу острием прямо в грудь, но, к
